Страница 3 из 6
В детстве я восхищался полицейскими: хотел носить накрахмаленную форму, похожую на армейскую, и ездить на мощном внедорожнике со включенной мигалкой и сиреной.
Я мечтал стать копом, ловить преступников и защищать невиновных. Для меня полицейские были супергероями. Еще маленьким мальчиком в Теннесси я знал, что мое призвание – служить в правоохранительных органах.
Я родился в Мемфисе. Когда мне исполнилось три, мы с родителями и старшей сестрой переехали вглубь штата, в Мёрфрисборо, небольшой городок с более влажным климатом, широкими лужайками и исчезающими, еще довоенными, плантациями, что к югу от Нашвилла. Здесь ничего не случалось со времен Гражданской войны[8]. В школе мы проходили трехдневное сражение при Стоун-Ривер у Мёрфрисборо, пришедшееся на конец 1862 – начало 1863 года. Это было одно из самых кровавых столкновений, в результате которого южные и северные штаты потеряли более двадцати трех тысяч солдат.
Когда мне было одиннадцать, на окраине города у меня произошло собственное сражение. Сейчас я считаю тот момент одним из определяющих в своей жизни. Тогда меня поймали на месте преступления, в ярком свете полицейской мигалки, и я впервые столкнулся с законом.
Дело было так: летом мы с друзьями устраивали ночевки друг у друга на задних дворах. Раскладывали на свежестриженых газонах спальные мешки и глазели на звезды или набивались в палатку и рассказывали страшилки о привидениях, зомби и жутких убийствах, засыпая под стрекот сверчков и мычание лягушек-быков. Летом в Теннесси жарко и даже к ночи не становится прохладнее, так что чаще всего мы спали под открытым небом и просыпались все в утренней росе.
В одну из таких ночей мы настолько одурели от жары, что не смогли уснуть и решили влезть в дом одного из присутствовавших парней. Не помню, зачем нам это понадобилось, вроде бы мы хотели взять что-то, казавшееся в тот момент невероятно нужным. Пока мы шепотом спорили, пытаясь открыть окно спальни, сзади послышалось шуршание колес – и мы поняли, что попали: это была полицейская машина. Наверное, кто-то услышал шум и вызвал копов. Мы замерли, боясь повернуться от испуга. Огни мигалки слепили, так что я с трудом разглядел двоих полицейских. Они приказали стоять на месте, хотя это было излишне: мы и так здорово перетрухнули. Я поднял руки, и по моим щекам заструился пот. Привыкнув к мерцанию, я наконец заметил, насколько высокими и накачанными были копы. В идеально отглаженной черной форме и начищенных черных ботинках они казались просто великанами. Когда они спросили, что с нами делать – отвезти в Департамент шерифа округа Резерфорд и посадить в тюрьму или вернуть родителям, – мы ответили хором. Мы прекрасно понимали, что будет, если о нашей выходке узнают родители, поэтому единодушно предпочли тюрьму. Полицейские расхохотались. Нам было невероятно стыдно, и мы вытянулись в струнку, пока они записывали наши имена и адреса. Потом они развезли нас по домам и разбудили родителей. Не знаю, как мы пережили ту ужасную ночь, но охота к ночевкам под открытым небом у нас пропала надолго. Тем летом мы больше не собирались в палатках.
Повзрослев, я часто вспоминал тот случай и был очень благодарен полицейским за доброе отношение к шкодливым детям.
После этого я еще больше захотел стать полицейским, но много лет спустя узнал, что у родителей на этот счет совсем другие планы.
Я вырос в ортодоксальной баптистской семье и был младшим из трех детей. Вернее, из двух. Старший брат умер еще до моего рождения, в возрасте трех лет. С сестрой у нас разница в восемь лет, и почти всё детство мы дрались.
Отца – ростом под два метра – я всегда считал самым сильным и умным. Его братья рассказывали, что в молодости он не упускал случая подраться. Он был совершенно бесстрашен. Ему даже предложили играть за «Вашингтон Редскинз»[9], но отец вежливо отказался, поскольку не считал профессиональный футбол серьезным делом.
Уже во взрослом возрасте отец записался добровольцем в Сухопутные войска США, для чего ему пришлось схитрить на медкомиссии. Он плохо видел левым глазом. Когда доктор на медосмотре попросил его закрыть левый глаз левой рукой, он закрыл и спокойно прочел таблицу. А когда то же нужно было проделать с правым глазом, он попросту закрыл правой рукой левый глаз – и никто ничего не заметил!
Отец служил в пехоте. После нападения японцев на Пёрл-Харбор в 1941 году, которое послужило поводом для вступления США во Вторую мировую войну, его отправили в Европу. Будучи сильным и высоким, он помогал санитарам во Франции и Бельгии вытаскивать с поля боя раненых солдат и удерживал их во время медицинских манипуляций.
