Страница 28 из 69
Тут сержант Инас позвал меня вывести лошадей из ущелья, и гарпия затерялась, стоило оторвать от нее взгляд. Кони волновались, лязгали клыками, но все-таки послушно шли, привычные к моему запаху. Дэва рядом сказала, что они чуют беду, и я успокаивающе потрепал ближайшую лошадь по холке.
Я волновался. Дракон, увиденный издалека, внушал ужас; однако я крепился и в десятый раз проверял винтовку. Мне всегда твердили, что об оружии надо заботиться, так что я снова и снова проверял, все ли в порядке. Ну и глупо же я буду выглядеть, если в последний момент заест курок. Останется долбануть по дракону прикладом и сгинуть в его пасти. Бесславная смерть.
Вовсе не хочется умирать… Нет, я планировал себе долгую жизнь, и если для этого нужно победить дракона — что ж, я не один. Никогда не был один: со мной семья, тоже перепуганная, переворошенная, но готовая драться. Когда дел не осталось (большая часть приготовлений ложилась на плечи магов: они чаровали щит), я бродил и смотрел на них. Амонея сидела у палатки, держала на коленях револьвер и, закрыв глаза, разбирала и собирала его. Гил и Зарит о чем-то негромко переговаривались, потом Зарит, необычайно серьезный, грубовато хлопнул брата по плечу и протянул ему какой-то амулет — я не углядел… Около хмурого наемника Вахзы с бараньими рогами сидела Дэва, стрелявшая глазками и дергавшая кисточкой хвоста. Каждый справлялся с тревогой как мог, и ее способ был ничуть не хуже прочих… Я с тоской вспомнил сияющую улыбку Деи, но с сожалением понял, что не могу различить черты ее лица.
Возле лекарской палатки я нашел беспокойную Ринку, украдкой грызшую ногти. И Рыжего, неуютно поводившего плечами и как будто принюхивавшегося к воздуху. Он совсем не был готов, но ему сообщили расположение, указали на внушительную скалу в конце ущелья. Я подошел, наблюдая, как он прикуривает. К горечи сигарет я привык, все-таки Ян постоянно курит, но каждое движение друга казалось скованным и неловким, разбитым.
Опускалась ночь. Никто не знал, когда именно появится дракон, но, по моим расчетам, сделалось достаточно темно. Избавившись от телег и лошадей, мы несколько растерялись: места было слишком много, негде спрятаться. Я наблюдал, как отряды с винтовками взбираются на скалы.
— Помнишь, ты читал отрывок из «Апокалипсиса»? — волнуясь, спросил Рыжий. Он еще был слаб, но твердо стоял на ногах (или делал вид) и настырно отбивался от маленькой медички. У меня язык чесался сказать, что ему нельзя в бой.
— Что?
— Ну, про Голод?
Он неуверенно посматривал по сторонам, избегал моего взгляда.
— Было такое, — согласился я. — И что? Очень понравилось? Пафосу люди умеют нагнать, понимаю…
— Я вот подумал… То есть… Сдается мне, черный конь раньше был черным драконом. Этим самым. Почему-то Всадник не уволок его в другой мир, когда они покинули Тартар. Наверное, не хватило времени или сил построить портал для такой махины — или еще что, не знаю. И вот он здесь — в одиночестве…
— Ты что, жалеешь его? — изумилась Ринка, внимательно поглядев. Дернула хвостом.
— Ненадолго я был в его голове, никак не могу забыть, — оправдывался Рыж.
Я хотел спросить его, сможет ли он колдовать или стоило его вместе с Хинсером вывезти из ущелья, но тут меня позвал сержант Инас, и ускользнуть никак не получилось бы — да и мне не хотелось волновать никого перед сражением с драконом.
***
Было темно. Все еще было темно, словно света не осталось.
Ринка брела по разрушенному лагерю, прихрамывая. Осматривалась, не веря, что еще вечером здесь кипела жизнь, готовили ужин, разбирали вещи, гудя, и отправляли все самое ценное прочь… Теперь Ринку омывала тишина. Ни единого вздоха. Как в первый день в Тартаре, когда ей обманчиво думалось, что заброшенный века назад мир пуст и мертв. Но тогда с ней бок о бок ехали говорливые гвардейцы и сосредоточенные наемники, а теперь не было никого.
Она припадала на ногу, чувствовала горячее — может, это лилась кровь, выплескиваясь с каждым шагом, и оттого у нее спирало дыхание, а может, она ее попросту содрала, когда покатилась по камням. Лучше бы, конечно, второе. Чья-то сабля, на которую Ринка опиралась, гулко стукала о землю, отмеряла удары ее сердца.
