Отец Иоанн (Крестьянкин)

— Меня много раз переводили с места на место. Много я переезжал. Но отовсюду легко, потому что был один. А здесь нашёл семью — и маму, и братьев, и сестёр. Столько теперь у меня родных, и таких любимых, что трудно прощаться и уезжать...

Все вспомнили, что иногда о. Иоанн действительно называл Лидию Дмитриевну мамой, а себя — её третьим сыном.

Софья Сергеевна Правдолюбова так описывала последнюю службу о. Иоанна в городе: «Последнюю литургию отец Иоанн служил в Касимове на Сретение. Храм был переполнен. Отец Владимир вышел на правый клирос петь концерт и говорит мне: “Посмотри, храм плачет”. И у самого слёзы на глазах». Лидия Анатольевна Правдолюбова дополняет: «Народа собралось в Николе великое множество. Все хотели проститься. Отец Иоанн отслужил последнюю литургию, молебен с водосвятием, кропил каждого... Меня легонько постучал кропилом по лбу: святая вода ручьём лилась вниз по лицу, смешиваясь со слезами. Потом прощался. Приложил всех ко кресту, всех выслушал. Мужчины, подходя, обнимали и целовали его. А мы смотрели и смотрели на него в последний раз, пытаясь запечатлеть его образ. Потом отец Иоанн благословил всех общим благословением и ушёл в алтарь. А люди стояли, полный храм, и не хотели расходиться, и не хотели его отпускать».

В яркий солнечный день 16 февраля в доме Лидии Дмитриевны Правдолюбовой батюшка в последний раз исповедовал своих друзей. Генеральная исповедь длилась долго, о. Анатолий пробыл у о. Иоанна три часа. После исповеди прощались уже окончательно. Трижды облобызались по-священнически и поклонились друг другу в ноги. «После этого тётя Соня помогла отцу Иоанну одеться, — вспоминала Лидия Правдолюбова. — Благословил он нас и ушёл. Так мы видели его в Касимове в последний раз».

16 февраля 1967 года о. Иоанн простился с гостеприимным городом на Оке, проведя в нём чуть меньше года. Но из его жизни Касимов, как и все предыдущие места его служения, не ушёл. «Я вам дорожку протопчу в Псково-Печерский монастырь», — обещал батюшка касимовцам на прощанье и обещание своё сдержал...

В последний день на Рязанщине, словно на контрасте, было и смешное. В Рязань из Касимова летели на «кукурузнике» вместе с о. Владимиром Правдолюбовым, которого назначали новым настоятелем Никольского храма, и его матушкой Ниной Ивановной. О. Иоанн чувствовал себя хорошо, молитвами о. Серафима сердце его почти не беспокоило, он был бодр и разговорчив. Но в полёте Ан-2, как обычно, неимоверно болтало, и о. Владимир принял от укачивания таблетку пипольфена. Не прерывая беседы, попросил у него такую таблетку и о. Иоанн, а потом ещё одну. И вскоре бодрая речь батюшки стала тише, спокойнее, умиротворённее. А потом он и вовсе мирно уснул, положив голову на плечо собрата. Когда приземлились в Рязани, о. Иоанн еле волочил ноги, будучи ещё под воздействием снотворного. И вот, идя чуть позади встречавших, о. Владимир услышал, как рязанцы сокрушённо цокают языками:

— До чего же отца Иоанна в Касимове довели! Совсем одряхлел, бедный, идти не может...

С духовными чадами в Москве прощались на квартире у Ветвицких. В «хрущёвке» на улице Пудовкина собрались все, кому о. Иоанн был близок и дорог. Батюшка объявил, что уходит в монастырь, и добавил:

— У меня по всей жизни прошли рядом, как два брата, две ветви делания — пастырская и монашеская. И благодарю Господа за служение на деревенских приходах, и прошу благословения на монашеское служение.

— Батюшка, а что преимущественнее — монашество или брак? — задал вопрос кто-то из женщин.

— На монашество нужно собственное осмысленное решение. И жениться хорошо, но только чтобы взгляд на это был как подвиг, а не так: монашества не выдержу — лучше женюсь. Супружество в жизни человека — это великая тайна — единение супругов, деторождение. Как всё премудро устроено! «Господи, как дивно Ты меня устроил! Господи, Ты видел меня в зародыше, видел, как ткалась плоть моя...» А ведь и то, и другое одинаково хорошо, но и одинаково трудно.

