Призраки прошлого

– Я прошу прощения, если мой вопрос неуместен, – спустя пару минут молчания, всё-таки подала голос Елизавета, – Мне не совсем понятен ваш титул.

– Ох, – улыбнулся темноволосый, подняв брови в радостном изумлении, словно ждал именно этого вопроса, – Этот титул был введён совсем недавно, в семнадцатом веке, королём Яковым Первым. Это титул, – запнулся юноша и опустил взгляд в тарелку, – Как это по-русски, не имеющий всех привилегий высшего дворянства. Он также переходит по наследству, имеет имения, но не может, например, принять по наследству право находиться в верховном палате.

– О, как занятно, – кивнула княжна, опустив взгляд, раздумывая над тем, что ещё можно было бы спросить у гостя, дабы не погрязнуть в тяжёлой тишине, – Как вам Российская Империя?

– Я не видел ничего более величественного, – кивнул самому себе юноша, проговаривая словно заученный ответ. Лишь к концу ужина разговор смог стать настоящим, открытым и искреннем, оставившим приятный осадок в душе Ветринской. В тот вечер она впервые за два месяца по настоящему рассмеялась.

Обычно люди ищут положительное в отрицательном и отрицательное в положительном. Мало кто верит, что есть только черное и белое, обычно одно обязательно заляпано другим. Так со всем в этом мире и с самим миром, и даже с нами.

Осень наконец предоставила отдышку от ливней и Елизавета, уставшая от постоянных дождей наконец вышла на улицу, в сопровождении на удивление радостного и словно светящегося Петра. Князь Ветринский, протянув сестре локоть, медленно ступал по парку, щурясь от солнечных лучей и чему то улыбаясь.

– Петруш, может расскажешь, что тебя так радует? – чувствуя, как в груди разливается тепло, улыбнулась княжна.

– Что? – словно забывший про то, что сестра рядом, в некотором испуге, посмотрел на неё Пётр, – Ох, милая. Я задумался. Знаешь, давай присядем, – указав на лавку, предложил юноша и проведя сестру к ней, остался стоять, – Думаю, я должен был сказать раньше. Однако я могу себя оправдать – я остерегался, что ничего не получится, – Елизавета опустила взгляд и нахмурилась, не понимая, к чему ведёт её брат, – С месяц назад между мной и Томасом произошёл разговор. Который, буду честен, меня не удивил и всё же приятно обрадовал, – Ветринский в беспокойстве похлопал по брюкам и опустился рядом с сестрой, – Уповаю, ты не обидишься, если я скажу прямо? – обернулся Пётр к темноволосой, которая слегка сгорбилась, видно понимая, о чём идёт речь.

– Говори, – кивнула Елизавета.

– Лизонька, Томас попросил твоей руки. И я дал ему благословление, – улыбнулся юноша, повернувшись к сестре и встретившись с её холодным взглядом, – Ты не рада? Это такой шанс, сестрица, я думал, ты будешь благодарить меня, – нахмурился князь.

– Ты должен был посоветоваться со мной, – сжала платье Ветринская, отвернувшись и прикрыв глаза.

– О чём? Уже давно пора было это сделать, я нашёл самую лучшую партию для тебя, – откинувшись и сложив руки на груди, тише обычного сказал темноволосый, отвернувшись. Княжна глубоко вздохнула, не находя в себе сил спорить.

Может оно и к лучшему, думалось ей. В конце концов, покинуть эти края – значит избавиться от раздирающей изнутри памяти о родителях? Баронет был несомненно красив и приятен, так может оно всё и к лучшему? Как не гляди, а Пётр был прав, более хорошей партии не сыскать и всё же обида затаилась в женской груди и до конца прогулки Елизавета не вымолвила ни слова.

Дни тянулись ужасающе быстро, не позволяя княжне как следует обдумать всю ситуацию. Да и ей не хотелось ничего глубоко обдумывать, у неё не находились силы на это, поняв, что любезный иностранец, который так ласково обходился с ней и её горем, в их пусть короткие и редкие встречи, будет столь же нежен в их супружеской жизни, девушка решила боле не думать. При всей любви к дому своего детства, Ветринской были тягостны даже мысли о том, что она останется здесь или где то поблизости. Ей хотелось сбежать и раз такая возможность появилась, нелепо было от неё отказываться.

