Питомцы апокалипсиса

Мальчик домчался до лестницы, занес ногу над обколотой плиткой на ступеньке и…

И наступил на гладкий железный пол. Яркий свет брызнул в глаза. Мальчик заморгал, огляделся.

Его окружила толпа высоких взрослых в плотных костюмах цвета гранатовых зерен или свежей крови на скотобойне. Острые лица и длинные руки обтягивала странная синяя кожа – точь-в-точь как у смурфиков. Незнакомцы смотрели желтыми глазами лесных дымчатых рысей из «Дискавери».

Кислый прелый запах больницы исчез, повеяло свежестью и чистотой, как после дождя. Словно воздух процедили через десяток кондиционеров.

– Не бойся, – сказал один из взрослых, странно коверкая слова. К мальчику протянулась большая синяя ладонь. – Мы не обидим.

Ребенок медленно взялся за ладонь взрослого, и его куда-то повели. Перед глазами стелились обитые блестящим металлом узкие коридоры. Стальной пол тихо звенел под туфлями. В редких круглых окнах сияли звезды. Ни земли, ни облаков: только звезды и чернота.

– Где мы? – спросил мальчик. – Как будто в небе над Землей.

Синий взрослый глядя в сторону покачал головой.

– Намного дальше, – сказал взрослый. – В небе над твоим новым домом.

Стена коридора вдруг отъехала в сторону, они вошли внутрь. В небольшой каморке неподвижно стояла странная девочка того же возраста, что и мальчик. Нитки на ее красной одежде торчали во все стороны. Короткие черные волосы взъерошились, бледно-голубое нежное лицо застыло, словно его выбили из холодного сапфира оттенка летнего неба.

– Юлирель, – сказал взрослый. Девочка повернулась.

Взрослый отпустил ладонь мальчика и слегка подтолкнул его:

– Иди к Юлирель.

Маленький пленник неуверенно шагнул вперед. Его будущая хозяйка смотрела на него желтыми глазами с жутковато-узкими зрачками.

– Привет, – сказал мальчик и попытался улыбнуться. Девочка молчала.

– У тебя нитка торчит, – сказал мальчик. Его рука сорвала с плеча девочки красную нитку, на ощупь гладкую и скользкую. Глаза Юлирель округлились. Маленький сирота коротко посмеялся.

– По правде, их много торчит, – сказал он. – Эта больше всех просто, вот и вырвал ее. А вообще, тебе не мешало бы переодеться.

Юлирель вдруг протянула руку, и щипнула футболку на плече мальчика.

– Нет, у меня нитки не торчат, – сказал мальчик и повернулся к синему взрослому. – Пожалуйста, верните меня в больницу. Мне нужно к сестренке. Она еще маленькая и неумеха совсем.

Рука Юлирель легла мальчику на плечо и крепко его сжала.

– Твой дом теперь здесь. На семь лет, – ответил синий взрослый. – Юлирель – теперь твоя семья.

Мальчик прикусил нижнюю губу.

– Хорошо, но мне нужны мои вещи. Там зубная щетка, одежда, любимая мочалка, – сказал маленький пленник. – Отпустите меня ненадолго домой, я мигом вернусь.

Взрослый молча отвернулся.

– Я ведь когда-нибудь вырасту, – закричал мальчик. – И тогда я уже не буду маленьким и слабым. Вы поднимите голову и увидите героя – героя для других! – но для вас я буду только мстителем. Если вы не отпустите меня, лично для вас я буду только злодеем.

Взрослый вышел из комнаты, стена сразу же задвинулась обратно, закрыв проход.

Маленький пленник скинул с плеча руку девочки, бросился к стене. Кулаки его забарабанили по твердому металлу.

– Откройте! – кричал мальчик. – Пожалуйста, поймите! У вас что, нет сестры?

Мальчик звал синего взрослого и бился о стену, пока его костяшки не разбились в кровь.

Упав на колени, и глядя на гладкий металл стены, закрывшей узкий коридор, закрывшей путь домой, мальчик плакал.

Горячие слезы затекли в рот. Горло ошпарили горькая щелочь, уксусная кислота, перец с солью. Трудно стало глотать.

Холодная рука коснулась мокрого лица мальчика, мягкие пальцы вытерли ему щеки. Пленник поднял голову.

Девочка с желтыми глазами нависла над ним, и прошептала незнакомые мелодичные слова. Бледно-голубые пальцы положили что-то в ладонь мальчика.

Это была длинная красная нитка. Ее растрепанные концы свисали до пола. Нить Ариадны, оборванная, ведущая в никуда.

