Страница 115 из 153
— Не надо, — снова улыбнулась я. — Не суетись. Все хорошо.
— Лава, все вообще ни хрена не хорошо, — прорычал он, тут же резко выпрямляясь, сверкая льдом и сумраком стальных глаз, сжимая мои пальцы крепче.
Я только вздохнула.
Ну а что тут скажешь? В целом, он, конечно, прав. Ситуация — то еще дерьмо.
— Как давно ты здесь? — спросила, зная заранее, что услышу в ответ. Впрочем, Игорь ничего не ответил, просто посмотрел на меня, как на идиотку, и я улыбнулась шире.
А Ястреб снова наклонился, уткнулся беспокойной головой мне в бедро, опять коснулся губами руки, которую сжимал в своей.
И что-то защемило, натянулось и лопнуло внутри меня с оглушительным звоном, с пронзительным грохотом, как будто взорвалась очередная граната, только совсем не в голове в этот раз, где-то глубже, где-то больнее.
Я немного сдвинулась, чтобы так не тянуло ногу и шею, и запустила пальцы в его волосы, перебирала пряди и молчала. И непонятно, кого эти действия больше убаюкивали — меня или Гора. Я не поняла, когда снова отключилась.
Когда открыла глаза, Игорь все так же, уткнувшись лицом мне в руку и скрючившись на стуле, спал, а за окном занимался чахлый осенний рассвет, в палате и в коридоре стояла подозрительная тишина, что-то текло из капельницы мне в руку, мигал пульсометр на запястье.
Я полежала несколько секунд, а может и минут, глядя то на темную, склоненную макушку, то в потолок, прислушиваясь к себе и собственным ощущениям.
Это пробуждение было менее приятным, чем первое, из-за боли, зато более осознанным. Видимо, обезболивающие перестали действовать, и в голове прояснилось достаточно, чтобы в памяти начали всплывать картинки случившейся аварии.
Темный паркетник, и настойчивое желание его водителя меня покалечить, отсутствие адекватной реакции от Энджи в первые мгновения… На самом деле, любой реакции. Судя по тому, что я помнила, ИИ столкновения в первые секунды вообще не заметила, не зафиксировала. А в последние несколько минут просто отключилась: погасший экран, мертвая приборная панель, зависший трекер на запястье. Интересно, писали ли камеры?
Я повернула голову к тумбочке и тут же улыбнулась — с краю лежал планшет Ястреба. Аккуратно, стараясь особо не шевелиться потянулась к гаджету, но пальцы сжать на нем не успела, только задела самыми кончиками прохладный биопластик.
— Проснулась? — перехватил Ястреб мою руку, заставив вздрогнуть и повернуть к нему голову. Чувствовала себя нашкодившей школьницей: и стыдно и смеяться хочется. А Игорь невозмутимо положил мою руку на кровать, сам с явным трудом выпрямился, морщась и кривясь. — И вместе с тобой, судя по всему, проснулась неугомонная жажда деятельности, да, Слава? — смотрел с беззлобной насмешкой и немым укором. Очень таким показательным укором.
— Я хотела посмотреть записали ли что-то камеры кара, а еще я…
— Обязательно, — Гор поднялся на ноги, обрывая меня, забрал гаджет с тумбочки. — Сразу после того, как позавтракаешь и тебя осмотрит врач, — он нажал на кнопку вызова медсестры над изголовьем и спокойно направился к двери, потягиваясь и разминая спину, плечи, шею. Взъерошенный, во все еще измятой одежде, на лице щетина. Но такой самоуверенный, что я готова была его стукнуть.
— Гор! — рыкнула возмущенно в широкую спину.
— Я за завтраком, — махнул он рукой, не поворачиваясь и все-таки вышел. А я раздраженно откинулась назад на подушки.
Но долго тихо возмущаться на Ястреба мне не дали. Буквально через десять секунд в палате появились медсестра и врач, и стало как-то не до того.
В общем, авария для меня закончилась, закрытым переломом голени, ушибами грудной клетки, ушибами плеча, осколочными ранениями шеи, рук и лица. На шее справа и на правом же плече им пришлось шить, остальному хватило какого-то клея.
Ну клей и клей, хрен с ним.
А дальше стало совсем нерадостно.
— Сколько?! — вытаращилась я на плотного, светящегося почти доктора.
