Страница 1 из 5
Виктор Музис
Под крылом аэрогеологии
ЗАБАЙКАЛЬЕ. ПЕРВЫЙ ПОЛЕВОЙ СЕЗОН
Еще заканчивая последний класс 11-ти летки, я стал подумывать, а что дальше? Поскольку в дни нашей юности считалось престижным поступить в какой-нибудь ВУЗ (хоть в мясо-молочный или педагогический), то об этом подумывал и я. Поскольку парень я был бесшабашный, с ветерком в голове, то и о предстоящей профессии не очень то и задумывался.
Но вот диплом об окончании средней школы №348, что в двух шагах от Елоховской церкви, получен и надо куда-то поступать, сдавать экзамены. Меня в школе-то тянули за уши, особенно учительница по математике, поэтому на успешное поступление в ВУЗ я как-то и не рассчитывал, поступал по инерции, как все…
Но в какой? Я понятия не имел! Но, поскольку мой отец был геологом, я и решил пойти по его стопам. И хоть в МГУ был конкурс 21 человек на место, я со свойственной своей безбашенностью, подал документы в МГУ на геологический факультет.
Переползая от одного экзамена к другому, я еле вытягивал на тройку (особенно по физике и математике), и счастьем было получить по другим предметам четверку. И, конечно, я не прошел по конкурсу.
Что дальше? Было время подать документы в какой-нибудь другой ВУЗ, где был бы похожий факультет, и я подумывал о Стали-Литейном, что на Октябрьской площади.
Но нужно было забрать документы из учебной части МГУ и я поехал туда. Сотрудница учебной части достала мои документы и, посмотрев на меня, спросила, а не хочу ли я подать документы на вечернее отделение? Хочу ли я? – Да я просто не поверил своему счастью! Это была удача, которая встречается не так часто!
И вот я студент геологического факультета Московского Государственного Университета имени Ломоносова М. В.
Теперь и ребятам во дворе можно с гордостью в глаза посмотреть и учительницу по математике порадовать (не зря она на меня столько сил потратила).
В сентябре начались занятия. Толстая тетрадь. С одной стороны один предмет, с другой – другой. Лекции, коллоквиумы, семинары, практические занятия…
Ближе к весне отец «по знакомству» устроил меня в экспедицию рабочим в партию Федоровского. Поступить в экспедицию было делом довольно сложным, но существовало правило – тех, кто проработает пол года, оформлять на постоянную…
Так что впереди был первый полевой сезон. Чтобы меня чем то занять, мне дали прошлогодний отчет, чтобы я ознакомился с районом и методикой работ. Понятными были только главы «Физико-географический очерк» и «Полезные ископаемые», от «Стратиграфии» и «Тектоники» у меня слипались глаза и я начинал «клевать носом». Но, как только пошла работа по подготовке отчета предстоящих работ, и мне нашлись задания. Разрисовка цветными карандашами участков поисковых работ, печатание на машинке различных заголовков и условных обозначений и вставкой их на кальку, наклеивая резиновым клеем.
Еще меня озаботило то, что в поле хорошо было бы приобрести надежный нож. Я уже освоился в коллективе и мне достали красивую финку с цветной пластиковой рукояткой и небольшой гардой. Такие финки делали «сидевшие» дядьки.
Сделав из двух дощечек ножны, я сбил их обувными гвоздиками и приклеил клеем БФ. Для ношения на поясе. прикрепил их кожаным шнурком, который крепился к ремню спереди с правого боку.
И вот мы группой вылетаем к месту полевых работ. Сначала на АН-18 до Читы. В аэропорту Читы регистрируем билеты и оформляем их до поселка Чара. Для ожидания вылета в Чите была оборудована база с домом-общежитием, где была большая длинная комната с металлическими кроватями и выдавалось постельное белье.
