Хочу с тобой

— Разумеется. Проблемы никому не нужны.

Он тянется к бардачку, достает небольшой пакет и вручает мне.

— Это подарок? — удивляюсь я. Сердце отчего-то сжимается.

— Можно сказать и так. Там деньги, думаю, их вполне хватит, чтобы не ждать два месяца и уехать как можно скорее.

— Уехать? — переспрашиваю я, заглядывая в пакет.

Там действительно деньги. Не могу сказать сколько точно, но сумма явно приличная. Растерянно моргаю.

— Здесь много. Я не могу взять.

— Надо. Надеюсь, завтра тебя уже не будет в станице, — говорит Данил. — В крайнем случае в понедельник. И еще. Если тебя отчим обидит или еще кто... Мне позвони. Договорились?

— Хорошо, спасибо, — выдавливаю из себя.

Он тянется и целует меня в щеку. Я никак не отвечаю.

Машина трогается. Мы выезжаем на трассу, и я отворачиваюсь к окну. Мир вдруг меркнет и замедляется. Будто в вакуум попадаю: звуки исчезают, на смену им мерный гул в ушах приходит. Я словно на взлетной полосе нахожусь. Внутри странную пустоту чувствую, которая потихоньку заполняется горечью.

У Данила есть другая, и он не хочет больше меня видеть. После секса.

Я делаю вдох, и воздух тысячей иголок в душу впивается. Ревность. Обида. Злость. Крепкую веревку можно сплести из атакующих эмоций.

Умом понимаю, что эта ночь ничего не значит для нас обоих, но поделать ничего с собой не могу. Глаза слезами наполняются, а сердце колотится на ускорении.

Данил кому-то звонит, а я не в силах слышать его голос, который по коже прокатывается, впитывается в нее, ласкает слух. Он один сквозь гул проникает. Боже... Я наушники достаю и музыку включаю. Попсовую и погромче.

Смотрю в окно. Дышу ртом, носом не получается, он забит уже, его щиплет нестерпимо. От непостижимой обиды и... почему-то чувства унижения.

Я вспоминаю, как танцевала перед Данилом. Как он смотрел. Как потом имел меня. Как мне больно было, я терпела, а он трахал. Полностью ему доверяла, раскрывалась, отдаваясь.

Едва не плачу от того, как невыносимо себя чувствую. На коленях лежит пакет с деньгами.

Решение многих моих проблем. Но...

Я танцевала у него на коленях. А потом он трахал меня. Как хотел. Трахал, чтобы утром попросить навсегда уехать. Как можно скорее.

Деньги — решение всех моих проблем.

— Всё в порядке? — спрашивает Данил, останавливаясь у колонки на заправке.

— Да.

— Есть пожелания к кофе?

Я качаю головой и улыбаюсь. Он уходит, а я... начинаю плакать. Неожиданно сильно. Губы дрожат, внутри всё в клочья.

Господи, что происходит? Ну почему так больно и обидно? Почему?!

Быстро выхожу из машины. Деньги сжимаю.

Решение всех моих проблем. Взять их и сбежать. Идеально. Отличная ночь, классный секс, деньги.

Ладони потеют. Мне больно.

Аккуратно кладу сверток на сиденье, не взяв оттуда ни одной купюры. Ругаю себя за глупость, но бегу в сторону трассы.

Не знаю, что действует на водителя. Может, я руками машу слишком отчаянно, но огромный «Лиаз», проезжающий мимо, вдруг резко вдаривает по тормозам и со скрипом и душераздирающим скрежетом останавливается в тридцати метрах.

Я несусь на всех парах, влетаю в автобус и, сжав ладони вместе, благодарю водителя всеми добрыми словами, что знаю:

— Здоровья вам и вашей семье крепкого, удачи, много-много денежек, чтобы с неба они сыпались. Сердечное спасибо!

— Иди уже, — бурчит суровый мужчина, движением головы показывая, что денег с меня после пламенной речи не возьмет.

Я плюхаюсь на сиденье, зажмуриваюсь. И плачу. Тихо, но как-то безнадежно. Всей душой плачу. Сама не понимая почему.

Что же я наделала? Почему не отказала ему?

Глава 25

— Отстань от меня, а? — говорю я в трубку, едва приняв вызов.

Данил позвонил четыре раза за час! Я бы и дальше сбрасывала, но перепугалась, что домой припрется. С него станется! Этого мне еще не хватало.

— Ты где?! — рявкает Колхозник так, что волосы на затылке шевелиться начинают.

— Не ори на меня! — отвечаю истерично.

