Terra incognita

Рыжий считал, рассказ о драконе посеет в гвардейских рядах панику, но многие из них вздохнули с облегчением: легче сражаться с магическим пережитком прошлого, чем с неопознанным ночным ужасом. Их засыпали многими вопросам, ни на один из них десятка не могла ответить. В конце концов Волк уволок Кость и всех командиров в свою палатку — за ними просочился и Вахза, с чем-то требовательно наседая на лейтенанта. Несомненно, они делили шкуру еще не убитого дракона.

Быть героем дня Рыжему не нравилось, он доплелся до палатки и провалился в глубокий сон, избавленный от всяких заунывных голосов. Вымотанный, он очнулся, кое-как собрался, чувствуя сухость во рту, и уныло посмотрел на фляжку. Отхлебнул. В темноте палатки было хорошо, уютно, хотя Рыжий спал тут почти один, не считая заслуженно отдыхавших ночных дозорных. Но голодом свело желудок, а запах снаружи подсказывал, что пришло время обеда: к однообразному запаху жиденькой похлебки Рыжий успел привыкнуть…

Около одного из главных костров он ожидаемо нашел Ринку и Вирена, сидевших рядом и возившихся с журналом. Вирен просил Ринку описать дракона точнее, потому что сам он увидел не так много. Рыжему даже стало любопытно, какими необычайными подробностями оброс короткий эпизод силой воображения Вирена, пока он спал. Рыжий присел к ним тихо, как ему думалось, незаметно, потому что друзья были совершенно увлечены, и вытащил сигарету. В пачке осталось маловато: все-таки стоило брать больше запасов.

— Аппетит испортишь, — проворчал Вирен, безошибочно ткнув ему в руки миску с мутной похлебкой, в которой плавали развалившиеся хлебные кусочки.

Хотелось съязвить, что с этим отлично справляется сама еда, но Рыжий пожал плечами, заложил сигарету за ухо и принялся вылавливать овощи. Наметанным глазом он определил, что супа стало меньше, если только Вирен его не выхлебал. Отряду приходилось поить себя и лошадей, готовить; хорошо хоть чистоту содержали заклинаниями, но Рыжий знал, что от злоупотребления такой магией кожа становится сухой и грубой, трескается. Потеря нескольких бочек сказывалась сильно; отправлявшиеся на поиски источников отряды беспомощно разводили руками. Гарпии, как они выяснили, понаблюдав, пили кровь добытых тощих животных.

— Хиникс пшеницы за динарий, и три хиникса ячменя за динарий; елея же не повреждай, — патетично зачитал Вирен. — Это из «Откровения», про Голод. У людей всегда была богатая фантазия, так что Всадники произвели на них куда большее впечатление, чем на Ад.

— Весы… — протянул Рыжий, вспоминая руну — теперь она обрела четкость. — У него правда были весы? Или… как ты это называешь — метафора? Символ?

— Серп Жнеца есть определенно, — заметил Вирен. Рыжий пораженно посмотрел на него. — Видел — на памятнике в Ленвисе? У Яна в руках серповидный нож. Им можно сталь резать как шелк, я однажды его на тетрадку школьную уронил… несколько раз… В лоскуты! Ну, что мне оставалось делать, даже адский пес отказался ее жрать. — По тону Вирена совершенно нельзя было понять, шутит он или нет. — Так что, вполне возможно, весы — это тоже артефакт, причем очень мощный, если они сохраняют силу спустя столько лет. Но вряд ли мы его найдем. Да и для чего?..

Вот и Рыжий не знал — для чего. Но эта мысль плотно засела в голове. Он вернулся к обеду, и некоторое время они сидели молча. Потом Ринка, не выдержав, выдохнула, одновременно забавно зажмурившись:

— Простите! Я вела себя как ребенок. Не стоило покидать лагерь… Из-за меня и вы могли погибнуть!

— Ничего, — успокоил Вирен. — Зато теперь мы знаем, где логово дракона! Как ты? — сочувственно спросил он. — Насчет твоих переживаний? Ты додумалась до чего-нибудь?

— Не знаю… Это по-прежнему мучает меня. Понимаете, я ведь матери обещала никогда не вредить другим, — дрогнув, призналась Ринка. — Нужно было выживать, и я пошла в наемники, но она заставила меня поклясться, что я не стану проливать крови. И в память о ней не хотела никогда нарушать данного слова. Но пришлось, и теперь… Виновата ли я? Должно ли я была стрелять? У меня был выбор… А гарпии и так страдали.

