Страница 26 из 69
— Черт его знает…
— Нахарэд, — задумчиво протянул Вирен. Попробовал глуше, раскатисто: — Нахаррад? — Изнанка гулко отозвалась, полнозвучно, но Вирен этого, конечно же, не слышал, продолжая вдохновенно болтать, пока Рыжий, замерев, стискивал напряженные нити. — Ты не читал «Властелина колец»? — Рыжий помотал головой. — Зря, славная история… Вернемся — обязательно дам тебе! Там у них есть южные земли, где и звезды стоят иначе, где громадные жаркие пустыни, и зовутся они Харад. Кто знает… Влад говорит, Профессор был из Дивного народца. Наверное, он знал многие напевы изнанки.
— Может быть… Но ты лучше никому этого не говори, мало ли…
— А мне, значит, знать это можно?
— Так ты ж колдовать не умеешь, — рассмеялся Рыжий, поддевая друга плечом.
Они говорили ни о чем. Потом подошла Ринка: ее снова вызывали к командирам и беседовали особенно долго, ведь она видела тварь в движении, могла подсказать, как она летает, на какой высоте… Хотя никто не признался бы, Рыжий видел и чувствовал: они стали побаиваться, чем ближе подходила ночь. Когда детские сказки и страшные мифы оживают на глазах, кто угодно потеряет голову, даже умелый, хорошо обученный офицер.
Оказалось, часы дежурства истекли — за них Вирен успел пересказать «Фауста» и попытаться на память зачитать отрывки. Немецкий язык людей по звучанию напоминал лающе-рычащий архидемонский, так что Рыжий прислушивался с интересом. История увлекла его ненадолго.
До дежурства полдня Рыжий слонялся без дела, помогал магам купца выстраивать защиту. Вахза прочитал ему целую обвинительную речь, укоряя, что он сбежал на рассвете; угрожал вычесть за каждый такой проступок из обещанной доли… Но Рыжий слушал спокойно, потому что он вдруг подумал, что деньги ему были не так важны и не магия, оказавшаяся такой пугающей, как сама возможность этого похода, путь, проделанный с друзьями, шанс сражаться вместе. В одиночку блуждая по пустыне Первого круга, он скучал, хотя и не хотел признаваться. Его тянуло к семье и к товарищам, и если возвращаться к отцу и покоряться его воле, пророчащей ему будущее купца, Рыжий не хотел бы, то повидать друзей он всегда был не прочь…
Что-то мучило его. Рыжий не сомневался, что с заходом солнца дракон объявится снова, чтобы все-таки найти желанную и такую богатую добычу. Недостаточно долго Рыжий продержался за отравленные им нити, чтобы и теперь отслеживать его настроение, но не сомневался: он все еще голоден и жаждет крови. Все в этих горах хотело одного: сожрать друг друга.
Руна снова привиделась Рыжему. Когда он закрывал глаза, она тут же отпечатывалась на внутренней стороне век. Может, виной тому был недосып: конечно, днем Рыжему удалось поспать пару часов, но все-таки он чувствовал слабость и рассеянность. Приходилось расплачиваться за ночь, проведенную на ногах, но вчера Рыжий совершенно точно был увлечен жизнью, забыл о мучении, не страдал… Это было хорошее время.
Наблюдая за Ниираном, Рыжий вдруг задумался: все-таки он должен был продержать связь дольше, попытаться разобрать желания дракона… Это было куда сложнее, чем с полуразумными гарпиями, но Рыжий мог это сделать. Он слышал, многие дрессировщики адских гончих настраивали нити собственной ауры так, чтобы они резонировали с мыслями животных.
Руна, так похожая на весы, вдруг приобрела очертания дракона с распахнутыми крыльями. Ему нужно было стать частью Тартара, чтобы коснуться безумного звериного разума, иначе он заметит, уличит вторжение: нежеланное проникновение чувствовали даже демоны, не знавшиеся с колдовством из принципа, вроде Вирена, и трудно было представить, в какую ярость приведет такое чуждое касание магическую тварь…
Рыжий искал себе разумные объяснения, но сам решился давно. Его одержимости не нужны были оправдания, ему хотелось попробовать силу Тартара на вкус — во всей полноте. Она постоянно была рядом, недостаточно живая, чтобы отзываться на его движения, но все такая же мощная, как будто спящая… Конечно: ей не пользовались многие столетия, не слагали настоящих заклинаний.