– Мисс Елизавета, – сняв шляпу и обворожительно улыбнувшись, поприветствовал невесту Томас, не ожидавший столкнуться с ней ранним утром, – Как ваше самочувствие?

– Благодарю, баронет Баршеп, – кивнула княжна, присев в реверансе и к удивлению для себя почувствовала прилив бодрости, пробежавшийся по её телу лишь от одного взгляда на юношу и проследя за его безгреховными движениями. Елизавета не могла налюбоваться его красой, наверняка то же самое испытывали все девы, которым удалось хоть раз свидеться с ним, – Я чувствую себя чудесно, с недавних пор.

– Я невероятно рад, – подойдя поближе и оперевшись о перила, слегка постукивая по ним пальцами, кивнул Томас, – Мне, право, неловко спрашивать, зная о том, как вам тяжело, – закончить ему не дала Елизавета, подняв руку в немой просьбе прекратить, – Да, прошу прощения.

– Я полагаю, вы хотели спросить что то, связанное с нашей свадьбой? – Томас хотел было сказать что то, но вместо этого подошёл чуть ближе, оставляя между ними всего два шага, – Томас, – выдохнула девушка, прикрыв глаза, – Мне бы хотелось быть с вами откровенной, на столько, на сколько вы мне это позволите, – Баронет подошёл ещё ближе и княжна могла почувствовать его тёплое дыхание, колышущее её локоны, выбившиеся из причёски, – Уведите меня отсюда, как можно скорее, я не могу боле тут находиться. Я терплю, но боюсь, что скоро моим силы совсем закончатся.

– Элизабет, – шепнул баронет прямо над женским ухом, – Я увезу вас, скоро, – мужская ладонь опустилась на девичью щёку и провела по ней мучительно медленно.

– Я так жду этого, – всхлипнула Елизавета, прижавшись к ней и наконец открывая глаза, утопая в синеве, которая совсем скоро заменит ей всех.

Все девочки в детстве мечтали о свадьбе, о пышном белом платье, муже-красавце, подарках и поздравлениях и конечно же необыкновенно красивом кольце на безымянном пальчике, которое вызывает восхищение у всех вокруг и даже у самой себя. Княжна не была исключением и многие её сны, чьи картинки она складывала после пробуждения, были именно об этом, но невероятная суета, в которой она стала находиться с раннего утра и до поздней ночи не давала насладиться подготовкой к торжеству и церемонии, не давала даже осознать происходящее сердцем. Конечно она всё понимала, но чувства пробуждаются далеко не в разуме, а в глубине души и Елизавета надеялась и верила, что совсем скоро, быть может сразу после свадьбы её сердце дрогнет и прилив нежных чувств к своему мужу накроет её с ног до головы. Тогда она забудет о том, что было, он станет её миром и они будут счастливы. Она будет по новому счастлива.

Когда этот день настал, палящее солнце пробивалось сквозь приоткрытые шторы прямо на лицо девушки, играя на её щеках и носу. Учитывая постоянные дожди, невеста была в смятении и волнении, как бы солнце не сменилось грозой. И не дай Бог бы церемония не состоялась, об этом было страшно думать. Платье, в котором она должна была перейти грань от русской княжны, к английской леди, было пошито на английскую манеру, дабы угодить мужу. Порой, в этой суматохе Елизавете казалось, что всё делалось лишь для того, чтобы порадовать его глаз, а не её саму, но Ветринская пыталась откинуть эти мысли, ведь даже если это и так – она отныне принадлежала ему, душой, сердцем и разумом. Всё, что нравилось Томасу – должно, обязано нравится ей. Как то Петруша обмолвился, что за границей её могут называть миссис Томас Баршеп, что практически означало, что отныне они одно целое. Елизавете хотелось так думать.

После столь нелёгкого испытания Судьбы, девушке хотелось вновь найти опору и поддержку, чувствовать себя под мужским крылом. Княжна была благодарна брату, не глядя на то, что тот выдаёт её замуж за практически незнакомого ей человека. Или же ей всё-таки хотелось так думать?