Страница 9 из 18
Репрессии против «держателей валюты» сконцентрировались в ЭКУ ОГПУ. Уголовный розыск и милиция должны были передать ему все дела «валютчиков»[81]. В конце 1920-х – начале 1930-х годов под лозунгом борьбы с валютной спекуляцией прошли массовые принудительные изъятия ценностей у населения. В их числе – кампания 1930 года по конфискации серебряной монеты, в ходе которой ОГПУ арестовывало и владельцев золота. Циркуляр № 404 ЭКУ ОГПУ от 20 сентября 1931 года разрешил изъятие золотых и серебряных предметов домашнего обихода. Сотрудники ОГПУ так усердствовали, что Экономическое управление вынуждено было одергивать их: в сентябре 1932 года специальный циркуляр ЭКУ ОГПУ разъяснял, что отбирать бытовые ценности можно только в случае, если их количество «имело товарный спекулятивный характер», а также в случаях их «особой валютной важности». Однако злоупотребления не прекратились[82]. В 1930–1932 годах в рамках борьбы с контрабандой в стране прошли массовые операции по изъятию валюты. В особых папках Политбюро распоряжения типа «Обязать ОГПУ в семидневный срок достать 2 млн рублей валюты» или «Предложить (другой вариант: „категорически предложить“. – Е. О.) ОГПУ до 25 февраля (срок 1 месяц) с. г. сдать Госбанку валюты минимум на один миллион рублей» встречаются регулярно[83]. Методы использовались самые разные – уговоры, обман, террор. Сон Никанора Ивановича о театрализованно-принудительной сдаче валюты из «Мастера и Маргариты» Михаила Булгакова – один из отголосков «золотухи» тех лет[84]. Концерт-истязание для валютчиков, оказывается, вовсе не был досужей фантазией Булгакова! В 1920-е годы евреев-нэпманов ОГПУ убеждало сдать ценности с помощью родных им еврейских мелодий, которые исполнял специально приглашенный музыкант[85]. Были у ОГПУ и откровенно кровавые методы. Например, «долларовая парилка» – жертву держали в тюрьме и пытали до тех пор, пока родственники и друзья за границей не присылали валютный выкуп[86]. Показательные расстрелы «укрывателей валюты и золота», санкционированные Политбюро, также были в арсенале методов ОГПУ[87]. Фактически страна вернулась к жесткой валютной политике периода Гражданской войны.
Массовые репрессии против владельцев ценностей, которые проходили в конце 1920-х – начале 1930-х годов, не были подкреплены изменением валютного законодательства. Декреты и постановления правительства первой половины 1920-х годов, разрешившие владение и свободное обращение валютных ценностей частных лиц, формально сохраняли силу. Прикрываясь «борьбой против валютной спекуляции», ОГПУ, таким образом, нарушало действовавшие в стране нормы права. Спорадические атаки на валютчиков рубежа 1920–1930-х годов сменились планомерной «текущей работой по выкачке валюты» у населения, которая стала одной из основных задач Экономического управления. Началась агентурная разработка «социально подозрительных» – «бывших» и нэпманов, розыск тех, кто был в бегах, сбор информации по вкладам в иностранных банках и получению наследства. В повторную «разработку» пошли даже те, кто уже был выслан в лагеря и ссылку[88].
Методы ОГПУ худо-бедно работали для извлечения крупных сбережений, но в стране были ценности и другого свойства. Их не прятали в тайниках под полом, вентиляционных трубах или матрасах. На виду у всех они блестели обручальным кольцом на пальце, простенькой сережкой в ухе, цепочкой на шее. Трудно представить человека, у которого не было хотя бы одной золотой безделицы. Помноженные же на миллионы населения Страны Советов, эти валютные россыпи составляли огромное богатство. По мере истощения государственных золотовалютных резервов и роста потребностей индустриализации у руководства страны крепло желание собрать эти нехитрые ценности, разбросанные по всей стране по шкатулочкам, сервантам и комодам[89]. Проблема состояла в том, как это сделать. Силой вряд ли получится – агентов не хватит за каждым колечком гоняться.
