Хорошая дочь

– В этом предложении слишком много союзов. – Гамма зажгла спичку и поднесла к горелке. Газ полыхнул с резким «пффух». – Иди помой руки.

– По-моему, резонный вопрос.

– Прямо сейчас.

Шарлотта с театральным стоном встала из-за стола и вприпрыжку побежала по длинному коридору. Саманта услышала, как открылась и закрылась одна дверь, потом другая.

– Вы-ни-мать! – прорычала Шарлотта.

В коридор выходило пять дверей, но их расположение не подчинялось никакой логике. Одна дверь вела в жуткий подвал. За другой был гардероб. Посередине почему-то был вход в крошечную спальню, в которой умер старый фермер. Еще одна дверь вела в кладовую. Оставшаяся дверь вела в ванную комнату, и даже два дня спустя никто из них не смог запомнить, какая именно.

– Нашла! – провозгласила Шарлотта, будто они сидели и только этого и ждали.

– Может, с грамматикой у нее и не очень, – сказала Гамма, – но из нее получится отличный юрист. Я надеюсь. Если этой девочке не будут платить за умение спорить, за что еще ей платить?

Саманта улыбнулась, представив свою расхлябанную сестру в пиджаке и с дорогим кожаным портфелем.

– А я кем буду?

– Кем хочешь, девочка моя, только не здесь.

В последнее время эта тема звучала все чаще: Гамма страстно желала, чтобы Саманта съехала, улетела, занялась чем угодно, только не тем, чем занимались женщины в этом городе. Гамма всегда была не такой, как другие пайквилльские матери, даже в те времена, когда работа Расти еще не превратила их семью в неприкасаемых. Соседи, учителя, прохожие – у всех было свое мнение о Гамме Куинн, и оно редко было положительным. На свою беду, она была слишком умна. У нее был тяжелый характер. Она не умела держать язык за зубами, когда следует. Она отказывалась приспосабливаться. Когда Саманта была маленькой, Гамма начала бегать. Как и во всем остальном, она увлекалась спортом еще до того, как это вошло в моду: бегала марафоны по выходным, занималась с кассетой Джейн Фонды перед телевизором. Но окружающих бесило не только то, что Гамма была в отличной спортивной форме. У нее невозможно было выиграть в шахматы, «Скрэббл» или даже «Монополию». Она знала все ответы в телевикторинах. Она правильно употребляла слова «одеть» и «надеть». Она не терпела недостоверной информации. Она презирала церковь. У нее была дурацкая привычка в любой компании вдруг выливать на окружающих поток случайных малоизвестных фактов.

А вы знаете, что у панд увеличенные кости запястья?

А вы знаете, что у морских гребешков вдоль створок расположены ряды глаз?

А вы знаете, что уровень радиации от гранита на Центральном вокзале Нью-Йорка превышает максимально допустимые значения для атомных электростанций?

Была ли Гамма счастлива? Наслаждалась ли она своей жизнью? Радовали ли ее дети? Любила ли она мужа? Все это были разрозненные кусочки информации в том пазле из тысячи деталей, который представляла собой их мать.

– Что твоя сестра там так долго делает?

Саманта откинулась на стуле и посмотрела в коридор. Все пять дверей были все еще закрыты.

– Может, она в унитаз смылась?

– Где-то в коробках есть вантуз.

Зазвонил телефон: внутри старомодного дискового аппарата на стене дребезжал звонок. В доме из красного кирпича у них был беспроводной телефон и автоответчик, который записывал все входящие звонки. Саманта первый раз в жизни услышала слово «сука» именно на этом автоответчике. Она была с подругой Гейл из дома напротив. Телефон звонил, когда девочки входили в дверь, но Саманта не успела взять трубку, и аппарат сделал это за нее.

«Расти Куинн, сука, ты не жилец. Слышишь меня? Я, сука, грохну тебя, трахну твою жену и разделаю твоих дочурок, как, сука, оленя на охоте, ты, сука, сраный защитник убогих».

Телефонный звонок раздался в четвертый раз. Затем в пятый.

– Сэм, – сурово сказала Гамма, – Чарли нельзя брать трубку, не позволяй ей.

Саманта не стала спрашивать: «А мне можно?» – и встала из-за стола. Она сняла трубку и приложила ее к уху. Инстинктивно стиснула зубы, будто ожидая удара.

– Алло.

– Эй, приветик, Сэмми-Сэм. Дай-ка трубку мамуле.