Началось прощание. Каждому духовному чаду батюшка говорил несколько единственно нужных слов. Конечно, не обошлось без слёз. Последней о. Иоанн обратился к Сусанне Валовой:

— Я становлюсь монахом, который должен находиться в келии, поэтому такого близкого общения, как на приходе, у нас теперь не будет. Но вам, Сусанна, как батарее отопления, нужен источник тепла, чтобы электростанция была рядом. Вам нужен «карманный батюшка», чуть что — вынула из кармана, спросила и успокоилась.

Сдерживая слёзы, Сусанна попыталась было возразить, но батюшка быстро пресёк попытки отговорить его от ухода в монастырь. Всё было решено окончательно и бесповоротно. И люди, горюя от того, что о. Иоанна теперь не будет на приходах, одновременно радовались за него: ведь все понимали, что монашество для него абсолютно естественно и желанно...

Из Москвы псковский поезд провожала целая «делегация» духовных чад. Снова одновременно и огорчались, и радовались. Огорчались тому, что батюшка будет далеко, радовались — что «теперь с братией вместе, уж не посадят». Пелагея Васильевна Козина сказала:

— Вот, батюшка, теперь отдохнёте: ремонтов и разрушенных храмов больше нет.

— Как в монастыре отдохнёшь? — улыбнулся о. Иоанн. — Ты знаешь, что такое монастырь?

— Нет, не знаю. Никогда не бывала.

— Ну вот можешь приехать в монастырь, а меня не увидишь. Не отчаивайся и не плачь, значит, так Богу угодно.

Последние благословения, слёзы, пожелания счастливого пути... Поплыл мимо перрон Ленинградского вокзала. Впереди были Печоры — монашество, цель всей жизни.

Глава 8

ОБИТЕЛЬ

Согласно правилам, человек, желающий вступить в число братий Свято-Успенского Псково-Печерского монастыря, подаёт прошение на имя наместника, к которому прилагает автобиографию. Автобиография о. Иоанна была написана рукой секретаря Духовного Собора о. Нафанаила. Завершалась она словами: «Поскольку моё искреннее намерение с детства было жить в святой обители, а теперь я уже и принёс Богу иноческие обеты, то я и обращаюсь с просьбой принять меня в число братии Святой Псково-Печорской обители». Кроме автобиографии, в личное дело нового насельника легли другие необходимые документы — метрическая выпись о рождении и крещении и копия свидетельства о смерти матери; уже в августе 1969-го добавилась справка о рукоположении в сан священника, подписанная митрополитом Таллинским и Эстонским Алексием, впоследствии Патриархом Алексием II.

Было 5 марта 1967 года, воскресенье. Днём на солнце уже плюс два, но к вечеру снова подморозило до минус девяти. От станции Печоры-Псковские до монастыря о. Иоанн, приехавший, как и двенадцать лет назад, вместе со своим другом по академии, епископом Волоколамским Питиримом (Нечаевым), шёл пешком. Над монастырём и городом стоял праздничный трезвон — обитель отмечала день памяти своего основателя, преподобномученика Корнилия. Отстояв Божественную литургию в Успенском соборе, о. Иоанн первым делом приложился к мощам преподобномученика и в молитве испросил благословения на жительство в монастыре.

Затем иеромонах направился к наместнику, архимандриту Алипию. После приветствий тот повёл о. Иоанна через Успенскую площадь в двухэтажный братский корпус.

Миновали трапезную, поднялись по скрипучей деревянной лестнице на второй этаж и прошли в самый конец коридора, к угловой келии с номером 18 на двери. Послушник отпер дверь, и наместник ввёл о. Иоанна в небольшую прихожую, а затем в маленькую узкую комнатку. Переступив её порог, иеромонах застыл в изумлении: он уже видел эту комнатку, видел окно, иконы на стенах, скромный зелёный диванчик у левой стены... Это в ней ему явился недавно ангел, который загадочно сказал: «Всю жизнь будешь мотаться». Между тем архимандрит суровым голосом произнёс:

— Отсюда тебя и выносить будут.

И снова о. Иоанн почувствовал себя странно. Ведь примерно такие же слова («Вот тебе келия, в ней и умрёшь») в 1927 году произнёс наместник, поселяя в келии великого старца Симеона, отошедшего ко Господу семь лет назад, — того самого, что назвал о. Иоанна земным ангелом и небесным человеком.