Страница 20 из 66
Падший бывал здесь редко. Ему это место особо не нравилось никогда. Особенно сейчас, когда данные ворота оказались закрытыми прямо перед носом оставшегося без крыльев и магического таланта Корака. Он был не впечатлен.
Правой ноге стало жарко. Неимоверно жарко. Он вытащил из кармана ключи, которые взял у Христофера. Обжегся, выпустил их из рук, потому что на ладони начали моментально вскакивать волдыри. Вопреки ожиданиям, ключи не упали в песок, а застыли на уровне пояса Кристофера.
— Ага… — протянул он, рассматривая их. Падший поднял глаза к небольшой выемке во вратах. Туда ключи медленно и полетели. Коснувшись знаменитых Врат Ада, ключи растворились в воздухе, а скрипящая масса, сотрясая воздух, раскрылась перед небольшой приземленной фигурки, сотрясаемой мощью данного сооружения.
Он рассмеялся. Громко, надрывно.
«Я есмь Первый и Последний, и живый; и был мертв, и се, жив во веки веков, аминь; и имею ключи ада и смерти».
========== Глава IV ==========
Сжигаемый магическим Солнцем Преисподней, изнывающий от жары и жажды, чувствующий, как слезают с груди, спины и плеч лоскуты кожи, как шелушатся татуировки: морда дракона на внешней стороне плеча и надпись «Herret mai Gerr» на внутренней, ощущая, как пересыхает во рту, как путаются мысли, как мутится рассудок, Падший плелся по горячему песку, стараясь не упасть.
Корак не знал, когда именно его обезвоженное тело, скомканное, словно газетный лист для игры в снежки, сложенное пополам, изрыгающее последнюю влагу в организме, стало испытывать — или порождать — галлюцинации.
Чувствуя, как уходит через красный песок вода из его тела, тщетно пытаясь остановить ее, загребая в руки горсти пустынной пыли, проверяя воспоминания на истину, он шел от последних к ранним.
Вспоминал, как ключи, подаренные ему Христофером, открыли великие Врата Ада. Плакал без слез, сходя с ума и понимая: ложь.
Вспоминал, как открыл портал в Ад с помощью старых енохианских символов, искаженных, отзеркаленных Кривдой, как достал свой амулет, в котором много тысячелетий ожидал своей Вендетты Изначальный демон Везувий. И плакал без слез, сходил с ума, когда понимал, что совсем недавно отдал этот амулет жене Каролины, Ишим.
Вспоминал, как закрутил роман с демонессой из бара. Как плескался страх в ее глазах, стоило услышать ей о том, что Прошлое и Настоящее может меняться. Он на миг задумался, что даже какое-нибудь мимолетное замечание подобного могло привести в ужас. Демонесса могла всю жизнь думать, что ее любимой игрушкой была кукла в голубом платье, а через десятки лет найти эту куклу в синем, красном, зеленом — или не найти вовсе. И на глазах рушилось все, что она о себе знала. Корак вспоминал, как любовался огнем ее рыжих волос и умилялся их черноте. Сходил с ума и плакал. Плакал без слез.
Он поднял глаза, увидел человека, солнечный круг которому образовывал нимб. Он был грустен и очень похож на мать.
— Это правда ты? Ты — настоящий? — взмолился Кристофер, пытаясь достать до него. Тщетно.
— Нет, не настоящий. Я сделал все, что мог, друг. Никому не говори…
— То есть это правда?
Грустный человек исчез, зато появился бес. Он истошно вопил, прыгая по горячему песку, рискуя забить Кристофера ногами. Бес взял в руки горсть песка, и полилась из них вода.
Бес взял в руки горсть песка и отломил половину хлеба.
Бес взял в руки горсть песка, и из них горело силой, к которой хотелось тянуться.
Бес хотел рассмеялся. Бес говорил голосом Корака.
«Тебе дам власть над всеми сими царствами и славу их, ибо она предана мне, и я, кому хочу, даю ее; итак, если Ты поклонишься мне, то все будет Твое».
Корак хотел пить. Он поднял голову, потянулся к воде. Но остановил себя, посмотрел не прямо на беса, но в него. Оскалился. Зарычал.
Нужно было еще одно Искушение. Искушение Собой. Его бы Корак не прошел.
Он уже не хотел ни еды, ни воды, ни силы, ни Царства. Корак хотел впиться в глотку беса, рвать зубами его плоть и глотать соленую кровь врага людского.
