Страница 24 из 43
Ей, разумеется, не сказали ничего про Кощея. Едва ли оберегали ее — это было не ее дело. Ее с Любавой, по-прежнему не отрывающейся от Марьи, но теперь ступающей за ней как-то испуганно, молчаливо, словно надеющейся получить от нее защиту, перепоручили стражникам княжеского терема. Странное дело, но с ними Марье стало отчасти жутко — она почувствовала, что вокруг больше нет знакомых лиц, кроме испуганной ведьмы, помощи от которой ждать не приходилось. Отец куда-то удалился, поцеловав ее в лоб на прощание.
Покои, отведенные ей, были светлыми и просторными, выходили окнами во двор, так что Марья смогла рассмотреть небольшую кутерьму, устроенную прибытием войск. Эти палаты не казались особенно роскошными, наверняка были гостевыми, для приезжающих на время друзей Китежа, и это явно подказывало, что скоро ей придется переселиться в супружескую спальню…
По настоянию ее отца Любаве тоже нашли какие-то палаты по соседству — прислуживали Марье дворовые, и нужды в ней особой не было. Вскоре в двери проскользнули девушки, и Марья с готовностью приняла бы их торопливую болтовню, к которой привыкла в Лихолесье, но эти были молчаливыми и взиравшими на нее, точно на какое-то божество, что Марью немыслимо сбивало.
— Можете не стараться угодить мне во всем, я не стану жаловаться на вас, — успокоила их Марья, решив, что лучше показаться им милосердной и доброй, немного наивной княжной.
Они смотрели в пол, не осмеливаясь поднимать взгляд.
Близился вечер — Марья даже не знала, сколько времени они провели в храме, но небо угрожающе темнело. В отведенных ей покоях Марья смогла вздохнуть спокойнее, избавиться от надоедливых запахов мирры и ладана; она отослала ненадолго служанок, сославшись на то, что ей нужно помолиться наедине. Марья сообразила, как значимы ритуалы здесь, хотя и знала, что слишком часто пользоваться уловкой не получится. Но ей нужно было привести мысли в порядок.
Прежде всего он проверила гребень и счастливо улыбнулась, видя, что его еще не тронула ржавчина, хотя он и не выглядел больше новым.
— Ничего, любовь моя, как-нибудь справимся, — подбодрила Марья, надеясь, что колдовство как-то донесет до Кощея ее слова. — Время еще есть, а ты и сам всегда говорил, что нужно поступать обдуманно.
У Марьи не было никакой блестящей идеи, как освободить Кощея или перерезать глотку Ивану — ему ее обещали представить чуть позже, назавтра. Нет, сейчас ей лишь необходимо было побыть наедине с самой собой. Постараться успокоиться, убедить, что невидимая рука Белого бога не пережимает ее горло, как ей показалось в церкви, что это обычное волнение. Возвращение к людям ее сбивало; она не привыкла к шуму, к этим широким улицам, к многоголосому живому городу…
Жалеть себя она не умела подолгу — нужно было бороться. Единственное, чему Марья научилась за эти годы, — сражаться. Оглядевшись, она в прибранных покоях не нашла ничего, что можно использовать как оружие. Если только вцепиться в лицо Ивана ногтями — единственное, что она могла… Или пожертвовать гребень. С досадой Марья прошлась из угла в угол, стараясь ступать потише, а не рассерженно грохотать ногами: кто-то наверняка подслушивал под дверями.
От окна послышался какой-то шум, чей-то вкрадчивый голос, и Марья стремительно обернулась, рукой метнувшись к поясу платья — в поисках оставленного далеко в Лихолесье меча. Но какая опасность могла ей грозить? Обнадеженная, Марья метнулась к окну, едва не перевешиваясь.
— Марья, впусти, — шикнул ей какой-то таинственный голос. — Не узнаешь? Я почти обижен.
Кот скользнул внутрь, когда она приоткрыла створки окна, пушистый, красивый; медвяный, с густым подшерстком, как у волка или дворового пса, с дивными янтарными глазами, похожими на расплавленное золото. Он не мурлыкал, как другие коты, не ластился к протянутой руке Марьи, а сел и чинно обвил хвост вокруг лап. Как он вообще забрался — земля темнела далеко, внизу гневно брехала дворовая собака, потом раздался взвизг — видно, от чьего-то пинка; все стихло…
— Вольга? — изумилась Марья, глядя на чудесного зверька. Она даже позабыла, что недавно они едва не разругались, так обрадовалась другу Кощея. — Ни за что бы не узнала, если бы не глаза!