В момент рождения Торгсина в 1930 году страна уже жила на полуголодном пайке, уверенно двигаясь к катастрофе – массовому голоду. Казалось бы, ответ на вопрос, что предложить людям в обмен на ценности, был очевиден. Но бюрократическая машина поворачивалась медленно. В мае 1931 года Одесская контора Торгсина сообщала в Москву: «У нас было несколько случаев обращения об отпуске продуктов с оплатой наличным золотом (10-ки, 5-ки) старой русской чеканки». Одесский Торгсин запросил местное ГПУ и фининспекцию горсовета, те не возражали. Оставалось получить санкцию руководства страны на продажу товаров в обмен на золото[90]. Торгсин в Одессе был не единственным, куда люди приносили золото[91]. Действия тех, кто первым, до официального к тому разрешения, принес свои ценности в Торгсин и предложил их в уплату за товары, были сопряжены с риском, ведь в стране уже шли валютные репрессии. Советская повседневность была отмечена бытовым героизмом граждан. Четырнадцатого июня 1931 года Наркомфин СССР наконец разрешил Торгсину принимать монеты царской чеканки в уплату за товары. Монеты без дефектов шли по номинальной стоимости, дефектные – по весу из расчета 1 руб. 29 коп. за грамм чистого золота[92]. Случай с золотыми монетами показывает механизм развития Торгсина. Валюта нужна была государству, но в условиях голода люди брали инициативу на себя. В этом смысле Торгсин, грандиозное предприятие по выкачиванию валютных средств у населения на нужды индустриализации, был не только результатом решений правительства, но в значительной степени и детищем народа, стремившегося выжить.
Золотые царские монеты – лиха беда начало! Подлинная революция на «валютном торговом фронте» началась тогда, когда руководство страны разрешило советским людям сдавать в Торгсин бытовое золото – украшения, награды, нательные кресты, часы, табакерки, посуду и всякий золотой лом – в обмен не на рубли, как в скупке Наркомфина или Госбанка, а на дефицитные товары и продукты[93].
И чего только не найдешь в архивах! У идеи обмена товаров на бытовое золото, оказалось, есть автор – Ефрем Владимирович Курлянд, проживавший в начале 1930-х годов на Малой Дмитровке. На работу в Торгсин он пришел в сентябре 1930 года. Свое «рационализаторское» предложение Курлянд сделал, будучи директором столичного универмага № 1. В фонде Торгсина сохранилось его письмо в Наркомвнешторг, написанное в октябре 1932 года[94] – время бурного развития Торгсина и подходящий момент, чтобы заявить свои авторские права. Ко времени написания письма Курлянд вырос до коммерческого директора Московской областной торгсиновской конторы.
По словам Курлянда, он сделал свое «кардинальное предложение» еще в марте 1931 года и, испытывая «бесконечные мытарства», многие месяцы добивался его осуществления. Наконец в декабре, с устного разрешения председателя Правления Торгсина М. И. Шкляра, Курлянд первым в стране открыл в универмаге Торгсина № 1 продажу за бытовое золото. Через несколько недель после фактического начала операций в московском универмаге Наркомвнешторг узаконил их своим постановлением.
Архивные материалы позволяют точно определить дату официального разрешения продавать товары в Торгсине в обмен на бытовое золото. Шкляр, давая в декабре 1931 года устное разрешение Курлянду начать торговлю в универмаге № 1, не слишком рисковал, так как этот вопрос уже в принципе был решен «в верхах». Третьего ноября 1931 года Политбюро поручило Наркомвнешторгу СССР организовать в магазинах Торгсина скупку золотых вещей в обмен на товары. Специальная комиссия, куда вошли руководители «валютных» ведомств – А. П. Розенгольц (Наркомвнешторг), Г. Ф. Гринько (Наркомфин), А. П. Серебровский (Союззолото), М. И. Калманович (Госбанк), Т. Д. Дерибас (ОГПУ), должна была определить районы деятельности Торгсина по скупке бытового золота и методы расчета[95]. Десятого декабря 1931 года решение Политбюро было оформлено постановлением Совнаркома[96]. Текст постановления не подлежал опубликованию, так как по сути являлся официальным признанием плачевного состояния золотовалютных резервов СССР. Руководство страны, видимо, рассчитывало, что молва о Торгсине будет распространяться из уст в уста. И не ошиблось. Еще до появления официального решения слухи о том, что Торгсин будет продавать советским гражданам товары в обмен на валютные ценности, ходили по стране[97].