Но это лишь галлюцинация. А за ней, за пеленой, застилающей взор, — уходящая в брезентовое небо миллионами алюминиевых шпилей Столица Ада.
Кораку вдруг пришла идея, что бес не настоящий. Настоящий — ждет его там. И перед настоящим не надо пугаться или искушаться. Он не такой. Она не такая.
***
Игнат Павлович Мартовский, отставной офицер и инквизитор, а ныне коллекционер магических фолиантов, курящий Camel и жующий пирожок с картошкой, запивая его чаем, стоял около небольшого красного столика с лого «Coca-Cola» на одной из линий Васильевского острова — своего любимого места Петербурга.
Аирош из Преисподней, действующий Легионер великого Легиона, правая рука Зана, Палача Души, находилась неподалеку. И всегда была на шаг назад. Стоило ей добраться досюда через сложную для ее восприятия систему разведения мостов, как след ее Цели пропал. Единственное, что осталось от его присутствия, — запах магии и несколько перьев, оставленных на брусчатке. Аирош подержала одно из них в руках, задумчиво и с пристрастием рассматривая незатейливую вещицу. С чувством, с которым палач казнит преступников, а работник перерабатывающего предприятия опускает рубильник перемалывающего устройства, шепнула: «Assa», и перо обратилось в пепел. Оно ее не устраивало.
Аирош била себя хвостом, продетым сквозь отверстие в короткой юбочке, по бедрам, порыкивая и пытаясь уловить следы своей Цели. Она закрыла глаза, а когда открыла — сотни невесомых аур парили вокруг. Кружились, то исчезали то вновь появлялись, разноцветными пятнами на глазах.
И одна тоненькая черная полосочка вела ее через подворотни Васильевского, вела одновременно с запахом свежей выпечки и дешевого кофе.
Он стоял около красного столика черным пятном холста мироздания. Среднего роста, худощавый и сухой, немолодой по человеческим меркам, но красивый голубоглазый прибалт. О последнем знать демонесса не могла. Но голубовато-серые глаза, рассматривающие все вокруг с быстротой и вниманием заставляли ставить гордый диагноз, который Аирош почти озвучила: «Мент».
Она чуть наклонилась к чулкам, тоненькими пальчиками вытащила оттуда купюру и уверенной походкой пошла к ларьку. Держа в руках пакет с пончиками и дешевый кофе без сахара, встала около Мартовского, невинно хлопая ресницами: «Можно я рядышком?»
— Конечно, стойте на здоровье, — ответил Игнат. «С пиздинкой…» — подумал он.
— Меня Аирош зовут. Будете пончик? — Она лучезарно обнажила клычки, махнула хвостиком и вынула выпечку из бумажного пакета.
— Игнат. Нет, спасибо.
Мартовский сделал глоток зеленого чая, счастливо зажмурился. Демонесса проверила нож на бедре, прощупывала ауру мужчины, попутно отводя свидетелей.
— Извините, что так прямо, но, кажется, вы могли бы мне помочь. Я брата ищу… Его Кораком зовут. У него длинные темные волосы и нахальная улыбка, да, мы не очень похожи! — она захихикала, подняла глаза на Мартовского. Тот прожевал пирожок, пожал плечами.
— Я тут редко бываю, никаких Кораков не видел. И вообще мужчин с длинными волосами, — он снисходительно улыбнулся. — Вы бы в отделение сходили, пропажу там ищут.
Убедившись, что свидетелей нет, а продавщица в ларьке ненадолго, не без помощи демонессы, задремала, она выхватила миниатюрный кинжальчик и, крайне пошло перевесившись через стол, упираясь в него ребрами, попыталась резануть Игната по горлу.
«Мент», — снова подумала она, опешив от реакции мужчины. Игнат дернул корпус назад, подставил согнутую руку так, что рука Аирош, совершая амплитудное действие, напоролась на нее запястьем. Кинжал улетел далеко.
Аирош все больше уверялась в том, что Мартовский — не тот, кто ей нужен. Но теперь в ней играло чувство охотника. Заныло внизу живота, и она кинулась на Мартовского, пытаясь впиться коготками ему в лицо.
Мартовский успел выругаться до того, как обезумевшая демонесса перемахнула через стол и прыгнула на него. Он с трудом отпрянул, чтобы не остаться без глаз. На щеке его красовались три полосы, оставленные когтями демонессы.