Палисад слов

И вот, ура, по истечении коротких десяти минут после нашего крайне насыщенного тайным смыслом разговора, вроде, несут.

Размерами тарелка, которую мне вынесли два халдея, напоминала круглый древнегреческий щит, который поделен на семь секторов.

Наша группа туристов замерла от зависти. Зависти, которая зажралась.

Итог долгого ожидания: нижний сектор – королевские креветки (внешне одна к одной, красавицы), но почему-то не в традиционном красном цвете; средний сектор – свинина, нарезанная как под шашлык, и запах маринада сводит челюсти; верхний сектор, где так называемый гарнир представлял собой набор разной зелени, каждый пучок которой напоминал небольшой сноп.

Подумалось: «Начну-ка с членистоногих». Контрдовод: «Почему у этих морских обитателей окрас цвета хаки, да еще с отливом в синий?» Как на гурмана с Запада смотрю на Роберта. Роб, с некоторой долей подобострастия, как интендант во время боевых действий, отсидевшийся в малиннике: «Не смущайся. Наверное, эти креветки политы специальным рыбным соусом, он и дает такой цвет».

Как оказалось, только не в моем случае. Правда, Роберт не вводил кого-то в заблуждение. (Спустя годы мне довелось отведать данных моллюсков именно под этим соусом.) Голод продолжает давить на кадык. Чищу креветку – все во внимании. Ощущаю себя как на арене цирка. Жую – не нравится. Еще раз обегаю взглядом свою щит-тарелку. Зелень не в счет, остается свинина. Вилка – кусок – рот. Долго пережевываю, глотаю.

Кто-то спросил: «Какое гастрономическое впечатление?» – Отвечаю: «Проглотил кусок мыла, причем хозяйственного». Продолжаю приковывать внимание публики, и уже не только своей. Вижу, как в моем направлении вытягиваются шеи набежавших за полтора часа туристов.

Наступает апофеоз всей поездки. А в это турне вместились и виски из крышечки, и начало тихого неприятия к Нате (да простит она меня), и неледовое побоище с тевтонцами, и временная полуслепота.

И наконец торжественно вносится некая большая керогазка, или подобие ее. Это «подобие» с величайшей осторожностью водружается на стол. С лицом факира официант зажигает спичку и подносит ее к фитилю. И тут, после всего выпитого и закушенного, я замечаю над огнем сковородку с налитым в нее маслом.

Секунды всеобщего шока – уже в масштабе всего зала.

А до Игоря начинает доходить, что приготовление ужина только начинается. Все, весь рядовой состав, постанывая от смеха, медленно сползают под стол. Я же с серьезным, или голодным, видом начинаю готовить себе еду, макая поданные ингредиенты в уже нетерпеливо кипящее масло.

Вот уже бравый народ, икая, постепенно рассаживается по своим местам и громко требует, под жидкие аплодисменты зала, попробовать это суперблюдо. В этот вечер я как никогда щедр.

Так закончилось это полупьяное пиршество эмоций. Всего намешалось. В полночь мы вываливаемся из «Mamas and Papas». На улице тропический ливень. Народное гулянье сходит на нет. На центральной площади лежит праздничный мусор, прибитый дождем. Наступил Новый год.

По прилету домой мы с Натой расстались. Прощаясь, она назвала меня злым желтым карликом. Наверное, в чем-то она права.

Я не обиделся. Хотя почему именно желтый, я так и не спросил.

Я вряд ли мог поступать иначе,

И не следует пробовать то,

Что горчит, даже где-то вяжет,

Выворачивая твое нутро.

Это блюдо тебе и скажет,

Как в меню наших славных дел:

Не торопится пропечатываться та строка,

Обозначив предел.

А мне так видится и очень хочется!

Наивность выбора всегда фатальна.

Отчасти в нем ты не свободен.

Как не раскован в созерцаньи.

И восклицательно шепчу:

«Ха, наша жизнь не тривиальна!» –

Она у каждого своя –

С челом, разбитым в покаяньях.

ИЗ НЕСОСТОЯВШИХСЯ РАЗГОВОРОВ С ОТЦОМ

– Что есть мечта?

– Поставленная цель и стремление к ней.

– Так упрощенно и механистически?

– Да, наверное.

– Подумай еще.

