Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 4 из 20



– Слушай, Валли. – Миссис Осборн повернулась ко мне. – Знаешь, о чем я хочу спросить?

– Хм.

Я знал, по крайней мере догадывался, потому что этот вопрос она задавала мне каждый год.

Она очень красива. Смуглая, темные глаза и брови. Отлично готовит, несмотря на то что у нее гора работы, и вообще хорошая мать. Чуткая. Не авторитарная. Никогда никому из нас не пыталась навязать свое мнение. Ее очень ценят на кафедре лингвистики как преподавателя. Вообще у меня крутые родители. Все трое, если Майкла тоже причислить к этой категории.

– Ты не хочешь в этот год остаться с нами на Рождество?

Я покачал головой.

– Нет, мам. Не то чтобы не хочу. Просто мы с отцом снова поедем в Троссакс к деду. Не было еще ни одного года, чтобы мы не поехали туда в Рождество. Только однажды, когда я болел скарлатиной.

Яичница с беконом тем временем перекочевала ко мне на тарелку.

– Пора создать прецедент, мне кажется. А то так и будешь каждый год сидеть в сочельник со стариками, которые собираются в доме у Алистера. К нам, кстати, приходит много молодежи. Друзья Лукаса.

Друзья Лукаса. Боже мой.

– Не в этом дело.

– Понимаю, что не в этом. Но когда-нибудь это все равно случится. Когда-нибудь, даже довольно скоро, тебе не захочется сидеть в сочельник со стариками.

– Почему это? Они клевые, эти друзья Алистера.

– Я понимаю, что они могут представлять для тебя интерес как для историка. Но согласись, они же не годятся тебе в компанию.

– Почему? – снова спросил я.

Прекрасно было понятно, к чему она клонит, но я прикинулся тупым, как делал обычно в таких случаях.

– Да ты сам все понимаешь.

Я пожал плечами.

– Не знаю, мам. Не в этом году. Возможно, когда-нибудь. И не потому, что я предпочту остаться тут с тобой, Майклом, Лукасом, Оливией и Томом.

– Ты умеешь быть очень неделикатным, надо сказать тебе, Валли.

– Что поделаешь…

Она снова рассмеялась. Она никогда не злилась, если я грубил ей. Если бы она наказывала меня за мое хамство или сердилась, я бы, наверное, совсем распоясался. Но она только смеялась, поэтому стыдом накрывало сразу. Она всегда все понимала. Все мои тайные мысли. Могла бы хоть сделать вид, что не видит меня насквозь, ведь знает же, как я этого не люблю.

– Нет, ты меня не так поняла, – возразил я. – Это же Рождество.

– Я тебя поняла.

– Нет.

– Поняла. Ты бы мог пойти в Святого Алоизия[11]. Ты же ходишь туда по воскресеньям.

– Вкусная яичница, спасибо, мам.

Когда-то Дуг велел мне быть внимательным и чутким с ней.

– Ты можешь легко причинить ей боль, – сказал он. – Потому что именно перед тобой она чувствует себя виноватой. И именно поэтому ты должен всегда очень внимательно следить за собой, чтобы не задеть ее.

Наверное, это правда. Но, когда я думаю об этом, я начинаю ощущать себя канатоходцем, под которым отчаянно раскачивается канат. Очень трудно сохранять равновесие. И чем дольше живешь с Джоан бок о бок, тем труднее. Будь она для меня чужим человеком, было бы проще. С чужого – какой спрос?

Я взял яблоко с деревянного блюда и пошел в гардеробную искать носки. Мне повезло, Лукас не утащил последние парные. Оливия выключила воду в ванной, но я подумал, что, если сейчас пойду мыться, она опять уведет «Омегу», и заторопился.

