Страница 21 из 22
– Это оттого, что она русских слов не понимает, а знает только по-английски. Собака на редкость. Чутье – изумление… Дрессировка… Да чего тут! Я ей папироску зажженную в зубы давал – держит, не смеет выбросить, а уж собаки на что табачного дыма не любят. – А к себе ее между тем кусочком говядины подманиваете.
– Это оттого, что я английских слов не знаю, не знаю, как ее к себе подозвать, а она дрессирована только на английские слова и русские слова не понимает. Собаку-то прислали, и счет прислали, и все, а английских слов охотничьих не сообщили, как ей приказывать. Ну, да мы теперь агенту запрос через нашу контору в Лондон сделали, чтобы прислал английский словарь собачьих слов с переводом на русский язык и чтоб все эти английские слова русскими буквами были написаны, так как я английского языка не знаю.
– Арапник, Василий Тихоныч, на эту собаку надо здоровый, а не английские слова, – сказал егерь. – И словами английскими ничего не поделаете, ежели собака – вор.
– Ну, уж это ты оставь… Я ей кладу на нос кусок сахару и только погрожу пальцем…
– А цыпленка сейчас у хозяйки на дворе задушила и съела.
– Ну, уж это ты врешь!
– Извольте выйти на двор и посмотреть. Весь двор в перьях, да и посейчас она по двору с крылом возится. Да ведь как уворовала цыпленка-то, проклятая! Забежала в чулан, сняла его с насеста и сожрала.
– Не может быть! Никогда не может быть, чтобы английская дрессировка братьев Роджерс… Приведи сюда сейчас собаку! – воскликнул Василий Тихоныч.
– Да как ее привести, ежели она в руки не дается?
– Да, да… Русских слов она не понимает. Англичанка, кровная англичанка… Вот тебе кусочек сырой говядины, примани ее на говядину и приведи. На говядину она сейчас подойдет. Скажи только слово «на» и протяни говядину. Должно быть, «на» и по-английски значит «на», потому что она его отлично понимает.
Василий Тихоныч полез в карман своей кожаной куртки, вынул оттуда кусочек сырого мяса и подал его егерю.
Егерь взял мясо и цепь и неохотно пошел за собакой. – Ужасные деньги – четыреста рублей за собаку, – произнес доктор.
– Но зато уж собака! Огонь, а не собака! Я знаю, что люди и по шестисот рублей за щенка от известных матерей и отцов платили, а это ведь взрослая сука. Я считаю, что щенками в два года эти деньги выручу. Да и помимо щенков – медали на собачьих выставках буду за нее получать. А ведь большая золотая медаль стоит семьдесят пять рублей. Три золотые медали в три года получить – вот уж двести двадцать пять рублей. Нет, тут никогда не будет убытка, а напротив – барыш.
– Цыпленка-то она своровала – вот что нехорошо, – опять сказал доктор.
– Позвольте-с… Да, может быть, она своровала его потому, что егерь ей какое-нибудь такое слово по-русски сказал, которое она приняла за слово «взять», – возражал Василий Тихоныч. – Говорю вам, что собака только по-английски знает и по-русски ни слова, ну, она и ошиблась.
– А жрать-то цыпленка зачем же?
– Да не жрала. Никогда я не поверю, чтобы жрала! Просто нарочно егерь говорит, чтобы за цыпленка с меня сорвать. Вот сейчас приведут собаку, и увидите вы, что положу я ей на нос кусочек мяса и только пригрожу пальцем, как истукан будет она сидеть, пока не скажу «на». «На» она отлично понимает.
Петр Михайлыч сидел молча и зевал и даже не слышал разговоров о собаке, до того у него болела голова. В глазах ходили какие-то круги, в висках стучали точно молотки, а затылок был как бы налит свинцом.
– А здорово, должно быть, ты хватил сегодня, Петр Михайлыч! – взглянул на него молодой охотник и покачал головой.
– Ох, уж и не говори! – вздохнул Петр Михайлыч.
– Так отпивайся скорей крепким чаем.
– Чаю потом… А прежде… Ох, не осудите только, господа… Не осуди и сам не осужден будешь… Все мы люди и человеки. Вот чего прежде надо.
Петр Михайлыч протянул руку к одной из бутылок в ларце Василия Тихоныча и дрожащей рукой стал наливать из нее себе в рюмку содержимое.
Егерь привел на цепи собаку. В руке он держал мертвого цыпленка.
– Еще одного цыпленка задушила, проклятая! – сказал он. – Вот и цыпленка нарочно несу.
