Отец Иоанн (Крестьянкин)

Новый наместник относился к о. Иоанну с глубоким благоговением. Монашеский постриг 23 августа 1976 года он принимал из его рук. «Можно твёрдо сказать: всё лучшее в жизни, что у меня было, связано, бесспорно, с батюшкой, — вспоминает архимандрит Тихон. — С его наставлениями, его вразумлениями и с его поддержкой. Потому что он мог любую ситуацию выправить, всё поставить на своё место, разложить “по полочкам” и дать ясный духовный ориентир и утешение на дальнейшую жизнь». Именно о. Иоанн дал будущему архимандриту благословение на поступление в монастырь и одновременную учёбу в семинарии. И хотя их келии в братском корпусе 17 лет находились по соседству, иеромонаху Тихону приходилось видеть батюшку «дома» совсем нечасто — он никогда не сидел на месте, постоянно был в хлопотах.

Ноябрь 1995-го был ознаменован важной датой в судьбе о. Иоанна — 50-летием его священства. 14 ноября в монастырь пришло письмо на официальном бланке Патриарха Московского и всея Руси Алексия II:

«Ваше Высокопреподобие,

Дорогой отец Архимандрит!

Пользуюсь оказией, чтобы передать Вам это письмо.

От души хочу поздравить Вас со славным полувековым юбилеем Вашего священнослужения. Пятьдесят лет предстояния у Святого Престола — это и подвиг и, вместе с тем, огромная духовная радость.

Молитвенно, с любовью помню Вас и желаю крепости душевных и телесных сил. <...> Да умножит Господь, по молитвам Царицы Небесной, дни и лета Вашей жизни и многополезного пастырского служения, проповеди и душепопечительства.

Прошу Ваших святых молитв перед Святынями Обители.

Милость Божия да хранит Вас!

С любовью,

Алексий,

ПАТРИАРХ МОСКОВСКИЙ И ВСЕЯ РУСИ.

14.XI.1995».

К сожалению, 85-й год жизни батюшки был омрачён рядом писем-пасквилей, направленных на имя Патриарха людьми, которые считали себя духовными чадами о. Иоанна и на этом основании претендовали на постоянное общение с ним. Забывая о более чем почтенных летах отца старца, они караулили его на выходе из храма, на Святой Горке, у келии, добрались даже в его летнее эстонское укромье — Вярску. На службах демонстративно становились впереди с магнитофоном и записывали каждое слово батюшки, записывали его и вне храма. После службы создавали вокруг него кольцо, стараясь не подпускать посторонних... Эти «почитатели» иногда почти доводили батюшку до отчаяния, и однажды невольные свидетели услышали, как он отчитывал назойливых посетительниц:

— Когда вы меня оставите в покое? Мне уже восемьдесят лет! Когда же вы меня оставите в покое?!

Но «иоаннитки» (позволительно назвать их именно так, по аналогии с поклонницами святого праведного Иоанна Кронштадтского) не унимались. Их главными требованиями было немедленное удаление от батюшки его келейницы Татьяны Смирновой и помощника игумена Филарета (Кольцова). Почему — понятно: и о. Филарет, и Татьяна Сергеевна делали всё, чтобы уберечь старца от назойливого внимания толпы, сопровождавшего его днём и ночью. «На меня люди жаловались: они хотели к нему приходить, а я не допускал, потому что ему было тяжело, — вспоминает о. Филарет. — Он никогда никому не мог отказать, а я как цепной пёс был. <...> Потому что если всех допустить, они бы его раздавили, размазали и всё — ничего бы от него не осталось. То же самое сегодня — у любого старца. Я его приводил в келью, а он меня целовал, наверное, раз пятьдесят. “Спаси тебя, Господи, спаси тебя, Господи”. Сам не мог отказать, действительно, у него дух не такой».