Проскользнув в палатку, пока остальные были чем-то отвлечены, Рыжий скользнул к спальному мешку Вирена. Гвардейцы без опаски бросали вещи тут и там, не боясь, что они будут втихую похищены. Их беспечности оставалось поражаться… Журнал лежал на самой поверхности, Рыжему не пришлось копаться. Он раскрыл в начале, поглядел на несколько дерганые строчки Вирена, улыбнулся помимо воли. В другое время он вчитался бы: как бы Рыжий ни ворчал, все-таки писать у Вирена получалось все лучше, убедительнее. Воспоминания о старших гвардейцах рвали душу даже Рыжему, толком не знакомому с ними.
Он нашел руну, коснулся страницы, уже чувствуя жар. Оглянулся. Карандашика Вирена явно было недостаточно, так что Рыжий схватился за короткий нож, который на всякий случай носил на поясе. Лезвие впилось в кожу на запястье, вырезая руну. Больно не было — он толком не успел осознать, нож чиркал легко, торопливо…
Выпал из руки. Рыжему показалось, в него ударила молния, он заскулил, чувствуя, что теряется в пространстве, падает куда-то — во всюду сразу. Завалился на бок, судорожно дергаясь; прикусил язык, и во рту стало солено. Нечто царапалось в сознании, срывая последние барьеры, а рука горела, точно облитая расплавленным железом… От взгляда в темноту палаточного потолка Рыжему сделалось дурно.
Кто-то ворвался, затопали рядом, над самой головой, оглушая. Должно быть, их привлекла его возня. Не способный ни сопротивляться, ни что-то сказать Рыжий почувствовал, как его, ухватив за ворот трещащей рубахи, волокут наружу… Над ним опрокинулось чистое тартарское небо без намека на облачка, да еще там мелькали испуганные демонские лица… Сосредотачиваясь, Рыжий узнавал их.
— Что ты наделал? — взвыл, проорал Вирен, наклоняясь к нему, хватая за отвороты рубахи, встряхивая. — Рыж! Рэд, пожалуйста!.. Беги за Ниираном, живо! — рявкнул он Амонее, застывшей рядом, прижимавшей руки к груди, и та дикими заячьими скачками унеслась… На крики сбежались еще демоны, но Вирен взревел, скаля зубы: — Отойдите, воздух нужен!
Приблизилась Ринка. Ее Рыжий узнал, она не затерялась среди других обеспокоенных лиц, слившихся для него в одно. И Ринка помогла устроить его на земле, положила голову Рыжего себе на колени, гладила его по волосам, и если б не невыносимая боль, раздиравшая его изнутри, Рыжий посчитал бы себя самым счастливым демоном — по крайней мере, в этом мире.
Попытавшись взять его за руку, Вирен охнул. Вляпался в кровавое пятно, уставился на израненную руку. Может, он и не понял бы, что случилось, но руна сияла, светилась изнутри огненно…
Вирен хватанул ртом воздух, глядя совсем безумно. Это было последнее, что Рыжий рассмотрел, прежде чем ухнуть в кашу чужих воспоминаний. Замутило от круговерти.
— Рыж, какой же ты долбоеб, — прохрипел Вирен издалека. — Держись! Не закрывай глаза! Не теряйся! Помни, кто ты такой! Имя не забывай!
Он видел армии, сшибавшиеся, выбивавшие дух. Сотни существ — то ли демоны, то ли люди… Рыжий смотрел на них свыше, чьими-то цепкими, внимательными глазами, и вокруг драл ветер. Драл — крылья? Его крылья! Из груди прорвалось ликующее, упоенное рычание, разгулявшееся в горах. Он забыл боль и тряску в маленьком демонском теле, он был чем-то большим, чем-то великим, и тень от него падала на сражающиеся внизу, между скал, армии…
Стрекотали заклинания, ломалась сталь, и воины переходили в рукопашную. Дикари Войны с визгом и воплями бросали копья, выпиленные из остатков деревьев, кидались с кулаками. Яркая раскраска на их лицах пестрела. Или это кровь заливала их, пузырилась в уголках ртов, вытекала из слепнущих глазниц… Война черпала из них, выпивала жадно, захлебываясь, а сама бешено хохотала где-то там вдали, полыхая пожаром, искрясь…
Чужие мысли разрывали голову Рыжего. Не дракон. Он поймал теперь отголосок Всадника — здесь, где ему искренне поклонялись, где его сила была как-то жива. Призрак, отголосок. И теперь его злые, жалящие мысли сражались с его мелкими размышлениями. Рыжий дернулся, пытаясь оторваться, не сплавляться с ними, отстраниться. С радостью, спасаясь, ухнул в трескотню памяти дракона.