Страница 1 из 6
Денис Игумнов
Зеркало за горизонтом
Глава 1
Человек, когда ему исполняется тридцать лет подходит к некой границе, переступая которую он попадает либо в райский сад определения себя, как цельной личности, что способствует реализации, заложенной в нём богом искры гениальности, либо, что бывает гораздо чаще, катится вверх (да-да именно вверх), теряя по пути мечты и фантазии, а значит и самого себя.
Три месяца назад я, Семёнов Илья Эдуардович, как раз и переступил роковую черту тридцатилетия. За окном моего сельского дома начало сентября – бабье лето, моё любимое время года наряду с августом. Но красоты природы и ласки погоды меня больше не радуют, как прежде.
Если смотреть с обывательской точки зрения, я много достиг в жизни – высокооплачиваемая работа заведующим коммерческим отделом производственной фирмы по изготовлению полимерных материалов, квартира в центре города, машина бизнес-класса, дача, красавица жена, двое детей, пухлый счёт в банке. Здоровьем меня природа не обидела: в тридцать лет я себя чувствовал лучше, чем в двадцать лет. Меня расстраивало и мне надоедало не внешнее проявление успеха, а внутреннее состояние растерянности и, по большому счёту, ненужности мне всего окружающего меня. Я так и не сумел избавиться, как я теперь понимаю к счастью для себя, от чувства детскости, пронизывающего душу нитями спонтанных порывов и желаний чуда здесь и сейчас.
Мужское начало во мне, хотя и бросалось всем в глаза, отнюдь не было таким очевидным для меня самого. Напускная брутальность, заработанная в фитнесс клубах? Я хотел большего. Быть на вершине мира. Любой ценой стать самым крупным хищником в социальных джунглях современного общества. А в той сытой и размеренной жизни, в которой я барахтался вот уже почти десять лет, моих способностей хватит разве что на открытие собственного дела, лет так через пять. И это всё? Конец? Круглое пузо и такой же круглый счёт в банке. Нет, я совсем не против достатка и обыкновенных ежедневных человеческих радостей. Но разве это в жизни главное? Во всяком случае, для меня точно нет. Подвиг и корона, пускай и возложенная на пробитую голову героя.
Я всегда верил в мистику. В детстве и юности уходил при помощи мистической психоделии музыки, фильмов и книг от жестокой реальности наших учебных заведений и улицы, а потом, повзрослев и, как ни странно, поумнев, увидел в особом отношении к жизни, как к тайне, которой обладаю только я, оригинальный способ достижения своих целей не традиционным путём. Но дальше теорий, эмоциональных переживаний (хотя и очень ярких) дело не шло.
Лето пролетело, как всегда, в хлопотах. Каждые выходные мы с женой и детьми ездили на свою дачу или на дачу к родственникам жены. В отличие от меня у неё близких родственников хватало. У меня же на этом свете осталась одна мама, живущая на другом конце города, с которой я виделся стабильно раз в месяц. Мало? Такова жизнь.
Моя жена Люба работала в банке, а всё своё свободное время посвящала саду-огороду. Её страсть я не разделял, поэтому торчать на даче по выходным меня заставляла только любовь к моим детям – Серёже и Наташе. Им для крепкого здоровья нужен кислород, живые витамины в виде овощей прямо с грядки, фрукты прямо с дерева и место, где можно побегать, попрыгать, повалять дурака, набраться энергии на весь следующий год. Серёже в школу через два года, а Наташе через год. Поэтому я терпел. Забыться с помощью бутылки, как это делали другие мужики в подобной ситуации, я не мог, да и не хотел. Моему организму алкоголь не приносил радости. А если представить, что на следующее утро после его употребления наступала неминуемая расплата – головная боль, слабости, расстройства желудка, то желание выпить и вовсе скукоживалось до состояния потерявшейся в холодильнике изюминки трёхмесячной давности.
