Страница 54 из 126
Утро москвичей в Листвянке начиналось рано. После общей молитвы уходили на весь день в тайгу, на близлежащую сопку, со склонов которой была хорошо видна покрытая отдельными льдинами поверхность Байкала. С собой брали Евангелие, запас воды и еды, в том числе, конечно, знаменитую листвянскую черемшу. День за молитвой и чтением Книги Книг пролетал незаметно. Ужинали на террасе, ёжась от набиравшего к вечеру силу ветра бережника, дувшего с берега на озеро. После трапезы батюшка подолгу беседовал с хозяйкой и духовными чадами. По субботам и воскресеньям он служил в храме вместе с о. Владимиром Георгиевским — священником-инвалидом, курянином, прошедшим через лагеря. Молились в том числе и перед иконой святителя Тихона Задонского, чудом спасённой из взорванного в Иркутске Казанского собора. На службах неизменно присутствовал староста храма Федот Иванович, могучий 70-летний старик из ссыльных «кулаков».
На берегу Байкала прошли три месяца. Но вечно скрываться от властей невозможно, необходимо было понять, что делать дальше. И снова Москва, где появляться было запрещено, снова полуподпольные выходы на улицу и хлопоты о новом месте служения. Духовные чада батюшки прилагали все силы, чтобы раздобыть ему московский или хотя бы подмосковный приход. Понимали, что это нереально, но — действовали. «О. Иоанна устраиваем в Серпухов», — писал 16 августа 1956 года о. Николай Голубцов своему брату, епископу Старорусскому Сергию. В Серпухов — потому что туда уже удалось пристроить вернувшегося из ссылки о. Виктора Жукова, с которым о. Иоанн служил в измайловском храме в 1946—1948 годах. Но, увы, этот вариант не прошёл, несмотря даже на хлопоты владыки Николая. Не состоялся и предполагавшийся перевод батюшки в тёплый климат, на Украину.
Окончательно всё стало ясно после того, как ходатаи записались на приём к высокому должностному лицу, которое могло повлиять на ситуацию. Но приёма не получили, вместо этого секретарь внушительно произнёс по телефону: «Он не прощён, а только помилован». Услышав об этом, батюшка только и произнёс, показывая на небо:
— Там бы быть прощёным...
В итоге священника определили в Рязанскую епархию. Ею управлял епископ Рязанский и Касимовский Николай (Чуфаровский), который давно знал о. Иоанна и прекрасно относился к нему. Церковная жизнь в епархии была активной, там действовали 76 храмов (в 1944-м было 26), служили 135 священников, ежегодно посвящалось в духовный сан от шести до десяти человек и поступало 100—150 ходатайств от жителей об открытии новых храмов. Был и ещё один важный момент — Рязань находилась в радиусе так называемого «101-го километра» — зоны, где разрешалось селиться недавно освободившимся из мест заключения, при этом Москва была относительно недалеко.
С определением в Рязанскую епархию помог давний и добрый друг о. Иоанна — о. протоиерей Виктор Шиповальников (1915—2007). Познакомились они в мае 1948-го в Измайлове. Над о. Виктором постоянно висел дамоклов меч — во время войны он побывал в плену, а окончил духовную семинарию и принял сан в 1943-м в оккупированной румынами Одессе. В марте 1945-го его арестовали за «измену Родине», во время следствия жестоко пытали — таскали за волосы, били раскалённой кочергой по спине. В итоге он получил пять лет лагерей, но был освобождён через два года — так же, как и о. Иоанн, по ходатайству митрополита Крутицкого и Коломенского Николая. Несмотря на житейские невзгоды, о. Виктор оставался человеком лёгким на подъём, доброжелательным, с тонким чувством юмора, что роднило его с о. Иоанном. Кроме того, оба близко дружили с будущим Патриархом Пименом (Извековым, 1910—1990), называя друг друга не без иронии: «Ванечка, Витечка и Владыченька». По воспоминаниям сына о. Виктора, Алексея Викторовича Шиповальникова, «они обычно начинали серьёзный разговор, потом постепенно появлялись вкрапления шуток. Если собиралось много людей, то начинался вечер юмора и сатиры. Причём сами они этого не замечали. Для них это было естественно».