— Подумай об этом с другой стороны, — предложил Вирен, — ведь если бы ты не застрелила ту гарпию, она могла убить одного из твоих товарищей. Ты защищала отряд, даже ценой жизни врага. Прости, я, должно быть, ужасный демон, — добавил он. — Я привык к убийствам и не вижу в них трагедии, это моя работа.

— Нет, вовсе нет… — протянула Ринка, слабо улыбаясь. — Ты прав. Я расклеилась, а нам нельзя сейчас отвлекаться от похода, отстраняться. Я могла вас подвести. Подставила под удар.

— Ну, ерунда, мы ведь солдаты, а не какие-то детишки на прогулке, — неловко проворчал Вирен. Потянулся ближе, вздохнул, сгребая Ринку в объятия, и она разом обмякла, прижалась, даже подвсхлипнув, уткнувшись носом в его плечо. — Все будет хорошо… — пообещал Вирен. — Если ты не захочешь больше никогда в жизни брать в руки винтовку, тебя никто не заставит.

Находиться рядом с ними Рыжему стало как будто неловко по неведомой причине. Он не чувствовал ни искорки ревности: Вирен обнимал Ринку с заботой старшего брата, как самому Рыжему, бывало, приходилось успокаивать ноющих сестренок. Не ожидал он, что Вирен неожиданно подтащит его ближе, тоже стискивая, ликующе скалясь, как будто по-детски радуясь, что его объятий хватило на двоих. А Ринка, вплотную притиснутая к Рыжему, впервые за несколько дней улыбалась.

***

День длился медленно. Стараясь подсчитать его в часах, гвардейцы постоянно ошибались и начинали спорить, пока кто-то не предположил, что каждые новые сутки отличаются от предыдущих. Какие-то были больше, какие-то короче, но никто не знал, в какую сторону вильнет время на завтра. Некоторые успевали делать ставки, как-то вычитая из будущего жалования за опасный поход. Спорить на воду запретил Волк, тщательно следивший, чтобы всем доставалось поровну: и простым солдатам, и офицерам.

Наблюдая за Виреном, Рыжий понял, что друг очень взволнован. Наверное, в мечтах он воображал, как точным выстрелом подбивает дракона, и тот летит, кувыркаясь, и падает где-то вдали, поднимая тучу пыли. Это дело грозило неприятностями: каждый раз, когда Рыжий представлял Вирена, рьяно кидающегося на большую чешуйчатую тварь, в нем все замирало. Нет, хорошим это не кончится…

Они сидели на скале, глядя на небольшой лагерь. Палатки сливались цветом с серо-бурой породой. Рыжего и Вирена поставили следить за небом, они как раз сменили усталых Дэву и Амонею, у которых, как те признались, разболелись глаза от взгляда вверх. Хотя все предсказывали, что дракон не покажется днем, дозоры ставили на всякий случай.

— Рыж, а почему ты по имени не зовешься? — наконец спросил Вирен — и это было вовсе не то, о чем, предполагал Рыжий, пойдет разговор. Он, приготовившийся огрызаться и привирать, что все с ним отлично, даже опешил.

— Я ведь маг. Если враг узнает мое истинное имя, он может обернуть мои же заклинания против меня или проклясть как-нибудь изощренно… говорят, так даже можно отнять душу, если обладать большой силой, — пустился в объяснения Рыжий, радуясь временной отсрочке. — А я Высший боевой. Приходится… по правилам.

— Да ты и до того, как начал обучаться, назывался просто Рыжим, я помню!

— Ну, я ж из дома сбежал, — буркнул он нехотя. — Не хотел, чтобы отец нашел, да и… хотелось быть свободным. От всего. От имени, от прошлого.

— Мне-то без разницы, — добавил Вирен. — Если хочешь, могу тебя хоть табуреткой звать — мне нетрудно. У нас в семье с этим особо серьезно: каждый сам выбирает себе имя…

— Вирен Денница, — попробовал Рыжий, ухмыляясь. Знал, что друг зафыркает и отмахнется. — Звучит неплохо!

— Вообще-то я бы предпочел фамилию Влада, — признался Вирен смущенно, точно стыдился того, что задумался об этом. — Войцек! На его родном языке это значит «славный воин»! Но демон с фамилией — это глупость, конечно… — добавил он торопливо. — Эй, Рыж?

— М-м?

— Что твое имя значит? Мое — это что-то из санскрита, «храбрец и герой», кажется, мне Влад переводил. А твое?