Белая бригада

…Прошло полгода. Я уже сам спокойно нес стояночные вахты, ничему не удивлялся и даже слегка поучал нового молоденького штурмана, но всегда знал, что в любом случае, что бы ни случилось, мне помогут и выручат. Без лишнего шума и какой-либо корысти, а просто потому, что так надо! На морях без этого нельзя – на том и стоит флот. Стоял до нас, сейчас стоит и после стоять будет.

Ну, а первую вахту, конечно, запомнил на всю жизнь и сейчас, собираясь на день ВМФ, всегда ее вспоминаю.

День рождения адмирала

В темную и холодную ноябрьскую полночь экипаж ледокола «Илья Муромец», стоявшего на 36-м причале напротив «Пентагона»[2], был поднят по тревоге – в одной из бухт на базе атомных подлодок загорелась плавучая казарма. Я в ту ночь был вахтенным помощником и вся кутерьма по вызову на борт командного состава и экипажа, запуску гирокомпаса и двух двигателей легла на нас с механиком и мотористами. Это была третья вахта в моей еще короткой морской жизни и протекала она на редкость бурно.

Разогнав матросов на оповещение и едва успев сделать записи в судовом журнале, я был срочно вызван в штаб бригады. В коридорах царила деловая суета, носились озабоченные флагманские специалисты и матросы-посыльные, верещали телефоны, густо стоял табачный дым и, разумеется, витали некие речевые конструкции на базе слова «мать», без которых на флоте не обходится ни одно осмысленное мероприятие.

Дело оказалось очень серьезным, потери от пожара нешуточными, и о них уже знали в Главном штабе ВМФ в Москве.

Я подошел было с рапортом к комбригу, но капитан первого ранга повел глазами на стоящего ко мне спиной здоровенного дядьку в адмиральской шинели. Тот обернулся, выслушал рапорт, потом критическим взглядом окинул мою тощую фигуру в необношенной еще форме с новенькими шевронами на погонах, фуражке с «крабом», сидящей на голове за счет ушей, задержал взор на медицинском значке, иронически хмыкнул и неожиданно изрек: «О! Еще один физдрон ушастый! Пароход-то ты хоть умеешь готовить, доктор?».

Я было хотел совершенно по-штатски возмутиться за «физдрона», но комбриг (кстати, видевший меня всего второй раз в жизни) исподтишка показал мне приличных размеров кулак и не моргнув глазом бодро доложил, что я один из лучших его кадров и уже максимум через сорок минут судно будет готово к отходу. Хотя это была чистейшей воды импровизация, тем не менее через полчаса (благодаря примчавшемуся капитану) с половиной штурманов и неполным экипажем, погрузив бочки с пенообразователем, ледокол вышел в море, имея на борту почти весь штаб бригады во главе с адмиралом.

Это был мой первый выход в море в экипаже спасателя на реальное ЧП и первое знакомство с контр-адмиралом Акимчиком, начальником аварийно-спасательной службы флота, личностью неординарной и весьма колоритной.

Позже капитан мне доходчиво объяснил, что термином «физдрон ушастый» (в отличие от салаг-матросов) у адмирала Акимчика обозначаются молодые морские командиры, а адмиралы во всем мире относятся к персонам неприкосновенным, обижаться на которых в приличном обществе не принято. Нехай, значит, резвятся, работа у них такая. Как говорится, «чем бы моряк не тешился, лишь бы баб не просил…».

На подходе к бухте было видно зарево в полнеба, со свистом летали, оставляя дымящиеся хвосты, раскаленные бочки, по воде растекался горящий соляр и мазут. Спасательное судно СС-22 и пожарные катера строем фронта из всех стволов сбивали пламя, грозившее охватить береговые склады и плавучий док с ремонтировавшейся в нем подлодкой. В воздухе беспорядочно перекрещивались водяные и пенные струи подсвеченные снизу пламенем и светом прожекторов, создавая невероятно красивую феерическую картину. Наступавший рассвет не чувствовался из-за густой дымной пелены. Наш ледокол и подоспевшие спасательные суда с ходу включились в работу, загоняя струями воды горящий мазут в угол бухты, где его с берега добивали пожарные машины.

