Arcana

«Напугал, да?» — довольно раскатывается голос в ушах, и Ви вертит головой, никак не может понять, откуда он говорит.

Джонни — самовлюбленный мудак. Поэтому, едва освоившись у нее в голове, он начинает пользоваться этим на полную катушку. Играет с ее ощущениями, заставляет оптику коротить. То он в одном углу, а через мгновение — уже в другом. Листает ее журналы, разбрасывает по квартире, и Ви, поскальзываясь на мятой странице, сама не понимает, как она тут оказалась. Она сходит с ума. Иногда ей мерещится стойкий запах дешевых сигарет, когда этот ублюдок магическим образом дымит, сидя рядом с ней, плечом к плечу в какой-то забегаловке, пока Ви угрюмо грызет соевую еду.

Ви, забавляясь, раздумывает, что будет, если кто-то попытается сесть на соседний стул — Джонни просто сделает вид, что его прогнали? Слишком не в его духе. Скорее, пошлет на наглеца самые настоящие громы и молнии, как в компьютерной игрушке…

— Так вот, значит, как я для тебя выгляжу? Как ебаный фокусник? — насмешливо уточняет Джонни, и дым обволакивает ее всю. Ви банально нечем дышать, и она яростно смотрит на наклонившегося ближе Сильверхенда.

— Ну, это ж ты только что достал сигарету из воздуха, разве нет? — язвит она. — Что мне еще думать! Эта возня с энграммами все равно напоминает какую-то ебаную некромантию.

Она понимает: Джонни не может усидеть на месте, ему все надо куда-то бежать, торопиться. Вечно вертит в руках — то сигарету, которую мимоходом смолит, то сдернутые очки, покручивает дужку между пальцев, то еще чего. Как-то ночью Ви просыпается от того, что Джонни тренькает на гитаре, которую она все-таки купила по его науськиванию; гитара настоящая, его пальцы на поющих струнах — нет.

— И хули ты не спишь? — огрызается Джонни, замечая, что Ви заинтригованно приподнимается на постели. — Кто-то говорил, что будет отдыхать!

В углу угрюмо мявкает кот; наверно, они мешают мерзавцу спать. Ничего, Ви чувствует, что отыгрывается за каждое раннее утро, в которое это чудовище носится по квартире и орет демонским голосом.

В середине мысли Ви задумывается, размышляет она все еще о коте, склубочившемся в коробке, или…

— У тебя красиво получается, — подумав, признается Ви.

Почему-то ночью ей проще быть честной, не огрызаться. По ночам она вспоминает, что до смерти осталось полшага. Закрывая глаза, оказывается наедине с самой собой, в каком-то глухом страшном месте, куда даже голос Джонни не доносится, и Ви, обняв себя руками, думает о том, каково ей будет там, откуда он пришел. Куда они все неумолимо стремятся. Кто-то называет это жизнью, для Ви каждый день — медленное умирание.

Джонни остается невоспитанной сукой в любое время суток, семь дней в неделю, но даже он ненадолго затыкается, чувствуя, куда сворачивают мысли Ви. Скатываются в бездну — маленькие камешки с обрыва.

— Эй, Ви, мы сможем наебать систему, — обещает Джонни, тренькая в такт словам. — Мы выкарабкаемся, потому что мы оба охуенно хороши в выживании, и об наши души сломает зубы любой губитель, понимаешь?

— Да ты оптимист, — кривится Ви; ей противно и больно от того, что ее пытаются успокоить. — Каково это, погибать навсегда? У тебя была… сила, власть над чужими сердцами, а теперь ты заперт в моей голове и ничего не можешь сделать. Твоя музыка ненастоящая. Твои тупорылые шутки — тоже…

— Никто никогда не жаловался на мои шутки! Я чертовски хорош.

— Вероятно, они просто боялись, ты отстрелишь им лица. А мне терять уже нечего.

В темноте Джонни довольно ухмыляется. Кот злобно урчит. Бездна смотрит в бездну; ночь застывает, как янтарь. Нет, в янтаре слишком много солнечных медовых бликов, а огрызок жизни Ви беспросветен. Колючая обсидиановая звезда.

— Представь, что ты магическим образом освободился. Получил свое старое тело, — предполагает Ви, откидываясь на спину и глядя в потолок. — Ты можешь делать, что захочешь. И куда бы ты пошел, а, Джонни Сильверхенд? — томно спрашивает она, указывает на него пальцем и дергает, как будто стреляет из пистолета.