– Не может быть! – воскликнул Василий Тихоныч, вскочив с места. – Это ты сам цыпленка задушил.
– Ну вот… Стану я божью тварь душить, да еще хозяйкино добро, у которой живу. Вот, смотрите: на цыпленке собачьи зубы-то, если вы такой невероятный человек, что словам моим не верите.
– Да это, может статься, хорек!
– Ах ты господи! На месте преступления собаку захватил, изо рта у ней цыпленка вырвал. Потому только и поймал ее на цепь, проклятую, что в чулан она забралась. В чулане-то уж ей было не увернуться. А то бы и посейчас не поймать…
Василий Тихоныч рассматривал задавленного цыпленка. – Действительно, горло перекусила, – сказал он. – Диана! Как же это ты так? Ах ты, тварь мерзкая!
Он размахнулся и хватил собаку цыпленком по морде. Собака зарычала и оскалила зубы.
– Это на хозяина-то! На охотника-то! – воскликнул доктор. – Смотрите, ведь она вас чуть не укусила. Ну, английская дрессировка!
– Да, да… это оттого, что она русских слов не понимает, не понимает даже, за что я ее бью. Понятное дело, пес английский, родился и воспитывался среди англичан.
– Позвольте, ваша милость, я ее сейчас привяжу в сенях к столбу да арапником смоленым раз пяток вытяну – и в лучшем виде русский арапник поймет, – предложил егерь. – А когда бить буду, цыпленка перед ней положу.
– Постой, постой… Ты, может быть, ее от дичи отучишь. Тогда уж собака и дичь не будет брать, – остановил его Василий Тихоныч.
– Будет-с… Чего вы сомневаетесь! Я эфиопскую собаку арапником вышколю, а не то что английскую. Помилуйте, ведь это безобразие! Охотничий пес и вдруг хватает цыплят с насеста и жрет их. Это уж ни на что не похоже!
Егерь потащил собаку.
– Ты только полегче, только полегче! – кричал ему вслед Василий Тихоныч и вышел с егерем вместе в сени.
Через минуту раздались удары арапника и визг собаки. Василий Тихоныч вернулся в комнату и тащил за собой на цепи собаку. Та не шла.
– Ну, на говядинки, на! – совал он ей в рот кусочек мяса.
Собака и на мясо не обратила внимания. Кой-как дотащил он ее до стола, привязал за ножку дивана, и она сейчас же спряталась под диван.
– Англичанка… Ни слова по-русски не понимает, русская-то дрессировка ей даже дика, вот это из-за чего, – говорил он в оправдание собаки.
– Однако позвольте, милейший. Ведь невозможно же этому быть, чтоб в Англии охотничьим собакам дозволялось по чуланам цыплят ловить, – заметил доктор.
– Ах, Богдан Карлыч, ведь мы с вами в Англии не были и не знаем, какие там порядки.
– Как? В Англии собакам цыплят позволяют жрать?!
– Не то, не то. Я о другом… Все может случиться. Может быть, там и цыплята другого вида. Ведь это русский цыпленок. Почем вы знаете, может быть, она, никогда не видавши русского цыпленка, за дичь его приняла!
– За глухаря? Ловко! Хорошая будет охотничья собака.
– Ха-ха-ха! – разразился хриплым смехом и Петр Михайлыч, выпивший уже две рюмки коньяку, несколько пришедший в себя и развеселившийся.
– Теперь не будет цыплят ловить! Долго будет русскую науку помнить! – махнул рукой егерь.
– Боюсь только, что ты на дичь мне ее испортил, – сказал Василий Тихоныч. – Будет бояться дичь брать.
– Не станет бояться, ежели она настоящая охотничья собака.
– Покажи-ка, покажи-ка, какие она у тебя фокусы с говядиной делает? – спросил Петр Михайлыч.
– Диана! Иси! На! – крикнул собаке Василий Тихоныч, достав кусочек говядины из кармана и вызывая из-под дивана собаку, но та не шла. – Нет, без английских слов ничего не поделаешь, да и напугана она поркой, – прибавил он.
Вошел мужик Степан.
– Поедете сегодня, ваше степенство, на железную дорогу? – спросил он. – Уж ежели поспевать на поезд, то надо сейчас ехать.
Петр Михайлыч был в раздумье.
– Ах, и нужно бы домой ехать, жена ждет, – сказал он, – но как я поеду домой, не бывши еще на охоте! Надо хоть какую-нибудь пичужку застрелить. Уж и не знаю, право.