Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 17 из 90



К тому же как тут признать себя обычным сиротой, одним из ста опекаемых сыновей народа, если остальные сыновья и дочери, не понюхав увядших лепестков, начинают жадно глотать воздух и засыпать. А ему — да, неприятно, душновато, но вполне терпимо.

Ради новых друзей и подружек он стал напевать песенку, которую не знали ни няньки, ни учителя. Только мать-королева, иногда укладывавшая его спать.

В куче песка в углу зала стояло южное деревце в горшке, оно засохло, горшок украли, песок оставили — так вот из этого забытого песка вытянулся стебель. И раскрылся. Тюльпан. Нико аккуратно его сорвал, поднес к лицу Лизы, чуть хрипевшей во сне, и девочка радостно открыла глаза.

На другой день он повторил попытку. Этот цветок повариха обменяла на леденец, унесла.

А еще через неделю приютские залы окружили незнакомые люди в черных плащах и черных масках. На ужин подали вкусное рагу, от которого почему-то захотелось спать и не удалось проснуться, даже когда донеслись чьи-то тяжелые шаги.

Нико проснулся очень нескоро. Было темно, но понял по запаху лошади, что он внутри кареты. А еще был слышен плач. Потом шторка на окне чуть-чуть отодвинулась и донесся незнакомый голос:

— Ты знаешь, почему плачут эти люди? Они хоронят тебя. Ты мертв, сын народа. Помни это и слушайся меня, если не хочешь умереть по-настоящему.

* * * * *

Да уж, невеселый рассказик. И в голове сразу параллели с моим собственным миром и первой французской революцией. Тогда ведь тоже никто не казнил дофина — все же, насколько бы ни была кровавой эта вакханалия, публично рубить голову ребенку никто не решился.

Что, впрочем, не помешало потом уморить малыша втихую. Хотя было много слухов в земной истории о том, что ребенка спасли, увезли чуть ли не в Америку. Ну, и так далее. Кажется, в этом мире слухи только что нашли свое подтверждение: вот оно, пригрелось у меня на коленках и с перерывами тихонечко продолжает свой рассказ.

Я слушала внимательно и молча, как засохший куст в безветренную погоду. Точно так же вели себя и мои новые компаньоны по сбору шишек-почек. Судя по их лицам, бывало всякое, но такое они слышали впервые в жизни. Оба лепесточника устроились поодаль, прижавшись друг к другу плечами, как озябшие птицы. Круглые немигающие глаза только добавляли сходства.

Ну и я, конечно, тоже никогда не чаяла стать участницей подобных событий. Нет, книг много читала, сериалы смотрела, где дамы в платьях, а мужчины при шпагах. Не зря ведь учила французский и вообще обожала их культуру и историю. Но чтобы самой попасть в такую передрягу…

Но следить за сюжетом — мало. Надо точно понять, как устроен этот мир. И насколько он похож на Францию конца восемнадцатого века. Чтобы для начала выжить, а потом сказать ему «оревуар», или как тут вежливо прощаются? В мире, где ради чего-то могут убить ребенка, задерживаться неохота. Я бы и в прошлое своей Земли не хотела попасть, а чужой — тем более.

Уже понятно — этот мир не монолитен. Не заводная шкатулка, где у каждого колокольчика свой молоточек. Есть разные группы влияния со своими интересами, есть интриги. А это — и опасности, и возможности. Например, ты в лесу накатился колобком на волка, он только пасть раскрыл, а ты ему: «А я уже медведю на обед обещался, он точно не обидится, что ты меня съел?». И пока сидит волк с раскрытой пастью, покатиться в сторону лисы с той же сказочкой.

Впрочем, в этой истории даже непонятно, кто больший колобок: я — принцесса из цветочного магазина — или настоящий принц. Вот уж за кем должны гнаться все волки, лисы и зайцы этого каменного леса, так за ним. Потому что он — ушел.

* * * * *

«Слушайся меня, если не хочешь умереть по-настоящему», — сказал тот, кто увел ребенка из приюта.

Слушаться было просто. Сидеть молча в комнате, читать, точнее перечитывать, книги, писать и рисовать. Запрет был только один: общаться со сторожем. Соблюдать его оказалось несложно — сторож был глухонемым и неграмотным. Он заходил в комнату, приносил еду, показывал знаками, что если узнику что-то нужно, то он может написать записку. Одна беда — солнечный свет падал в окошечко три-четыре часа в день. По звону колоколов и недолго видимому солнцу мальчик догадался, что его держат в башне.