О. Иоанн вынужден был даже написать специальный рапорт на имя архиепископа Псковского и Великолукского Евсевия (Саввина, возглавлял епархию в 1993—2018 годах), в котором разъяснял ситуацию: «Письма — это дело той же группы лиц, которые не дают мне прохода и покоя не только в монастыре, но и во время моего отпуска и уже на протяжении длительного времени блокируя возможность моего общения с людьми, не принадлежащими этой группе. <...> Татьяна Сергеевна, которая подверглась особенно пристальному и пристрастному разбирательству в жалобах, находится в послушании у меня по Божьему благословению и по моему желанию. И она не несёт ответственности за то, что я благословляю ей говорить, когда передаю ответ через неё устно, а тем более письменно, когда диктую ответ сам. В отношении отца Филарета — это повторное требование удалить его от меня, на которое уже был мой ответ. И теперь только остаётся подтвердить его: без помощи о. Филарета я не могу выйти ни в храм, ни на редкие прогулки. Ибо не все вокруг трезвые и мыслящие люди, которые могут понять, что я нуждаюсь, как весьма пожилой человек, и в отдыхе, и в помощи. И именно такими помощниками для меня являются и игумен Филарет, и Т. С. Смирнова, бывший реставратор монастыря, оставившая своё занятие по благословению бывшего Наместника — Владыки Павла, когда мне потребовалась её помощь. Прошу простить меня великодушно и учесть мою просьбу и желание — ничего не менять в моём окружении. Я благодарю Бога, что в моём преклонном возрасте ещё имею возможность продолжать дело, благословлённое мне Богом, но сознаю, что это потому, что Господь даровал мне помощников, а не помеху в ближайшем окружении».

Да, земные годы шли, и далеко не все, видя по-прежнему напряжённый график о. Иоанна, понимали, как много ему лет. Седым он был ещё с конца 1960-х, но теперь из движений батюшки ушла свойственная ему всегда лёгкость, «летучесть»: он передвигался, опираясь на руку игумена Филарета. К старым болезням добавились проблемы со слухом, начальная стадия сахарного диабета, требовались уколы инсулина. Катастрофически ухудшилось и всегда бывшее плохим зрение. В 1998 году в эстонском Тарту о. Иоанну заменили хрусталик одного глаза, а в 1999-м — и второго. Операции прошли успешно, хотя после второй, в январе 1999-го, батюшка какое-то время вынужден был находиться в тартуской клинике и месяц выдерживать строгий режим — не читать, не наклоняться, лежать на одном боку. «И так мне хочется видеть, что все предписания врачей выполняю с тщанием», — говорил он. С этого времени старец мог читать и писать без очков.

«Отец Иоанн долго сопротивлялся надвигающейся немощи, — вспоминает Татьяна Сергеевна Смирнова. — Вплоть до 1999 года распорядок его мало чем отличался от уставной монастырской жизни. Он молился в храме, служил на праздники Литургию, принимал посетителей, по послушанию говорил проповеди, отвечал на письма. <...> Видя эту внешнюю сторону жизни батюшки, мы забывали о том, что ему 89 лет, и то, что он делает, уже выше человеческих возможностей. В 1999 году последний раз вдохновенно прозвучало в церкви на Пасху огласительное слово Иоанна Златоуста, прочитанное батюшкой, и его ликующее неземной радостью “Христос Воскресе!”». После этого врачи категорически рекомендовали о. Иоанну ограничить активность. «Благодарим Господа, мы теперь келиоты», — смиренно отреагировал на это батюшка. Начинался последний период его земного бытия.

Глава 11

СВЕТЕ ТИХИЙ

11 апреля 2000 года о. Иоанну Крестьянкину исполнилось 90 лет. Возможно, сам батюшка в этот день дивился тому, сколько же ему, немощному и слабому здоровьем, через столько прошедшему, отпущено Господом земного времени. Сокрушался — про себя, чтобы не расстраивать пришедших его поздравить, — размаху праздника («Монашеский юбилей — это день кончины, а всё, что ранее, — это будни монашеской жизни: скорбь, поношение и крест... Мы стоим пред Господом, а труды жизни — это только послушание»), А ещё дивился, сколько в его скромной келии цветов, писем, открыток со всего мира. И, конечно, подарков. Патриарх Московский и всея Руси Алексий II наградил батюшку орденом Святого благоверного князя Даниила Московского 2-й степени. В письме от Святейшего Патриарха было сказано:

«Ваше Высокопреподобие,

Дорогой отец Архимандрит!

Сердечно поздравляю Вас с днём Вашего знаменательного, славного юбилея — 90-летия. От души желаю вам, дорогой Батюшка, крепости сил, здоровья и долгоденствия. Помните, что Вы нужны очень и очень многим, которые приходят к Вам за духовной поддержкой на своём жизненном пути, и этой поддержкой живут, переносят трудности и испытания. <...> В день Вашего славного жизненного юбилея молитвенно, с любовью вспоминаю Вас».