— Я откуда, блин, знаю, девочка моя, — с ледяным спокойствием чеканит он слова, — похитил тебя дальнобойщик-извращенец или ты в туалете утопла. Свалила молча, на звонки не отвечаешь.

— Никто меня не похитил, доволен? А теперь отвали! И не звони мне больше никогда! Я тебя в бан отправляю. Всё, пока. Чмоки.

Сбрасываю звонок и действительно баню Колхозника. Пусть деньгами своими подавится. Придурок. Ненавижу. Всё настроение мне испортил. Да чтоб его на этих пожарах... да пусть бы он там... Боже!

Я убираю волосы в хвост и шагаю по станице в сторону дома. Скажу своим, что ночью плохо стало, поэтому домой поехала. У меня так бывает иногда: просыпаюсь с дикой головной болью и перед глазами плывет. В последний раз такое случилось, когда экзамены выпускные сдавала. Может, от нервов? Анализы в идеале, но четыре ЕГЭ, и каждый раз буквы перед глазами расплывались.

Точно! Скажу, что ситуация повторилась. Мне поверят, потому что правдоподобно.

А деньги? Нужны деньги, чтобы якобы их привезти за сутки работы.

Как меня достала эта нищета! Когда каждая копеечка учитывается. И вечно не хватает ни на проезд, ни на еду. Ущемляешься, выкраиваешь, а просвета нет... Не то чтобы я о каком-то богатстве мечтаю или продать себя подороже. Нет! Хочу жить достойно. Чтобы отдельно от отчима и матери. Да, я готова работать с утра до ночи, но чтобы самой решать, куда деньги потратить. Нужны сапоги — отложила, пошла выбрала, купила. А не так, что это целое событие: с мамой обсуди, у отчима попроси. Лекцию о своей никчемности выслушай.

Нужно было взять деньги у Колхозника.

Умом я это понимаю. А сердцем? Сопротивлялось оно, не дало мне перевести наши отношения в денежные. Пусть это была всего одна ночь, но она стала для меня особенной. Потому что я сама рядом с ним чувствовала себя особенной!

Забегаю домой.

Ментовского, к счастью, нет. Он Варю повез в больницу на плановый прием. Дома только мама.

Я нервничаю. Стараюсь вести себя естественно, но дергаюсь. Сама только и слежу, когда мама в дом зайдет, чтобы в тайник, что в кладовке уличной, залезть. Там мы с Варей прячем накопления.

— На следующие выходные снова поеду, — говорю я бодро. — Может, на солнце перегрелась или еще что. Самой обидно.

— Не ешь ничего, — отвечает мама. — Вот голова и кружится. Я запишу тебя снова к терапевту. Боюсь, что гемоглобин упал. Если повторится, Марин, сразу говори.

— Да, конечно.

— И поешь.

— Попозже.

На самом деле от нервов немного подташнивает. Ощущение, будто на лбу у меня написано, что с мужчиной была. Я помылась сразу, конечно, вещи выстирала. Мало ли что... Но страшно. Если отчим позвонит на ферму и проверит, тут же узнает, что меня не было. И что тогда?

Какая же я глупая! Зачем только поехала к этому Данилу? Он еще и наорал на меня впоследствии. Едва подумаю об этом — плакать хочется.

Я вещи на улице развешиваю. Простыни расправляю. Сама за мамой слежу внимательно. На часы поглядываю.

«Мы уже выезжаем из пк», — падает на телефон от сестры.

«Я не могу достать деньги! Мама всё время рядом вьется!»

«Придумай что-нибудь. Попроси ее за хлебом сходить. Ментовский без него не ест».

«Хлеб есть».

«Съешь его, блин! Сама сообразить не можешь??»

Сожрать полбулки хлеба... Разве что с вареньем. Бросаю беспокойный взгляд на маму. Она заканчивает мыть окно.

— Всё, последнее, — говорит, вытирая пот со лба. — С утра окна перемыла, пока жары нет. Какая я молодец!

— Отдохни, мамуль, — говорю в который раз. — Я бы доделала за тебя.

— Я сама. Ты с бельем закончи.

«Мы уже сворачиваем на Вишнёвую. Ты вытащила деньги?», — пишет Варя.

«Нет!»

«Я попрошу в магазин заехать. Поторопись!»

Нервничаю еще сильнее. Мама, наконец, выливает воду и заходит в дом.

— Ты куда? — уточняю я.

— Отдохну немного. Скоро Сёма приедет, мы поедем до пункта выдачи. Тебе, кстати, заплатили? Нам нужно обувь ему выкупить и куртку осеннюю. Если снова нет, я лично позвоню этим гадам! Что за такое? Девчонка работает, а толку нет!