Как стреляли в нее.

Она чувствует, как Джонни колеблется. Его мысли звенят, как натянутые струны гитары. Почти срываются на визг — потому что он не знает, что делать. Его жизнь обрушилась вместе с Арасака-тауэр, грохотнула на тысячи осколков, сгорела в адском пламени. Мир стал жить дальше. Его друзья мертвы — или у них совсем другие дела и мечта. Если вообще остались. Обломки, искореженные части прошлого.

— Пока я не могу выбирать, это, — Джонни обводит всю комнату, — все, что у меня есть.

Небольшой угол, в котором можно спрятаться и лениво перелаиваться, делая вид, что им наплевать друг на друга. Поэтому Ви орет, когда Джонни в шутку срывается с карниза, а Джонни рычит ей, чтоб отдыхала побольше, а не залипала по ночам на то, как приличные галлюцинации терзают выдуманные гитары.

— А ты не из тех, кто планирует, правда? — не отстает от него Ви.

Он пожимает плечами. Ви хочется сказать, что он дурак, но это звучит так по-детски, что она прикусывает язык. Ночь давит на виски, стискивает обручем.

— То, что у нас одна мозговая клетка на двоих, еще не значит, что ты можешь меня осуждать, — мрачно подсказывает Джонни.

— Заметь, не я это сказала, уебок.

— Тупая пизда, — с наслаждением отвечает он.

Кот орет на них, и Ви устало отворачивается к стенке, чтобы заснуть под негромкое бренчание гитары. Это и правда, блядь, магия. Что-то, делающее ее живее и одновременно убивающее ее душу.

Ей не хочется, чтобы наступало утро.

========== 2; жрица ==========

Комментарий к 2; жрица

где-то между квестами «неисправность» и «двойная жизнь»

жрица — духовное женское начало; жрица (папесса в других вариантах) — определенно отсылает к чему-то просветленному и чистому, поэтому мне показалось ироничным написать про Эвелин, фактически проститутку

из других общих значений: тайны, новая информация, уход в себя

Ви смотрит на Эвелин Паркер, такую поломанную, грязную, ничтожную, и ее почему-то мутит. Всю переворачивает от жалости, от какой-то неподвластной ей брезгливости — как при виде полураздавленного насекомого, которое еще еле-еле шевелит лапками. Ни следа от холеной женщины, хозяйки положения, ловко дергавшей ее за поводок. Ни лоска, ни блеска, только побитая измученная девка…

Когда Джуди рычит и плачет одновременно, Ви отворачивается. Не хочет, чтобы та заметила этот странный, презрительно-жалеющий взгляд. Для нее Эвелин была подругой, а не какой-то охуевшей сукой, переломавшей ей всю жизнь. И Ви не хочет делить с ней это непонятное чувство, вспыхивающее в груди.

Часть ее считает, что Эвелин получила по заслугам за то, что сделала с ней. Отправила на верную смерть, ни о чем не предупредила. Для нее Ви была как оружие; умный пистолет, который еще и поглядывал на мир блестящими наивными глазами. Херовая аналогия, конечно. Но вот фортуна крутанула колесо; на слоте сюрприз — Эвелин саму использовали. Как куклу. А когда она стала не нужна, вышвырнули, переломав ей ручки и ножки.

Эту часть Ви зовут Джонни Сильверхенд, и он зависает над ней, когда Ви выходит покурить, опираясь на перила. Она сонно водит пальцем по гравировке на портсигаре Эвелин.

Пока что Джонни молчит, косится на нее изредка, и глаза у него голодные, какие-то кайфанутые — потому что Ви впервые позволила себе сигарету. На мгновение на его лице мелькает что-то вроде благодарности — осторожной такой, некрепкой. Они оба не знают, чего друг от друга ожидать.

— Мы ничего не узнаем от этой шлюхи, — кривится Джонни, расхаживая рядом с ней. — Зря потратили время! Могли погибнуть! И все, что у нас есть, — поломанная проститутка! Я бы сам выцарапал ее блядское сердце…

Ви вся перегибается от искренней злости. Да, Джонни умеет ненавидеть всей душой — качественно так, ярко, что в глазах искрами сыплет оптика. Его плавит от ненависти ко всему миру, а сейчас — конкретно к Эвелин Паркер.

— Джонни, она сейчас просто… мертва, — втолковывает Ви. — От нее ничего не получишь — ни ответов, ни мести. С тем же успехом я могу всадить обойму вот в эту стену.