Секс с женой меня больше не радовал, а точнее не мог радовать, так как наблюдалось полное присутствие его отсутствия как такового. По правде говоря, заниматься любовью с Любой всегда для меня было лишь выполнением тяжёлой половой повинности – сестры супружеского долга. Реализовывать мои желания с ней, женщиной во всех других отношениях положительной, привлекательной, можно сказать идеальной женой, я не хотел, а её и так всё устраивало. Меня же такое состояние постельных дел не только не устраивало, а, скорее, раздражало, бесило, но я ничего с этим не мог поделать. Проституток я презирал, а завести любовницу не решался. Ну и что мне оставалось? Перечитывать в сотый раз одни и те же книги, смотреть одни и те же фильмы, забыть свои мечты, превратиться в серого грызуна, вечного добытчика, нудного соплежуя. Стареть, пухнуть от жира и самодовольства.
Особенно остро мысли о моей никчёмности и пустоте стали тревожить меня после моего 30-го дня рождения. Наверное, подкрадывалась старость. В будние дни меня от разных таких въедливых мыслей-червей спасала работа, а вот ночами и в субботу с воскресеньем приходилось совсем туго. Под кожей зудело беспокойство потраченных впустую дней. Желание трансформации настолько возросло, что ко мне по ночам принялись приходить гости. Так подсознание отреагировало на сигналы беспокойства, идущие из моего настроенного на волну перманентной мистики первобытного отдела мозга (гипоталамуса).
Ко мне во сны всё чаще заглядывал внутренний наставник – отражение моей обратной стороны, знающий все пути и изучивший все решения задолго до того, как передо мной, вообще, встала возможность их выбора. До этого наставник последний раз ко мне приходил в разгар моего полового созревания, когда в огне подростковых комплексов и страхов я экспериментировал с разными духовными практиками, незаконно рожденным дитём, одной из которых, и стал наставник. Я сам удивился его появлению, а лишь потом испугался, тем более что его внешность никак не располагала к общению. Внутренний наставник носил военную форму комдива тридцатых годов (мне, во всяком случае, такое сравнение сразу пришло на ум), весь перетянутый кожаными ремнями в отлично начищенных хромовых сапогах, а лицо своё скрывал под хоккейной маской, вросшей ему прямо в мясо. Несуразность его вида сразу настораживала и одновременно притягивала, дарила надежду. В нём чувствовалась нездешняя сила. Его голос гудел нотами низких басов, почти музыкальные темы, а не слова, служили ему мостом общения между нами.
После первого своего визита, когда я вёл себя в состояние транса, наставник стал самовольно, уже без вызова, влезать в мои сны. В конце концов, он дал мне несколько полезных советов, пришедшихся очень кстати: они помогли мне пережить то страшное время, когда я чувствовал себя мышью, угодившую в лапы дикого кота. Наставник растворился в моих фантазиях как кладбищенский морок: так же неожиданно, как и появился. Я думал, что навсегда, а оказалось: затаился до момента душевного перелома из состояния пассивного кувыркания во времени в возможное состояние перехода на уровень восприятия себя как абсолютно новой, независимой личности.
Сейчас, когда наставник вернулся, он несколько изменился: военная форма превратила его в комбрига – (Наставника разжаловали? Или, наоборот, там, на оборотной стороне подсознания такая перемена отражала зазеркальный элемент карьерного роста? И тогда наивысший титул – это рядовой?). А вот маска, по-прежнему скрывая лицо, вылезла из его плоти, оставляя незаживающие по её краям обводы, сочащиеся прозрачными каплями по своей консистенции напоминающие смолу хвойных деревьев.
Пришёл внутренний наставник ко мне после пятнадцати лет отсутствия на следующую ночь после того, как я доведённый до крайности положением шахматиста неудачника пытающегося, неизвестно почему, стать балериной, послав всё к чёрту, взял на работе внеочередной отпуск на неделю, наврал жене про командировку и, собрав вещи, укатил в деревню в дом своей давно умершей бабушки. Сто шестьдесят километров от Москвы до Калуги показались мне достаточным расстоянием для осмысления дальнейшего течения моей жизни.