Оставалось проклинать темноту тартарских предрассветных сумерек и боль в голове, мешавшую сосредоточиться, высмотреть хотя бы что-то. Щурясь, Ринка видела абрисы гор, озаренные встающим неповоротливым солнцем. Ущелье же было затоплено живой пугающей тьмой, будто назло скапливавшейся в углах, липнущей к горящим глазам. На мгновение показалось, что тьма глядела на нее в ответ. И насмехалась.
Нетвердым шагом Ринка пробиралась туда, где последний раз видела Вирена. Туда, где она запомнила ярчайшую вспышку и где бесился дракон — больше ничего не удавалось рассмотреть за хлопаньем кожистых крыл.
Она не была уверена, не сожрал ли он Вирена.
Этот глупый мальчишка — о, Ринка проклинала себя за то, что оставила его одного. Она боялась, она была слаба, не смогла снова взять в руки оружие, чтобы выйти против чудовища… Нет, ее пугал вовсе не дракон, хотя эта огромная тартарская ящерица и возвышалась над ней в десять ростов. Побоявшись снова нарушить слово, Ринка отступила; когда ей предлагали винтовку, сунула руки в карманы. И пообещала быть на подхвате, если что. Глупые, ничего не весящие слова.
Когда пришел дракон, ей захотелось сбежать. Верь мне — попросил Вирен, а Ринка всхлипывала и вздрагивала, колотясь, как маленькая девочка, услышавшая рев в чаще леса, вплотную прилегающего к их с матерью домишке. Но кивнула, стараясь улыбаться. Потому что — верила. Потому что друзья не обманывают. Он оставил ей свою винтовку, начищенную до блеска, а сам взял револьвер и саблю.
На дракона всегда выходили с одним клинком.
***
Тартар, Красные горы (день восьмой)
Мне сказали, что победить дракона невозможно. Никакие мои легенды не могли бы убедить их. Вопрос был в том, как сбежать — и от дракона, и от гарпий. Он искал добычу, а мы были деликатесом; они окружили нас и не выпускали, пока мы не убьем чудовище. Должно быть, этот план появился у белой гарпии, когда она увидела наши винтовки, разившие наповал ее племя.
Она очень умна, эта курица. Может, Голод специально создал ее такой? Даже самому дикому войску нужен гениальный полководец.
Весь день Нииран мучил белую гарпию, но наконец убедил ее позволить отвести из ущелья телеги, которые будут мешаться в бою, спасти лошадей… Оставили несколько лишних повозок, плотнее утрамбовав пожитки на выведенных: теперь под ними можно было спрятаться от дракона. При мне народ обтесывал колья из обломков древесины, на которой мы разжигали костры, крепя их к телегам: если дракон вздумает приземлиться, они вопьются в живот.
Мы знали, что гарпии спрячутся, когда появится чудовище, как и в прошлый раз. Многие огрызались: эти проклятые птицы хотели сделать из нас оружие и отсидеться в безопасности пещерок, в которые не мог протиснуться ящер. Но я видел обреченность в жутких птичьих глазах белой гарпии там, на капище. Дракон истреблял их долгие годы, и она не могла отправить на смерть еще больше… Я слышал то же от Кары, когда она приказывала Роте быть осторожными.
Я знал, что нам нужно ранить дракона и бежать, отступать. Гарпии не слышали, чтобы зверь покидал горы за последние столетия, и мы надеялись, что никто за нами не погонится… Вырвемся из окружения скал — сможем отбиться от гарпий, они не найдут там камней, придется грудью кидаться на пули.
А вот дракон — ну, тут все разводили руками.
***
К горе, выше… Ринка начинала взбираться еще тогда, когда в небе ярился дракон, вдруг воплотившийся из детских сказочек; она спешила, задыхаясь от бега, но упала, расшибаясь. Хватило одного мощного порыва ветра, поднятого крыльями, и дрожи горы — Ринка скатилась к подножию, ударилась головой о камень и отключилась. Так пролежала несколько часов.
Теперь штурмовала крутой подъем снова. Упрямо стискивая зубы, заставляла себя идти, потому что внизу не было живых — кроме камней, десятка побитых тел и задыхающейся лошади, подле которой Ринка очнулась. Она и пришла в себя, потому что рядом кто-то надрывно и жалобно поскуливал. Слипающимися глазами, припорошенными каменной крошкой, Ринка узнала гнедую лошаденку одного из командиров Вахзы.