О. Виктор и о. Иоанн даже в одних и тех же храмах служили, правда, в разные годы: в 1951-м о. Виктор тоже прошёл через псковский Свято-Троицкий собор и Космодамианский храм в селе Летово. А с 1953-го он служил в Борисо-Глебском кафедральном соборе Рязани — сначала ключарём (как и будущий Патриарх Пимен), потом настоятелем. Рязанский дом Шиповальниковых на улице Яхонтова стал для о. Иоанна родным; он часто бывал у друзей в гостях, крестил младшего сына Шиповальниковых Василия. А о. Виктор ездил к о. Иоанну на Байкал, в Листвянку.
Сын о. Виктора Алексей так вспоминал о дружбе своего отца с о. Иоанном: «Было очень весело смотреть на папу с о. Иоанном, потому что они были разного темперамента. <...> Мой папа мог рассердиться, особенно когда в службе кто-нибудь наврал, что-нибудь не то прочёл. Ух, тут только искры летят! А отец Иоанн — нет, он всё принимал смиренно и всегда с улыбкой. Поэтому они были очень разные, но потрясающе интересно было на них смотреть, когда они вместе. Они любили беседы какие-нибудь вести за столом, какая-нибудь тема пойдёт интересная. И всё просто, с юмором, а на самом деле о серьёзных вещах. Они очень любили друг друга».
О первом появлении о. Иоанна в Рязани сохранились воспоминания Алевтины Петровны Мизгиревой: «Наша знакомая (тётка Агафья), жившая в частном домике на окраине города около вокзала, ждала возвращения из заключения знакомого священника, отца Всеволода (на самом деле о. Всеволод, как мы помним, после освобождения успел принять постриг в монастыре и год послужить настоятелем Свято-Троицкого собора в Пскове. — В. Б.). Точное время его возвращения не было известно, но срок его уже подходил к концу.
И вот как-то поздно вечером прибегает она к маме и говорит, что приехал отец Всеволод, да не один, с ним ещё один священник, отец Иоанн. Времена были опасные, всё делалось так, чтобы соседи ничего не заметили. Мы пошли с мамой, взяв с собой что можно из еды (тогда каждый приносил что мог — с питанием было трудно). Но вскоре меня отослали обратно за квашеной капустой и картофелем, и я вернулась уже с младшей сестрой Аней. Так мы впервые оказались в обществе двух прекрасных духовных отцов.
Оба батюшки были худыми, истощёнными и плохо одетыми, подкашливали. Нам с сестрой не разрешалось брать со стола что было повкусней и дефицитным — всё это было для гостей. Но получилось так, что батюшка всё вкусное перекладывал на наши тарелки и подкармливал нас с сестрой. Несмотря на сложную ситуацию и неопределённость положения (неизвестно, куда ехать, где устраиваться), батюшка шутил, рассказывал что-то интересное и весёлое, и за столом установилась сразу лёгкая и благодатная атмосфера, всем стало легко и радостно. Все сразу почувствовали высокую духовность и какую-то светлую радость, которой нам так не хватало в то тяжёлое время. Мы сразу полюбили батюшку». Сестре Алевтине, Лии, тоже запомнилось, что и о. Всеволод, и о. Иоанн «были необыкновенно радостны, приветливы и с любовью беседовали с нами», а во время молитвы «с большим воодушевлением и чувством они пропели молитву “Царице моя преблагая” на Печорский распев».
В Рязани пути друзей-священников разошлись навсегда — о. Всеволод получил назначение в Ставрополь, а о. Иоанн отправился в большое село Троица, в храм Живоначальной Троицы. От Рязани туда было около часа езды по железной дороге. Село стояло на берегу родной для о. Иоанна Оки, берег в тех местах заканчивается высоким обрывом, как говорят местные жители, — яром.
В документах Троица впервые упоминается в 1567 году, но, скорее всего, основана она была раньше. До 1929 года село называлось Троица-Пеленица — когда-то, согласно преданию, на этом месте была вынесена на берег Оки икона Святой Троицы, лежащая на пелене. Позднее там был основан Троицкий Пеленицкий монастырь. Близлежащая деревня и станция, находящаяся в самой Троице, носят название Ясаково, поэтому иногда в литературе об о. Иоанне встречается и это название. Местные крестьяне никогда не были крепостными — сначала принадлежали монастырю, а по его упразднении были переведены в разряд государственных. На 1886 год в Троице было 260 дворов и 2053 жителя, там действовали земская школа, фельдшерский пункт, кирпичный и сенопрессовальный заводы, в 1892-м открылась железнодорожная станция Ясаково.