В тот день до мальчика начало доходить, что надежда – просто этап детства, очередная фаза, из которой рано или поздно вырастают. Как из горшка. Как из глупых диснеевских мультиков. Как из сказки, что твой отец – посмертный герой войны, поймавший вражескую пулю в грудь. Светлое будущее поблекло, как пух чертополоха на солнце.

Мальчик сжал красную нитку в кулаке. Кровь капала с разбитых костяшек. Серая стена громоздилась над ним как могильная плита. Как крепость.

«И чего я весь день как маленький?»

– Да, – прошептал мальчик. – Эта нитка намного длиннее.

В тот день – последний его день на Земле – Стас стал питомцем Юлирель.

Глава 1

Как обычно, я разбудил Юлю только с попытки дециллионной – мегаогромное число какое-то, больше, по-моему, нет. Ее странные желтые глаза со зрачками-полосками наконец раскрылись и сонно уставились на меня.

– Стас, – пробормотала Юля на певучем языке ананси, и опять закрыла глаза. Инопланетная девочка, с которой я нянчился уже шесть земных лет, перевернулась на бок. Одеяло соскользнуло с ее нагого бледно-голубого плеча.

Моя голова будто сама собой отвернулась. Взгляд уперся в окно, за которым гигантский белый столб Света затмевал бледный лазоревый рассвет, пронзая утреннее небо с курчавыми барашками. Рядом по всей длине яркого столба парили в воздухе черные ящики сканирующих его зондов. Сколько здесь живу, столько вижу за окном этот Свет. Столько бужу по утрам Юлю.

– Нет, сколько можно меня доставать?! – закричал я на ее родном языке.

– Еще немного, – прошептала Юля и засопела. Я взвился:

– Это чертовски негуманно!

Сап Юли стал громче. Пора начинать операцию «Болтанка».

Я схватил изголовье кровати Юли и затряс изо всех сил так, что девочка-ананси покатилась по постели туда-сюда. Черные волосы с кроваво-алым блеском разметались по подушке. Одеяло окутало Юлю с головой, как гусеницу. Спрятало нагое плечо. И я смог снова смотреть на нее.

– Тебе еще нужно успеть помыть голову, – крикнул я.

– Ее Стас моет, – тихий шепот из-под одеяла. Стоявший в углу фабрикоид, робот-уборщик, вдруг включился и зашагал по комнате, подметая пол.

– Аксамит я тебе не наращу, – прорычал я, высоко поднимая правый бок кровати. Юля скатилась с постели и бухнулась на пол.

Фабрикоид пролез мимо меня под кровать. Механические руки заскрипели, шурша по полу щеткой.

– Эй, тебя никто туда не звал, – сказал я. – Кыш!

Мои предплечья задрожали. Тяжелая кровать грозила выскользнуть из пальцев и прихлопнуть железного болвана.

Юля поднялась с пола, взъерошенная и нагая. Много, слишком много гладкой, как нектарин, девичьей голубой кожи раскрылось передо мной. Я чуть не отпустил кровать.

– Чего стоишь? Одевайся, – прохрипел я, крепко зажмуриваясь и пытаясь не думать о безукоризненно изящной линии тела. Отвлекись на что-нибудь, приказал я себе, помедитируй. Интересно, как это вообще делается – медитация?

– Сначала волосы, – сказала Юля. – Новый аксамит растворяется от брызг воды.

Представляй что-нибудь нездешнее, сказал я себе, что-нибудь земное, представляй одуванчики. Легкие, пушистые… в черных волосах голой Юли. Не-е-ет, не там. Представляй, как ветер разносит султанчики одуванчиков по сочно-зеленому лугу под летним небом, безоблачным и светло-голубым…голубым, как кожа на плече Юли. Черт!

– В ванную, – простонал я, не открывая глаз. Босые ноги Юли пошлепали в коридор.

Я выдохнул, вытер вспотевшие ладони о штаны.

И с ужасом услышал, как кровать грохнулась на пол.

– Истукан, ты как? – прошептал я, заглядывая под кровать. За моей спиной прожужжали:

– Ежедневная уборка номер две тысячи сто девяносто пять завершена.

Я обернулся. В углу, возле аквариума с рыбкой, робот пикнул, входя в режим ожидания.

Когда прозвучал номер уборки, у меня сдавило виски. Каждое мое утро начинается с цифр, и каждое утро мои виски словно сжимаются. Уборщика-фабрикоида привезли сюда одновременно со мной. Поэтому счет его уборок – заодно и счет дней моего заточения здесь, на планете Люмен, под надзором ее жителей-ананси. Уже две тысячи сто девяносто пять суток каждое утро мне вкалывают в вены инъекцию «сыворотки любви», чтобы я обожал Юлю и был предан ей как пес. Поклонялся ей. Молился на нее. Любил ее. Если это вообще возможно: заставить любить уколом химии.