– Папа, – выдохнула Саманта. Она подняла глаза и увидела, что Гамма упрямо мотает головой.

– Она пошла наверх принять ванну. – Саманта только сейчас вспомнила, что несколько часов назад уже использовала эту отговорку. – Сказать ей, чтобы она тебе перезвонила?

– Похоже, наша Гамма стала уделять повышенное внимание вопросам гигиены в последнее время.

– Точнее, с тех пор, как дом сгорел?

Слова соскользнули у Саманты с языка, и сказанного уже было не вернуть. Страховой агент фирмы «Пайквилль Фаер энд Кэжуалти» был не единственным, кто считал Расти виновным в пожаре.

Расти усмехнулся.

– Ну что ж, спасибо, что так долго терпела и не высказывала мне это. – В трубке щелкнула зажигалка. Очевидно, отец забыл, что на стопке Библий поклялся бросить курить. – А теперь послушай, милая: скажи Гамме, когда она выйдет из, кхм, ванной, что я попрошу шерифа послать к вам машину.

– Шерифа? – Саманта пыталась голосом передать Гамме свой испуг, но мать не повернулась. – Что случилось?

– Ничего не случилось, моя хорошая. Просто того плохого парня, который сжег наш дом, так и не поймали, а сегодня на свободу снова вышел невиновный, и некоторым это тоже не нравится.

– Это тот мужчина, который изнасиловал девушку, которая повесилась?

– О том, что с ней на самом деле произошло, знают только та девушка, сам преступник – кем бы он ни был – и Господь наш Бог на небесах. Я не считаю себя ни одним из этих людей и полагаю, что и тебе не следует.

Саманта терпеть не могла, когда отец «включал» этакого деревенского адвоката, выступающего с заключительным словом.

– Папа, она повесилась в амбаре. Это доказанный факт.

– Почему меня окружают одни спорщицы? – Расти прикрыл трубку рукой и заговорил с кем-то.

Саманта слышала сиплый женский смех. Ленор, секретарша отца. Гамме она никогда не нравилась.

– Ну хорошо, – Расти снова говорил в трубку. – Ты еще здесь, милая?

– А где мне еще быть?

– Повесь трубку, – сказала Гамма.

– Детка, – Расти выдохнул дым, – скажи, что2 я могу сделать для тебя, и я немедленно это сделаю.

Старый адвокатский трюк – переложить решение проблемы на другого.

– Папа, я… – Гамма нажала на рычаг, прервав разговор. – Мама, мы не закончили!

Гамма продолжала держать руку на телефоне. Вместо того чтобы объяснить свои действия, она сказала:

– Задумайся об этимологии фразы «повесить трубку». – Она взяла трубку из рук Саманты и повесила ее на рычаг. – Вот видишь, почему говорят «брать трубку» и «снимать трубку». И, как ты, конечно, знаешь, при нажатии рычаг телефона замыкает электрическую цепь, передавая сигнал, что входящий звонок может быть принят.

– Шериф пришлет машину, – сообщила Саманта. – То есть папа собирается его об этом попросить.

Гамма недоверчиво посмотрела на нее. Шериф не был большим другом Куиннов.

– Тебе надо помыть руки перед ужином.

Саманта знала, что пытаться продолжать разговор бессмысленно. Иначе мать найдет отвертку, разберет телефон и начнет объяснять, как работает электрическая схема: такое уже много раз бывало с самой разной домашней техникой. Гамма была единственной мамой на весь квартал, которая сама меняла масло в своей машине.

Только они больше не жили ни в каком квартале.

Саманта споткнулась о коробку в коридоре. Она обхватила пальцы ноги и сжала их, словно могла выдавить из них боль. Оставшийся путь до ванной комнаты она прихрамывала. В коридоре она встретилась с сестрой. Шарлотта ткнула ее кулаком в плечо, потому что Шарлотта всегда так делала.

Эта засранка закрыла дверь, и Саманта не сразу нашла вход в ванную. Низкий унитаз был установлен еще тогда, когда люди были ниже ростом. Душ представлял собой пластиковую загородку в углу с растущей по стыкам черной плесенью. В раковине лежал молоток. В том месте раковины, куда этот молоток обычно кидали, виднелся черный чугун. Гамма разгадала эту загадку. Кран был таким старым и ржавым, что для того, чтобы из него не капало, нужно было ударить по вентилю молотком.