Велосипеды стояли в сарае в саду. Я вывел «Омегу» за рожки через заднюю калитку. Узкий проход между садиками был усыпан сухими яблоневыми листьями, ветками, шишками. Ветер и сейчас бушевал в кронах, сек дождем лицо и руки. Надо, наконец, купить себе перчатки. Я натянул на уши капюшон и подумал: «Вот и в Средние века кто-то так же укрывал лицо от непогоды». И сразу стало даже как-то теплее. Все-таки я люблю историю. Наверное, я не зря ее выбрал. «Так было всегда» – для меня самая поразительная мысль. Момент истины, который пригвождает тебя к месту своей очевидностью. Даже в такой мелочи, как поправить капюшон, смотреть в огонь или закутаться в плед. И так же делал он – Алистер Дуглас Мак-Гриогар. Тем же жестом, тем же движением руки. Восемьсот лет назад. И Робин Мак-Грегор из Комара. Конец семнадцатого. Иногда прошлое становится реальнее настоящего.

Я оседлал велосипед, оттолкнулся ногой от бровки. Северный ветер ударил в спину. Я доел яблоко на ходу, швырнул огрызок в кучу листьев на газоне, вырулил на Бенбери, привстал на велике и выжал педали.

2 глава

О, бойся Бармаглота, сын,

Он так свирлеп и дик.



А в чаще грымлит исполин,

Злопастный Брандашмыг.

Но взял он меч и взял он щит,

Высоких полон дум.

В глущобу путь его лежит

Под дерево тум-тум.

После семинара мы с Бармаглотом сидели за ланчем в столовой при общаге. Прошли со своими подносами за дальний столик, к окошку. Мелкие капли частой сеткой осели на стекле, сквозь эту рябь было видно, как ветер треплет секвойю в саду, как дождь сечет ветки деревьев.

– Что тебе сказал Уотермид? – спросил Бармаглот.

– Предложил несколько тем для работы на каникулах.

– Ну и как?

– Все клевые, – сказал я.

– Выбрал что-нибудь?

– «Мифопоэтическая традиция кельтов Британии и ее связь с историческими реалиями раннего Средневековья».

– Это же вообще твоя тема, Король.

Я кивнул.

– Кстати, хотел тебя спросить про сегодняшний семинар по раннесредневековой литературе, по Ирландии. Четыре дара богини Дану: копье Луга, меч Нуаду, говорящий камень Лиа Фейл, который орет, когда на него встает истинный король, и котел Дагды[12]. Тут же налицо связь с артуровским циклом, с Граалем и в то же время с христианской традицией, я прав?

Я кивнул.

– Сто процентов. Копье всегда появляется вместе с Граалем. Котел – очень мощный символ у всех кельтов вообще. С появлением христианства возникает и понятие Чаши. И Грааль соединяет в себе оба эти начала. Ну и есть легенды, в которых Граалем называют вовсе не чашу, не сосуд, а драгоценный камень. Вот тебе, пожалуйста, и камень Лиа Фейл, и первоистоки Артурианы. Можешь до кучи добавить сюда и скунский камень[13].

– Круто, – сказал Бармаглот. – В некотором смысле ты разрешил мои сомнения. Мне писать эссе по Книге Бурой Коровы[14], и я думал, стоит ли ввернуть пару слов об этом. Спасибо тебе.

– Да не за что. Пользуйся, пока я жив.

Мы принялись за ланч. Я ел и не мог взгляд оторвать от окна. Бармаглот сказал что-то еще, но я прослушал. Серое небо наваливалось сверху на корпуса колледжа Святой Анны, отражалось в больших окнах общежития, так что почти слилось с ними. По дорожке от библиотечного корпуса шла Мири Вассерман, ее серое пальто раздувал ветер, были видны тонкие ноги в черных колготках. По походке Мири я сразу понял, что ей холодно и коленки у нее промокли.

– Что ты думаешь об этом, Король?

Я думал о Мири Вассерман, о ее промокших ботах и коленках. Особенно о коленках.

– Что? – переспросил я. – Прости, я выпал.

– Тот самый вопрос: кому служит Чаша Грааля? Как по-твоему, это вопрос, на который нет ответа?

– Ну, в принципе ответ есть, – сказал я. – Только он порождает второй вопрос. А потом третий и так далее.

Бармаглот указал на меня вилкой с наколотой на нее фрикаделькой и рассмеялся.

11

Церковь Святого Алоизия Гонзаго – католический храм в Оксфорде.

12

Речь идет о кельтской мифологии.

13

Скунский камень – камень, на котором короновались шотландские короли.

14

Книга Бурой Коровы – старейший ирландский манускрипт.