Отец Иоанн (Крестьянкин)

На торжественном заседании 25 мая 1978 года, посвящённом 60-летию восстановления Патриаршества, Патриарх Пимен говорил: «Сколько же верующих объединяет Святая Церковь? Паства наша многомиллионная. Ввиду разнообразия активности их духовной жизни и при отсутствии традиции нашей Церкви вести статистический учёт верующих, назвать конкретные цифры невозможно. Наша Церковь радуется умножению своих чад и скорбит при их утрате». По приблизительным данным, в конце 1970-х годов в СССР насчитывалось около 30-40 миллионов воцерковлённых людей, а крещённых по православному обряду было более 100 миллионов (при общем населении 262,4 миллиона человек). Для сравнения — в КПСС в конце 1970-х состояло 15,3 миллиона человек.

Государство продолжало регулировать деятельность Церкви при помощи отдельного органа — созданного в декабре 1965 года Совета по делам религий при Совете министров СССР. Он объединил в себе функции Совета по делам Русской Православной Церкви (1943—1965) и Совета по делам религиозных культов (1944—1965). По сравнению со сталинскими и хрущёвскими годами статус Совета был значительно повышен — его уполномоченные приравнивались к начальникам главков при Совминах союзных республик. Как и прежде, Церковь в СССР «курировали» чины КГБ. Совет по делам религий возглавлял генерал-лейтенант В. А. Куроедов; кроме того, в структуре КГБ в июле 1967 года был создан 4-й отдел 5-го управления, занимавшийся «работой по линии религиозных организаций». Начиная со второй половины 1970-х на должностях уполномоченных по делам религий начали появляться выходцы из партийных и комсомольских структур. Причём иногда уполномоченные брежневских времён втайне сочувствовали и даже помогали своим «подопечным». Меняли взгляды и уполномоченные «старой закалки». Так, о. Владимир Правдолюбов вспоминал, что рязанский уполномоченный, отставной офицер КГБ П. С. Малиев в 1970-х говорил ему:

— Вы имейте в виду, что в церкви находятся люди, которые проверяют Ваши проповеди на предмет того, чтобы Вас на чём-то поймать. И люди некомпетентные. Поэтому будьте предельно чётким и ясным в Вашей проповеди и не задевайте запретных тем. Чтобы не было двусмысленности, не было к чему прицепиться.

Да что там уполномоченные, если сам глава государства Л. И. Брежнев за три дня до смерти, 7 ноября 1982-го, на кремлёвском приёме обратился к Патриарху Пимену с просьбой заочно отпеть его после кончины!.. В устах любого предшественника Брежнева такой пассаж был бы просто непредставим. Просьба генерального секретаря была выполнена...

«Застойные» годы ознаменовались и началом того, что можно обозначить как церковное диссидентство. Первой «ласточкой» стало открытое письмо священников Николая Эшлимана и Глеба Якунина Патриарху Алексию (ноябрь 1965-го); текст этого письма написал обновленец со стажем А. Э. Краснов-Левитин, «сосиделец» о. Иоанна по Гавриловой Поляне. В июле 1966-го по Би-би-си прозвучало «Открытое письмо верующих Кировской (Вятской) епархии Патриарху Алексию и всем верующим Русской Церкви», написанное кировским пенсионером Борисом Талантовым и подписанное двенадцатью верующими. В итоге Талантов был арестован, получил два года тюрьмы и умер в заключении (в 1981 году он был канонизирован как мученик Русской Православной Церковью за границей). На протяжении 1960-х не раз обращался к Патриарху с полными критики письмами уволенный на покой в Жировицкий монастырь архиепископ Гермоген (Голубев). В конце десятилетия в «тамиздате», то есть за рубежом, начали выходить быстро набравшие популярность книги о. Александра Меня.

Широкую известность в 1972 году приобрело так называемое «Великопостное письмо» А. И. Солженицына Патриарху Пимену. В нём известный писатель, лауреат Нобелевской премии по литературе фактически призывал русскую Церковь встать на путь бескомпромиссной борьбы с советской властью. Патриарх, прочитав письмо, заметил:

— Побыть бы ему в моих башмаках только пару дней... Но пусть пишет!

В 1976 году был создан Христианский комитет защиты прав верующих в СССР во главе с Глебом Якуниным. Три года спустя глава комитета был арестован, он находился в заключении и ссылке на протяжении девяти лет. Тогда же КГБ были ликвидированы религиозно-философские семинары в Москве, Ленинграде и Смоленске, а о. Дмитрия Дудко вынудили выступить по телевидению с «признанием» в том, что он действовал по заданию ЦРУ и впредь будет воздерживаться от политической деятельности.