ЛИ-2
Из Читы мы вылетели на ЛИ-2 и оказалось, что я плохо переношу полет. Пришлось сжаться в комок и терпеть. Но вышел я из него совершенно разбитым, будто тебя вывернуло на изнанку и все внутренности были в болезненном состоянии. В Чаре тоже была оборудована база для прибывающих и убывающих, и я завалился спать, чтобы унять свое болезненное состояние.
Из Чары в район работ нас перебросили на МИ-4. Я опасался что и его перенесу тяжело, но оказалось, что несмотря на то, что все в нем гремело и грохотало, и трясло мелкой дрожью, что казалось он вот-вот развалится, долетели мы благополучно и без страданий.
Базовый лагерь партии стоял на реке Апсат на высоком бугре склона, а под ним во всю ширину долины лежала белоснежная наледь, прорезанная посередине узкой расщелиной стремительно бурлящего водотока.
Наледь
Нас расселили по палаткам, где были нары во всю ширину, а в ближнем углу стояла печка буржуйка. Нас заселилось четверо рабочих, все молодые парни и мне поначалу было даже интересно выслушивать их байки. Но с появлением комаров стало уже не до веселья, т.к. постоянно кто-то входил, кто-то выходил и вносил на спине эту жгучую заразу. Спасения от нее не было. Особенно по ночам. Дни стояли жаркие, хотелось высунуться из спального мешка, но это было чревато, тут же садились вездесущие твари комары, легко прокусывающие сатиновые вкладыши к спальникам. А за парусиновой стенкой палатки стоял просто монотонный гул от желающих попасть к нам внутрь.
Из средств защиты от них был только диметил, такая маслянистая жидкость. Я мазал им лицо, чтобы хоть как-то забыться во сне. Но его действия хватало примерно на час и приходилось просыпаться и опять мазаться.
Питались мы на улице под натянутым большим тентом за грубо сколоченном столом и лавками по бокам. Комарье слеталось на горяченькое и густо сдабривало и первое и второе. Не уследишь – всю поверхность миски усеют, «как слоем черной саранчи». Приходилось сгребать их ложкой и сбрасывать на землю. Приходилось еще низко наклоняться над миской, чтобы ограничить их от сдабривания пищи их телами.
Я справа в буденовке
Пока не пришли олени, все кайфовали от вынужденного безделья – «поели, нужно поспать; поспали, нужно поесть». И только начальство беспокоило бесполезно проведенное время.
Я же, пропитанный духом романтизма от прочитанной приключенческой литературы, все ждал каких-то событий, каких-то происшествий, но прошел день, и второй, и третий и все оставалось будничным и спокойным.
Как говорил закадровый голос в каком-то фильме: – «Приключения ждали его за каждым углом! Но вот он проходит за первый угол, за второй, за третий… а приключений все нет!».
Как-то днем мне послышался какой-то странный протяженный непонятный звук со стороны реки. Я вышел, поглядел на наледь, на лес за ней… звук продолжался, но в лагере все было спокойно. И я вошел обратно в палатку. Через какое-то время за палаткой послышалось какое-то шевеление. Я снова вышел. На краю обрыва стоял Федоровский (начальник партии) и смотрел в бинокль… Рядом было еще несколько сотрудников.
– Оленеводы, что ли идут… – в задумчивости произнес он. И вдруг воскликнул: – Руки!!!
Все как горох ссыпались с обрыва и побежали по наледи к расщелине. Над ней видны были только руки, вцепившиеся в вмерзший в лед кустик тальника, а ее ноги в коротких резиновых сапогах болтало потоком. Ее тут же вытащили, усадили на бровку, подстелив телогрейку, другую накинули ей не плечи. Я отдал ей свои шерстяные носки.
– Ребята, где ж вы были, я все время звала вас. И тебя, Музисенок, тоже звала…
Оказывается, она хлебнула бражки, захмелела и понесло ее, за каким-то чертом, на наледь… Она была женщина пожилая, не первый год ездила в экспедицию, все ее очень уважали и она ко всем относилась по доброму, по матерински. Говорят, она даже сидела. Сказала военкому, что он редиска – снаружи красный, а внутри белый.