Создай меня (ЛП)

Л.П. Ловелл

«Создай меня»

Серия: Поцелуй смерти (книга 0,5)

Автор: Л.П Ловелл

Название на русском: Создай меня

Серия:  Поцелуй смерти_0,5

Перевод: zaikolog

Сверка: Amelie_Holman

Бета-коррект: Critik

Редактор: Amelie_Holman

Оформление: Skalapendra

Аннотация

В возрасте тринадцати лет меня продали – я была обречена на сексуальное рабство. Николай Иванов – глава русской преступной группировки – стал для меня подарком судьбы. Он спас меня от участи, гораздо худшей, чем смерть. Он пообещал сделать меня сильной, потому что выживают только сильные. Слабые умирают: всеми забытые и никому не нужные.

Мир, в котором я живу сейчас, полон крови и насилия. Здесь родиться человеком уже само по себе является слабостью. Моя жизнь – это не борьба добра со злом. В моей жизни плохое борется с еще более отвратительным. Естественный отбор: либо убиваешь ты, либо тебя.

И если это меня не убьет, то сделает железной?

Глава 1

13 лет

В душе ее огонь, а в сердце благодать.

Жизнь умеет подкинуть дерьма. Ты можешь родиться в любящей семье, иметь шанс чего-то достичь, а потом вдруг все летит под откос. В результате несчастного случая погибают родители. Родственников, способных взять на себя заботу о тебе, нет. Как результат – ты оказываешься здесь, в приюте.

Именно так и произошло с нами двумя: со мной и моей младшей сестрой Анной. В одно мгновение нежной залюбленной восьмилетней девочке вынужденно пришлось научиться защищаться. В приюте мы живем уже пять лет, и я прошла здесь настоящую школу выживания, хоть это место и позиционируется, как место заботы о детях-сиротах, но, видимо, понятие о заботе каждый трактует по-своему. Но одну истину я усвоила раз и навсегда: единственный человек, которому на тебя не наплевать – это ты сам.

Я сижу на нижней полке кухонного шкафа, ожидая, когда сотрудники столовой уйдут. Слышен звон убираемых кастрюль и сковородок, потом гаснет свет, лишая меня возможности хоть что-то разглядеть. Дождавшись щелчка замка, выхожу из своего убежища. При мысли о еде в желудке урчит. На цыпочках я пересекаю кухню и открываю дверь кладовки. Заметив порезанную буханку хлеба, вытягиваю пару ломтиков, прихватываю два яблока и тихонько закрываю дверцу. Главная хитрость – это не брать слишком много, иначе рискуешь быть замеченной. Попасть сюда несложно, труднее всего выбраться. Кухня находится в подвале, и при запертой двери единственный выход – крошечное окошко, расположенное на уровне земли.

Заворачиваю свою добычу в найденную тут же салфетку, запрыгиваю на один из металлических рабочих столов и, дотянувшись до окошка, с силой дергаю старый шпингалет. Рама открывается с громким скрипом, и я вздрагиваю, опасаясь, как бы поблизости не оказалось старшей приюта. Вот уже несколько месяцев я ворую еду из кухни и знаю, что старшей мегере это известно, просто ей пока не удалось меня поймать.

Российское правительство выделяет детским домам, вроде нашего, определенную сумму на каждого ребенка: на одежду, уход, питание. Думаю, заведующая приютом увидела в этом определенную возможность для себя. Как я уже говорила, в этой жизни можно рассчитывать лишь на себя, и она определенно заботилась только о себе. Ей нравилось относиться к нам как к домашнему скоту: чем меньше тратишь на содержание, тем больше оседает в кармане. Нас кормили один раз в день. Одежду мы донашивали друг за другом до тех пор, пока та не превращалась в лохмотья. Из-за недоедания Анна мучается от спазмов в животе и постоянных головокружений, поэтому я ворую для нее еду. Кража в таких незначительных объемах должна быть практически незаметна, но здесь замечают все.

Я подтягиваюсь на руках и протискиваюсь в окошко. Рубашка цепляется за ржавую металлическую раму, и я слышу звук рвущейся ткани. Вот дерьмо. Чтобы выбраться, я извиваюсь всем телом. Какая ирония судьбы – повезло же, что я так отощала от голода, что теперь могу воровать еду через маленькое окошко в кухне.