К десяти часам утра пламя было сбито, дым рассеялся, и нашим глазам предстала картина полного разгрома, виденного раньше только в документальных фильмах про Перл-Харбор – над водой, покрытой толстым слоем соляра и мазута, сиротливо торчали мачты двух затонувших кораблей, плавали спасательные круги, полузатопленные шлюпки, разбитые ящики, бочки и прочий неописуемый хлам, которого всегда в достатке на месте подобных событий.

Причина была установлена сразу – командир плавказармы, не удовлетворенный обзором пейзажей из каюты, приказал боцману расширить иллюминатор. При помощи ацетиленового резака матросы проделали дыру и ушли, не оставив наблюдателя. Сначала затлела пробковая изоляция, потом полыхнула масляная краска, толстым слоем наросшая в помещениях за долгие годы, – плавказарма ПКЗ-147 начинала службу еще в германском «кригсмарине» и досталась СССР после войны в качестве трофея.

Полусонные матросы-срочники едва успели выскочить на пирс, позабыв все правила и наставления и не задраив за собой отсечные двери и люки, что впоследствии и сыграло роковую роль. Ситуацию усугубило и то, что на корме разом полыхнули сорок бочек солярки, завезенных накануне для отопления ПКЗ (они-то и летали по воздуху во всех направлениях).

Сгоревшая ПКЗ, залитая водой из пожарных машин, с креном на левый борт, носом ушла под воду, утащив за собой и пришвартованный к ней старый разоруженный эсминец, служивший складом запчастей.

Жертв, к счастью, не было, однако матросы остались в чем были и теперь стучали зубами в старой казарме местного стройбата, отходя от шока.

Флотское командование развернуло штаб на нашем ледоколе, адмиралы провели короткое совещание, и через два часа под воду в «трехболтовках»[3] ушли опытные мичманы-водолазы. Здоровенные мужики, участники подъема затонувшего пакистанского флота в Бангладеш, разминирования бухты Дананга и прочих малоизвестных боевых операций по всему миру, попеременно лазили под водой несколько часов и лишь поздно ночью доложили обо всем адмиралу и нанесли на схему обстановку на дне.

На следующий день утром на пирсе выстроились в две неровные шеренги все участники операции, за исключением вахтенных. На левом фланге стояли «погорельцы», одетые кто во что горазд – при помощи стройбата, судовых команд и сердобольного местного населения и выглядевшие как разгромленная банда анархистов времен гражданской войны.

Особенно колоритен был один матрос-бурят, тощие и кривые ноги которого, обтянутые голубыми офицерскими кальсонами, сиротливо торчали из резиновых болотных сапог, рукава замызганной стройбатовской фуфайки свисали до колен, а на стриженой лунообразной голове, сидевшей на тонкой цыплячьей шее, красовалась детская бескозырка с надписью «Герой» и куцыми ленточками. Все, однако, были в тельняшках.

Несмотря на всю серьезность ситуации, смотреть на это погорелое воинство без смеха было невозможно, и задавленные смешки, порой переходящие в откровенное ржание, перекатывались по всему строю моряков.

Адмирал, орлом пройдясь перед первой шеренгой, для начала зычным голосом объявил, что поскольку шайка ушастых физдронов, по недоразумению попавших на флот, утопила свои боевые корабли, всем порядочным морякам предстоит это очень долго расхлебывать. В принципе, вышеуказанные физдро-ны, по мнению адмирала, обязаны были в организованном порядке утопиться сами, но из-за нехватки личного состава им придется здесь «пахать» как минимум до заветного дембеля, а кое-кому предстоит еще и попариться в дисбате на Русском острове.

Затем адмирал лаконично и очень четко поставил задачи на первый день, после чего строй был распущен, офицеры расставили людей на работы, и дело пошло. Оно не прекращалось ни днем, ни ночью, на воде и под водой, целых два долгих месяца.

Контр-адмирал Акимчик парил над этой суетой, держа «всех и вся» в поле своего зрения, разнося и поощряя разношерстную толпу военных и гражданских, подчинив всех своей железной воле. Когда он спал – не знал никто. Когда ночью вахтенные помощники со штабного ледокола по временным, обледенелым дощатым мосткам каждые два часа ползали проверять крен, он был на мостике и выслушивал доклады. Рано утром он обходил места работ, затем из ходовой рубки по радио знакомил всех с обстановкой, воздавая должное всем и каждому сообразно его заслугам, потом весь день допоздна работал в штабе. Даже еду ему носили в каюту.

2

Здание штаба Тихоокеанского флота во Владивостоке.

3

Тип водолазного снаряжения.