— Да я это, я… Не обернусь, чтобы тебя ни в чем не заподозрили, — мурлыкнул Вольга. — Как бы это было ужасно, если бы в твоих покоях, моя королевна, оказался какой-то проходимец. Я хотел сказать, что навещал Кощея вчера, до того, как вы подъехали к Китежу, — его голос стал серьезнее. — Он пытался быть стойким. Он… храбрый человек. Но ему нужна наша помощь.
— Я знаю! — воскликнула Марья. — Ты не знаешь, где его держат? Мне никто ничего не говорит, это так сложно, так мучительно! Как будто мне смолой залили уши. Не могу понять… Кощей рассказывал, в Китеже есть подземелье… Но откуда он это знал и где бы его найти? — задумалась она.
— Известно где, внизу, — проворчал Вольга. — А сплетничать за спиной у него я не стану, как базарная баба. Вот что я узнал: княжича Ивана прятали где-то под Китежом… В смысле — в деревне поблизости. Ты наверняка почувствовала, что их защита куда шире, достает до окрестных сел. Так вот где-то там княжич Иван и остался в безопасности…
— Быть не может! — изумилась Марья. — Я понимаю еще, что он не был в бою, он важен для Китежа, его бы не отпустили в сечу, где ему случайно волкодлак может голову откусить, но для чего прятать его, как дитя?.. Это чушь какая-то, Вольга!
Он прищурился — не нравилось, когда с ним спорят. Но Марья так часто кивала отцу и всем, кто ее окружал, что захотелось поскандалить с ним просто так, для удовольствия. Хотя говорить с котом было… странно.
— Я в своих соглядатаях не сомневаюсь. Там он. Это навело меня на интересные мысли: что, если руководит всем не княжич Иван, а кто-то другой? Не отец его, — опередил размышления Марьи Вольга, — он болен, и дело серьезное, если об этом знают даже в городе.
Она задумалась, рассеянно глядя в окно, на маковки храма, вырисовывающиеся в свете звезд.
— О нем молятся в церкви, — вспомнила Марья, уловив смутное видение из зыби. — Тогда за войной могут стоять… церковники? Служители Белобога? Отец Михаил не показался мне странным, — прибавила она, — но он внимательно на меня смотрел — хотя мне кажется, это не удивительно, я единственная выбралась из Лихолесья, а любопытство — не грех.
— Присмотрись завтра к Ивану, что он за человек, — попросил Вольга. — Нам нужно знать, против чего бороться. Если он не воин, если полностью в руках церковников, желающих сохранить видимость княжеской власти, мы сможем использовать его в своих целях. Переманить, не знаю. Подкупить.
— Кощей никогда на это не согласится, он хочет его убить, — покачала головой Марья. — И я тоже!
— Иногда нужно поступиться, чтобы спасти нечто большее. Помни, что от нас зависят не только наши собственные жизни, но и все те, кто выбрал Кощея царем и служил ему. Им нужны защитники, — сурово проговорил Вольга. — И если отказаться от мести значит прийти к миру — что ж, я бы долго не сомневался. Платить можно не одной кровью.
Он рассуждал как-то иначе, не как шутливо-беззаботный Вольга, которого Марья знала, и она наконец-то поняла, почему Кощей так ценит мудрые советы побратима, в которые она прежде не верила.
— Все гадание по воде… С местью мы решим после. Если это Иван устроил войну и хочет скорее перенять власть, ему нужно укрепиться, — рассуждал Вольга. — Наследник. Поэтому-то свадьбу так быстро устраивают. Это останавливает меня от предположений, что дело в церкви.
Марья поморщилась и помотала головой. Это волновало ее так же, как и мысли о муже, не давало спокойно находиться в Китеж-граде — размышления о свадьбе, от которых ей становилось как-то горько и противно. Кощею она не жаловалась, гордая, но тут вырвалось невольно:
— Я не стану делить с ним ложе, Вольга! Ни за что.
Ее пугала и вероятность зачать ребенка от этого человека, и вообще — терпеть его касания. Она надеялась, что до свадьбы не дойдет, перед ней предстояло совершить еще множество церемоний, и Марья рассчитывала, что торжества растянутся на целый месяц…