Вернувшись из Европы, отец поступил в Университет Боба Джонса в Гринвилле, штат Южная Каролина, чтобы стать священником. Он первым из своей семьи получил высшее образование и после выпуска вместе с моей матерью и сестрой переехал к месту новой службы в Мемфис. Там я и родился. Позже, уже в Мёрфрисборо, он сменил несколько небольших церквей и брался за всевозможные подработки. Помню, как он ходил по домам, продавая пылесосы. У него получалось, и он частенько приговаривал, что Бог направляет его и подсказывает, как убедить клиента совершить покупку.
В конце концов Бог увел моего отца из лона церкви и привел к ткацкому станку. Поработав в магазине напольных покрытий в Нашвилле, он убедил своего младшего брата, летчика в отставке, открыть общее дело. Новый магазинчик ковров в Нашвилле процветал, но при таком количестве конкурентов о расширении можно было не мечтать, и отец с дядей принялись искать новое место.
Через два года после той истории, когда я попался полицейским у дома своего друга, наша семья уехала из Теннесси и направилась севернее – в родной штат моих родителей, Западную Вирджинию, где отец с дядей собирались основать ткацкую империю. Мы осели в Принстоне, тихом городке при железнодорожной станции, с населением что-то около шести тысяч человек, в окружении угольных месторождений и неподалеку от Аппалачских гор. В Западной Вирджинии у нас были прочные исторические корни: сюда когда-то эмигрировали из Англии мои бабушка и дедушка по материнской линии. Дедушка всю жизнь проработал на угольных месторождениях.
Я уже был подростком и не хотел переезжать, расставаться с друзьями и школой, где пользовался популярностью. В Принстоне я перешел в старшие классы, и мне пришлось несладко. Дети передразнивали акцент, который я усвоил в Теннесси, будто я и правда деревенщина с Глубокого Юга[10]. Я из кожи вон лез, чтобы влиться в компанию, и в конце концов научился приглушать акцент, подделываясь под манеру речи местных. В этом городе детям было нечем заняться, кроме разве что посещения спортивных секций и церкви. Спустя время городская администрация открыла молодежный центр в бывшем боулинг-клубе – со столами для пинг-понга, закусочной и танцплощадкой, где я впервые танцевал с девочкой.
В Принстоне отец с дядей начали превращать магазин в успешное семейное предприятие, привлекая всех к работе. Мама вела бухгалтерию и встречала покупателей, договаривалась об укладке напольных покрытий и заказывала расходные материалы для магазина, пока отец с дядей выискивали линолеум и ковры по заказу клиентов. По-настоящему бизнес держался на маме. Если бы не ее энтузиазм и усердие, ничего бы не вышло. Моя сестра тоже работала в магазине на неполную ставку. Когда мне исполнилось четырнадцать, и я стал частью семейного дела. Отец надеялся, что со временем я займу его место, но считал, что начинать нужно с самого низа. Я подметал, мыл полы, убирал туалетные комнаты и выносил мусор. В конце концов меня «повысили» до консультанта, который должен был встречать клиентов и показывать им бесчисленные образцы ковровых покрытий и линолеума.
Меня до сих пор тошнит от вида ткацких станков.
В конце шестидесятых – начале семидесятых, когда другие подростки отращивали длинные волосы, курили травку, выступали против войны во Вьетнаме и оплакивали распад «Битлз», я вел довольно скучную жизнь в консервативном городке у подножия Аппалачских гор. Давно покинувший пост священника отец оставался таким же поборником строгой дисциплины: до восемнадцати лет он запрещал мне ходить в кино и играть дома в карточные игры, даже в «Старую деву»[11]. Сестре запрещалось носить штаны и шорты, а длина ее платьев была строго ниже колен. Узнав, что мы набедокурили, отец порол нас ремнем. Многим это покажется жестоким, а в сегодняшнем либеральном обществе такое воспитание и вовсе приравнивается к насилию над детьми, но мы привыкли к ограничениям. Мы знали, что нам можно и нельзя, и знали, чего ждут от нас родители.
8
Гражданская война в США (1861–1865) между буржуазным Севером и рабовладельческим Югом.
9
«Вашингтон Редскинз» – профессиональный клуб американского футбола из Вашингтона. Основан в 1932 году.
10
Глубокий Юг – штаты на юге США, которые традиционно занимались сельским хозяйством. Обычно к ним относят Алабаму, Джорджию, Луизиану, Миссисипи и Южную Каролину. Реже – Техас, Флориду и Теннесси.
11
Викторианская карточная игра для двух и более игроков, в которой проигравший оплачивает напитки.