В целом же православное диссидентство «застойных» времён во многом граничило с расколом и было своеобразным кривым зеркалом обновленчества. Ведь если обновленчество изначально задумывалось как некая «советская» церковь, то диссиденты 1960—1970-х ратовали за церковь «антисоветскую», то есть не запятнанную сотрудничеством с властью и партией и к тому же сильно модернизированную в экуменическом духе. Поэтому неудивительно, что Глеб Якунин пришёл в конце концов к созданию собственной так называемой «Апостольской православной церкви», а отзывы православных иерархов о творчестве о. Александра Меня крайне разноречивы (о. Иоанн Крестьянкин, не осуждая его лично, говорил: «Общаться с ним не надо, книгами его пользоваться не надо»).

Сейчас принято считать, что бесповоротные перемены в жизни СССР начались сразу же после прихода к власти М. С. Горбачёва, ставшего генеральным секретарём ЦК КПСС 11 марта 1985 года, ровно за месяц до 75-летия о. Иоанна. Якобы именно с этого момента резко завершился брежневско-андроповско-черненковский «застой» и сразу же началась перестройка — грандиозное обновление во всех сферах жизни страны, в итоге приведшее к распаду СССР.

На самом деле такая картина является до предела упрощённой. Ни о какой перестройке речи поначалу не шло — 20 апреля 1985-го был выдвинут лозунг «Ускорение», закреплённый на XXVII съезде КПСС в феврале-марте 1986-го. О «Перестройке» же как о государственной политике речь зашла только в январе 1987-го на очередном Пленуме ЦК КПСС. Хотя и до этого в жизни страны наметился какой-то нездоровый сдвиг. Словами это было не выразить, скорее это было то, что называется «духом времени». Антиалкогольная кампания (май 1985-го), катастрофа на Чернобыльской АЭС (апрель 1986-го), трагедия пассажирского парохода «Адмирал Нахимов» (август 1986-го) и беспорядки в Алма-Ате (декабрь 1986-го) были восприняты как буревестники надвигавшихся испытаний. А в 1987-м на страну действительно рухнул девятый вал новаций буквально во всех сферах жизни — от СМИ, начавших взахлёб публиковать и показывать разоблачительные материалы о прошлом, до первых «кооператоров» и выхода на публичные сцены советских рок-групп.

Но при этом как-то забывается одна особенность перестройки: вплоть до 1988 года СССР оставался не просто атеистическим, а прямо антирелигиозным государством. Так, 24 ноября 1986-го во время выступления в Ташкенте Горбачёв заявил, что с «проявлениями религиозности» нужно вести решительную борьбу, а Глеб Якунин находился в ссылке до марта 1987-го. Продолжались и новые аресты — так, члена православной группы рижского поэта Владимира Френкеля арестовали в 1985-м. «В СССР и других социалистических странах пропаганда атеизма — часть коммунистического воспитания», — утверждали энциклопедические словари в конце десятилетия. И в общем-то ничего удивительного в этом не было. От коммунистической идеологии советское государство не отказывалось до последних месяцев своего существования, а борьба с религией всегда была одной из важнейших составляющих этой идеологии. Тем более что поначалу Горбачёв носился именно с идеей возвращения к «ленинским нормам», воспринимая перестройку как некую реинкарнацию революции, а значит, верующие могли ждать от государства чего угодно — вплоть до повторения хрущёвского безумия начала 1960-х.

Но Советский Союз конца 1980-х уже не был страной, которая могла позволить себе никак не реагировать на вызовы остального мира. В 1986-м случились не только Чернобыль и «Нахимов» — резко обрушились мировые цены на нефть, а благополучие Советского Союза во многом держалось именно на них. Срочно нужно было встраиваться в новую реальность, налаживать те связи, которые, казалось, были разорваны окончательно. А для этого требовалось проявить те качества, которые ценил западный мир — толерантность, терпимость, широту взглядов. К чему это привело, мы хорошо знаем, но тогда, в середине 1980-х, в Кремле надеялись, что внешняя «смена картинки», этакая вторая версия НЭПа, широкая либерализация позволят стране выйти на новый уровень. Председатель Совета по делам религий в 1984—1989 годах К. М. Харчев свидетельствовал: «СССР к тому времени нужна была помощь Запада, так как у страны возникли проблемы с экономикой, начали всё больше и больше брать за рубежом деньги в долг. У руководства государства сформировалось мнение, что с точки зрения внешнеполитических задач и укрепления позиций КПСС внутри государства надо изменять политику в отношении Церкви». И в 1988-м с целью «освежения имиджа» СССР на мировой арене было принято решение широко отметить 1000-летие Крещения Руси. Впоследствии К. М. Харчев утверждал, что именно он «был инициатором идеи отпраздновать 1000-летие Крещения Руси как всероссийский праздник, как праздник не только Церкви, но и национальной культуры, празднование которого помогло бы единению верующих и неверующих, преодолению отчуждения между ними, но в ЦК КПСС были против, а М. С. Горбачёв поддержал». Собственно, именно с этого момента в государстве и начала меняться политика в отношении религии.