– Тогда причина многих твоих телодвижений и замыслов.

– Уже ближе.

– Хорошо. Плюс ожидание счастья.

– А что такое, друг милый, счастье?

– Ну, хватит. Это уже похоже на занудство.

– Все же.

– Допустим, короткий миг всепоглощающей радости. Что касается меня, уже точно без потери сознания и контроля над собой.

– Вот именно, что «допустим».

ГЛАВА 2

Есть в наших персональных водителях что-то такое неперсональное, которое неуловимо, даже где-то пунктирно, объединяет их в этой профессии, а подчас и придает славному профсоюзу работников «баранки» некую дерзкую и нехарактерную объективность. И в то же время индивидуальность каждого из нас уже вроде бы предначертана самим фактом рождения, но, как я подмечаю, именно приближенность этих людей к руководству позволяет зарисовать их чистейшую неповторимость, преломленную в непохожести одного начальника на другого.

На заре моей трудовой деятельности в нашем городке мне по статусу полагался личный водитель. И как только состоялась моя высадка на этой «станции жизни», был устроен кастинг потенциальных, как тогда казалось, работников команды «Подай – принеси – поехали».

Рассмотрев порядка семи-восьми кандидатур, я выбрал сорокалетнего Сергея. На ознакомительном собеседовании выясняю, что он обладатель рыжей шевелюры, усиков «а-ля Микоян» и тяжелой челюсти, придававшей ему некоторое сходство с лошадью. С двадцати пяти лет возит начальство разного уровня, и такая работа ему очень даже нравится. Чем-то, я так и не понял до сих пор чем, Серж выделялся (аккуратный внешний вид, тихий голос) среди остальных претендентов, и мой выбор был сделан. И началось наше сотрудничество. Я не пожалел о своем решении. Если перечислять его положительные качества как человека и профессионала, то кратко: чистюля, классный механик и водитель, не наглец. С обеих сторон случалось, конечно, всякое – непонимание, обиды. Была даже серьезная авария. Но остается главное: все эти искры возникающей неприязни гасли благодаря взаимной симпатии.

Но по прошествии года «притирки» я стал замечать, что Серега не без успеха овладевает моей мимикрией. Это как-то незаметно зеркально-пластилиново стало проявляться в жестах, интонационно-словесных сочетаниях и даже в покровительственной, пусть и напускной, начальственности в отношениях с моими подчиненными. Неожиданно для себя я понял: за рулем моей машины – маленький директор, который живет в придуманном им мире микроначальника.

Это как в старом анекдоте, где водитель, пообедавший с начальником в придорожном кафе, благодарит его за высокую зарплату и прочие полученные льготы, и, ковыряясь в зубах, неожиданно заявляет: «Нам с Вами, шеф, еще бы водилу».

Преддверие Нового Года. Решено в одном из ресторанов устроить корпоративную вечеринку. Сергею и своему секретарю, по их просьбе, оказываю высокое доверие – вести программу вечера.

И все было прекрасно до момента, пока водитель-конферансье, благосклонно освобожденный мною от своих прямых обязанностей, не выцедил несколько рюмок водки.

Я уже знал, что двести граммов сорокоградусной делают его не очень стойким «оловянным солдатиком», но не мог даже и предположить, что роль ведущего, кстати, очень им просимая, плавно перейдет в роль ведомого.

Через пару часов всеобщего веселья тамада-самоучка стал путаться в словах, и лицо приобрело цвет довольно зрелой клубники. Благоразумная секретарша вынуждена была мягко ограничить участие «многостаночника» Сержа в праздничной риторике, окончательно усадив его за столик и сконцентрировав все внимание публики на себе и вскоре появившемся Деде Морозе.

Дальнейшие три часа активной тренировки ног и желудков увенчались постепенным «рассасыванием» крепкоспаянного коллектива за пределы ресторана. Внутри остается пяток коллег, явно подуставших, мой руководитель, который приехал из другого города, его водитель и Ваш покорный слуга. Сергей, гориллообразно спустив руки до пола, сидел за столом и подпирал его щекой. Он был недвижим. С чувством стыда за своего подчиненного предлагаю шефу довезти на его машине «оное» до дома. Получив согласие, тормошу желеобразное тело и с помощью мата вкладываю в его уши маршрут передислокации.