81
ЭКУ ОГПУ боролось против несанкционированных действий УГРО и милиции, которые без согласования с ОГПУ проводили аресты валютчиков, срывая агентурные разработки (Мозохин О. Указ. соч. С. 213).
82
Там же. С. 222–223.
83
См., например, решения Политбюро от 25 января 1931 и 19 декабря 1932 года (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 9. Л. 105, 134).
84
Булгаков М. А. Мастер и Маргарита. Глава 15. Сон Никанора Ивановича. Булгаков начал писать свой роман в 1928-м и работал над ним до 1940 года.
85
Г. В. Костырченко пишет об этом в книге «Тайная политика Сталина: Власть и антисемитизм» (М., 2003). Он ссылается на свидетельство бывшего сотрудника Экономического отдела московского представительства ОГПУ М. П. Шрейдера, который лично принимал участие в подобных мероприятиях (С. 109).
86
О «долларовой парилке» пишет Вальтер Кривицкий, сам сотрудник ОГПУ в 1930-е годы (Кривицкий В. Я был агентом Сталина. М., 1998. С. 85).
87
Постановления о расстреле «валютчиков» см.: РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 9. Л. 39–40; Мозохин О. Указ. соч. С. 215–216 со ссылкой на ЦА ФСБ РФ. Ф. 2. Оп. 8. Д. 633. Л. 1–10.
88
Особое внимание привлекали дачи – традиционные места тайников. Об истории государственного кладоискательства см.: Мозохин О. Указ. соч. С. 217–219, 221.
89
Вопрос о золоте в начале 1930-х годов постоянно был в повестке заседаний Политбюро. Работали комиссии Политбюро по золоту. Первого ноября 1931 года на заседании Политбюро доклад «О золоте» делал сам Сталин. По этому докладу Политбюро уполномочило комиссию по увеличению золотых ресурсов страны принять все необходимые меры для быстрейшего увеличения золотых ресурсов СССР (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 11. Л. 33).
90
РГАЭ. Ф. 4433. Оп. 1. Д. 5. Л. 101.
91
Аналогичные сообщения поступили, например, из Киева, Ленинграда, Тифлиса и Крыма (Там же. Д. 8. Л. 89).
92
Там же. Д. 8. Л. 48; Д. 4. Л. 110.
93
До появления Торгсина в СССР была организация, которая, наряду со старательским золотом, скупала бытовое золото у населения в обмен на товары. По постановлениям СТО от 11 января и 21 июня 1929 года в районах приисков работали скупочные пункты и «золотые магазины» акционерного общества «Союззолото». Осенью 1929 года золотоскупка Союззолота работала в девяти городах Сибири и Дальнего Востока. Почему Политбюро вместо развития операций Союззолота решило отдать Торгсину монопольное право на скупку бытового золота? Решение, видимо, было продиктовано ведомственной принадлежностью. Союззолото объединяло предприятия золотодобывающей промышленности и входило в структуру Главцветмета, промышленного объединения, отвечавшего за добычу цветных металлов, которое, в свою очередь, находилось в ведении Наркомата тяжелой промышленности. В 1933 году Союззолото было преобразовано в Главзолото в составе Наркомтяжпрома. Главной функцией Союззолота была разработка месторождений, а не торговля. С появлением Торгсина магазины Союззолота, а затем Главзолота, локализовались. Они продавали товары на приисках в обмен на старательское золото, добытое сверх плана. Торговля в магазинах Союззолота на приисках напоминала торгсиновскую, даже цены на товары там были такие же, как в Торгсине (РГАЭ. Ф. 8153. Оп. 1. Д. 1. Л. 65; Ф. 8154. Д. 106. Л. 91 и об.).
94
РГАЭ. Ф. 4433. Оп. 1. Д. 26. Л. 162.
95
РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 11. Л. 44.
96
Постановление № 1123 СНК СССР от 10 декабря 1931 года «О предоставлении Всесоюзному Объединению „Торгсин“ права производства операций по покупке драгоценных металлов (золота)» (ГАРФ. Ф. 5446. Оп. 12а. Д. 698. Л. 1).
97
РГАЭ. Ф. 4433. Оп. 1. Д. 8. Л. 90.