— Три-четыре недели, — все так же спокойно и мягко повторил он. — Потом сделаем снимок, возможно, снимем гипс, — он задумался, осмотрел меня еще раз внимательно с ног до головы, с каким-то странным выражением на лице и еще более жизнерадостно добавил. — А может и не снимем, может еще на недельку оставим.
Медсестричка что-то бодро за ним записывающая так же радостно и быстро-быстро закивала.
— Вы прикалываетесь, — пробормотала я.
— Отчего же, милое дитя? — вскинул он русые брови. — Я вполне серьезен. Вам вообще удивительно повезло, вас из вашей консервной банки с трудом выковыряли, знаете?
— Теперь знаю, — буркнула совсем тихо. — Охренеть, какое везение.
— Ну-ну, — пожурил меня дядька, все еще радостно улыбаясь, — сейчас вколим вам обезболивающие и настроение улучшиться, да Кира Леонидовна, — повернулся он к девушке.
— Да, Роман Альберт…
— Не надо ничего мне колоть, — вскинулась, как только смысл сказанного дядькой до меня дошел. — У меня ничего не болит.
— Ну, «вколим» — это просто выражение такое, — тут же повернулся ко мне врач, видимо, по-своему интерпретировав, мой отказ, — мы, на самом деле, всего лишь введем…
— Я поняла, — перебила я дядьку, — не надо никому, ничего, никуда ни колоть, ни вводить. Боль не такая сильная, чтобы я не могла ее перетерпеть.
— Станислава Алексеевна, это не вполне разумно, — начал снова увещевать меня эскулап. — Через несколько часов действие анестетиков совсем закончится и…
— Я потерплю, — упрямо скрестила я руки на груди.
— Боль будет очень сильной, Станислава Алексеевна, — в последний раз попробовал дядька.
— Буду иметь ввиду, — улыбнулась я вполне открыто.
Врач хотел сказать, видимо, что-то еще, но не успел, потому что в палату снова вошел Ястреб с подносом. С пластиковым красным стремным подносом, заставленным тарелками и чашками. Я таких подносов со школы не видела и думала, что их просто больше не делают. Не экофрендли и все дела… Но…
— Ваша жена, Игорь, невероятно упрямая женщина! — всплеснул руками врач. — Она…
— Жена?! — во второй раз за это утро выпала я.
— … отказывается от обезболивающих. Невероятно упрямая и невероятно самонадеянная! —
Ястреб так и замер в проеме с дурацким подносом, глядя то на опешившую меня, то на возмущенного доктора и, видимо, не понимая, кому первому стоит ответить.
— Гор? — поторопила я, сощурившись.
— Две минуты, Лава, — все-таки принял он решение, быстро сгрузил поднос на стол у двери, схватил доктора за руку и вытащил из палаты.
Сбежал…
Я посверлила закрывшуюся створку взглядом несколько секунд, подумала, снова прислушалась к себе и повернула голову к медсестре.
— Вы не поможете мне до ванной дойти? — спросила девушку, все еще что-то быстро записывающую в планшет.
— Вам нельзя, — безапелляционно заявила Кира. Очень строго.
— Что конкретно? В ванную или в целом в туалет? — фыркнула я, разглядывая меняющееся со скоростью света выражение лица девчонки.
— Вставать нельзя! — еще строже посмотрела на меня медсестра.
— А за сколько станет можно? — спросила, не меняя насмешливого тона. Девчонка вопрос поняла правильно, и уже через десять минут я мыла руки и рассматривала себя в зеркало.
Ну-у-у-у… такое себе, конечно…
Мелкие и поглубже царапины были в основном с правой стороны: лоб, скула, нос, подбородок, а на подбородке еще и синяк. Справа на шее шов, шов чуть поменьше над ключицей и на правом плече. Оба предплечья, правое запястье. Короче, в тоналке мне придется, видимо, искупаться прежде, чем в офисе появится, либо паранджу на себя нацепить.
Я еще раз помыла руки, кое-как почистила зубы и успела вернуться в койку до того, как в палату вернулся Игорь. Медсестра тут же выскочила за дверь.
— Голодная? — улыбнулся Ястреб, подхватывая пластиковый ужас. Умостил его на тумбочке, нажал на кнопку на кровати, чтобы поднять спинку вертикально. Полностью игнорируя мой вопросительно-возмущенный взгляд. — С врачом я договорился, никаких обезболивающих ни колоть, ни капать тебе не будут. Если, конечно, сама не попросишь.