Нико нашел чем заняться и в темноте. И кстати, пользовался глухотой сторожа. А однажды решил с ним подружиться и для этого за месяц научил его читать и писать.

Это и привело к беде. Однажды незнакомец, заходивший в комнату раз в месяц, явился на две недели раньше.

— Это что такое? — прорычал он, показывая обрывок бумаги.

На нем было накорябано: «ПАЧИМУ ВИНАВАТ МАЛЧИК? ПАЧИМУ В БАШНЕ?»



— Почему ты это сделал? — продолжал рычать визитер.

Среди книг, валявшихся в углу, был и свод законов Города Свободы.

— Каждый гражданин имеет право выучить грамоту и пользоваться грамотой, — ответил Нико, показывая на том законов. — Я помог ему воспользоваться этим правом.

— Здесь мои законы, — усмехнулся визитер, запирая за собой дверь. — Ты можешь кричать или не кричать — он глухой. Я прощаю тебя на первый и последний раз, но урок ты запомнишь.

И толкнул мальчика лицом на кровать. Солнце еще не зашло и Нико разглядел, как его похититель достает хлыст…

А потом, когда все закончилось, взрослый гад — а как еще назвать мужчину, избившего хлыстом восьмилетнего малыша?! — потребовал от Нико то, ради чего ребенок был спасен.

Вырастить цветок.

Вот только… еще в приюте маленький принц заметил, что с каждым разом это все труднее сделать. Словно его сила угасает, уходит водой в песок. Это началось давно, а теперь, возможно от боли и потрясения, королевская магия исчезла совсем. И тюльпан не вырос. Что привело к еще одной порке — якобы за упрямство. И ужин в тот вечер не принесли.

Хозяин башни сделал ошибку — не сменил сторожа. А тот два дня спустя принес дощечку с надписью: «ТЕБЯ УБИТЬ. ГАВАРИТЬ БЕСПАЛЕЗНЫЙ АПАСНЫЙ».

Нико сбежал в ту же ночь. Глухой сторож не слышал эти месяцы звуков самодельного напильника и не заметил, что с остатками недоеденной пищи выносит каменную крошку. Кроме того, две простыни истлели, а на самом деле — ушли на веревки с узлами.

Мальчик не раз читал о таких побегах. И сделал все правильно. Но не подумал только об одном — перед таким побегом надо экономить силы. Сил хватило, чтобы спуститься на крышу, а потом, используя последнюю веревку, — до мощеного двора.

Вот там-то и сказались долгая неподвижность и недавняя боль. Нико знал, что существует несколько входов в старинные катакомбы. Он много читал об этом месте и решил, что сможет там спрятаться. Сначала шел, потом пытался ползти. А когда услышал неподалеку шаги патруля, добрался до закрытого колодца. Сил и времени спускаться уже не было, он просто разжал руки и полетел вниз — лишь бы не возвращаться…

На его счастье, дно колодца было засыпано толстым слоем странного песка — ребенок провалился в него почти по пояс. Но удар был все равно силен и Нико сам не помнил, как он сумел выкопаться из зыбучей массы. Он потерял сознание. И очнулся, только когда его нашла я.

Постепенно рассказ мальчика перестал быть внятным — Нико явно устал. Зевал все чаще. А потом ткнулся носом мне в плечо и затих.

— Заснул, бедолага, — сказала я, пытаясь подстроиться под речь моих новых друзей.

Но они отсутствовали. Неужели лепесточникам стало неинтересно, чем все закончилось?

Я подложила под голову спящего Нико свернутую куртку — подушки надо завести со следующей получки. Собрать побольше почек и…

И обернулась, услышав тихие шаги. Луи и Франсуаза приближались с большой сетью в руках.

ЛИРЭН

Не все традиции Братства мне нравятся. Например, еженедельный ночной кутеж капитанов. Понятно, мы разбойники, значит, нам полагается обсуждать свои темные делишки с бокалом вина в руке. Все равно, когда моя власть станет крепче, возьму пример с правителей города: обсуждения за пустым столом, на нем — только бумажный лист с повесткой дня. Вот когда закончили — в соседний зал и уж там пировать.