Едва оказавшись на свободе, я протягиваю руку назад и закрываю раму. Звуки скрипучих петель и опустившегося шпингалета кажутся слишком громкими, и я, задержав дыхание, вжимаюсь в стену. Сердце бешено колотится в груди. Риск оказаться пойманной вызывает выброс адреналина. И я снова бегом пересекаю небольшой дворик и толкаю створку окна нашей с Анной комнаты. С нами живут еще две девочки, но, честно говоря, они с нами не общаются. Они приехали несколько месяцев назад, и одна из них довела Анну до слез. Я пригрозила, что ночью обрею её налысо, если она еще хотя бы раз взглянет в сторону Анны. Теперь при моем появлении они съеживаются и боятся даже смотреть на нас с сестрой. Хотя я вроде не угрожала никого убить, но эти девочки не единственные. Остальные тоже сторонятся нас. С нами никто не дружит, но мы и не нуждаемся в друзьях. Главное, что мы есть друг у друга, а большего и не нужно.

Перекинув ногу через подоконник, я вваливаюсь в комнату. Анна резко выпрямляется и прижимается к стене.

— Тише, — шепчу я, поглаживая ладонью ее ногу.

— Ты напугала меня, — выдыхает она.

— А кто еще полезет в наше окно? — закатив глаза, тихо говорю я и осторожно закрываю окно. Знаю, что, скорее всего, соседки по комнате проснутся, и знаю, что они иногда замечают, как я исчезаю по ночам, но молчат.

Скинув обувь, я забираюсь под одеяло и устраиваюсь рядом с Анной. Она отодвигается к стене, освобождая мне место. Вообще-то я должна спать на верхнем ярусе кровати, но не припоминаю, когда провела там хотя бы одну ночь. Анне снятся кошмары, и она, проснувшись, кричит, если меня нет рядом.

— Вот, держи, — я разворачиваю салфетку и протягиваю ей два кусочка хлеба и два яблока.

Анна отщипывает маленькие кусочки и кладет их в рот, а я с грустью наблюдаю за своей младшей сестрой, которая неторопливо смакует хлебный мякиш. Кусочки обычного хлеба. А ведь так было не всегда. У нас были очень хорошие родители – заботливые, любящие. Когда они погибли, Анне было всего пять лет, и она их совсем не помнит. Психологи говорят, что у нее синдром подавленных воспоминаний – ее мозг будто блокирует их, потому что в них слишком много печали и страха. А я осталась один на один со своими воспоминаниями о жизни, которая у нас могла бы быть, с призрачными мечтами о лучших временах и с ужасом от того, как резко это все оборвалось. Привычный мне уклад вещей изменился в короткий срок. Я быстро усвоила, что слезами горю не поможешь, а для того, чтобы что-то изменить, одного желания мало. Я молилась, упрашивала Бога помочь нам, но вскоре поняла: если бы он действительно существовал, то помог бы мне… нам. Но нам никто не помог. Отныне все зависит только от меня, и однажды я вытащу нас отсюда. Я сумею защитить Анну и добуду для нас лучшую жизнь.

— Яблоко я припрячу, — сверкнув улыбкой, Анна убирает яблоко под подушку и укладывается в кровати, а я устраиваюсь рядом с ней. Заправляя светлый локон ей за ухо, встречаю взгляд ее сапфировых глаз – таких наивных, чистых. Я очень хотела бы сберечь эту чистоту. Хотела бы защитить сестру от всего на свете, но это становится все труднее и труднее. Злобная заведующая и так уже ненавидит меня за неповиновение, а сейчас только и думает, как бы отыграться на мне. Остается только надеяться, что она не поймает меня на воровстве еды.

Я целую сестру в лоб.

— Люблю тебя, букашка.

— И я тебя люблю, — выдыхает она, глаза ее закрываются, дыхание становится ровным. Под размеренные вдохи и выдохи сестры я тоже засыпаю.

Просыпаюсь я от удара по лицу, эхо от звонкой оплеухи гудит в черепной коробке. Мгновенно открыв глаза, я сажусь на кровати и вздрагиваю при виде заведующей. Она стоит передо мной, уперев одну руку в бок, а в другой руке сжимает яблоко.