Империя Греха

Я отстраняюсь, но не отпускаю ее.

— О чем?

— О том, кто я. Откуда я родом. О моей семье. Обо всем этом.

— Ты не лгала. Ты просто скрыла это. Я с самого начала знал, что в рождении личности Джейн было нечто большее.

— Это потому что... я... я...

— Дочь Пахана Нью-Йоркской Братвы. Я знаю.

— И ты все равно пришёл сюда? — она недоверчиво смотрит, часть прежнего страха снова закрадывается в ее глаза. — Что с тобой не так?

— Ты. — я выдыхаю это слово, прислоняясь лбом к ее лбу. — Ты все, что со мной не так, красавица. Ты забрала что-то мое, и мне нужно это вернуть.

— Прекрати говорить такие вещи... Нокс... пожалуйста, послушай меня, ты должен уйти. Если папа или другие увидят тебя...

— Я не боюсь их.

Она толкает меня в грудь кулаками, но за этим не стоит никакой энергии, будто она не хочет этого делать.

— Любой человек в здравом уме боялся бы. Они убивают в мгновение ока и без всяких угрызений совести. Ты станешь просто еще одним безымянным человеком в их списке.

— Я не в своем гребаном уме, Анастасия. Я только что сказал тебе, ты забрала кое-что у меня. В том числе и мой чертов рассудок.

Она сжимает мою руку, ее хватка липкая и все еще дрожащая, затем она уводит меня с балкона, ее взгляд следит за каждым уголком, как ястреб.

— Куда ты меня ведешь, красавица?

— Шшш.

Она качает головой, а затем ведет меня к лестнице, которая скрыта от главной лестницы.

Я и раньше бывал в домах главарей мафии, когда что-то расследовал или занимался делом. Но комплекс Русской Братвы, он же особняк Сергея Соколова, больше похож на дом миллиардера, в котором можно легко заблудиться.

Это настоящая фамилия Анастасии. Соколова. Наконец-то у меня есть полный профиль загадочной девушки с яркими глазами и мягкой улыбкой.

Она практически тащит меня вверх по лестнице, по коридору, а затем заталкивает в комнату. Как только она закрывает дверь, то испускает вздох, но не ослабляет свою хватку на моей руке.

Я бросаю быстрый взгляд на комнату, и не требуется много времени, чтобы понять, что это ее комната.

В углу стоит огромный письменный стол с тремя мониторами, но все остальное девчачье. На простынях изображены бабочки, а на кремовых обоях цветы.

Она всегда была сочетанием противоположных вещей, но они по-прежнему так хорошо подходят к ее характеру.

Они по-прежнему так много говорят о ней и о том, кем она является.

Мягкая девушка с тайной дикой стороной.

— Так вот где ты жила все это время.

Она смотрит на меня зловещим взглядом.

— Это не должно иметь важность сейчас.

— Тогда что? — я делаю шаг к ней, и она заметно сглатывает. — Я думаю, что это горячо посмотреть, где ты спишь каждую ночь в одних шортиках. Может, даже голая?

— П-прекрати.

Ее голос задыхается, но возбуждение покрывает его. Моя рука тянется вперед, и я обхватываю ее горло, слегка сжимая по бокам. Она ненадолго закрывает глаза, издавая прерывистый выдох, и я крепче прижимаюсь к ней. Мне нужно почувствовать ее, снова иметь возможность дышать, но тот факт, что ей тоже стало легче? Что когда она открывает глаза, в них плещется такая же сильная волна тоски, как и в моих? От этих фактов я чуть не схожу с ума.

И мне приходится прижаться к ней сильнее, погрузить пальцы в ее плоть и убедиться, что она здесь.

Она здесь.

— Нокс... я...

— Шшшш.

Я прикладываю палец к ее губам и толкаю ее назад, прижимаясь к ее горлу.

Вскрик раздается в воздухе, когда она спотыкается о край кровати и падает на спину. Я следую за ней, свободной рукой обхватывая ее бедро.

Она хлопает руками по моей груди.

— Не надо.

— Не надо?

— Не переворачивай меня на живот. Я хочу смотреть на тебя, — шепчет она, ее тон так же уязвим, как и выражение лица.

Мои пальцы впиваются в ее бедра, и я собираюсь отказаться от этого, собираюсь сделать то, к чему привык, но что-то останавливает меня.

Мольба в ее глазах, уязвимость в них.

Кроме того, какая-то часть меня тоже сопротивляется этому. Та самая часть, которая не могла выжить без нее и превратила мою жизнь в ад с тех пор, как ее не стало.

Ее ладони опускаются на мою грудь, и она смягчает свой голос.

— Я знаю, Нокс... Я знаю о твоем прошлом и о том, почему тебе трудно сблизиться, и я понимаю, я...

— Прекрати болтать.

Ярость, возникшая ранее, снова возвращается, и на этот раз по совершенно другим причинам.

Тени клубятся вокруг моей головы в густом тумане с потребностью причинить ей боль.

Заставить замолчать девушку, которая не должна была видеть их в первую очередь.

Но я подавляю эту потребность, мои пальцы сгибаются, дабы не причинить ей боль.

— Откуда, блядь, ты знаешь?

— П-папа... он может узнать все о человеке.

— Блядь.

Мой кулак сжимается, и я понимаю, что он на ее горле. Она хрипит, ее лицо краснеет от нехватки воздуха, и я рывком отпускаю ее и начинаю садиться, но она хватает меня, притягивая обратно вниз.

Я использую руки, чтобы не придавить ее своим весом, но Анастасия не останавливается на этом, она не останавливается, поглаживая пальцами мое лицо или когда ее грудь оказывается в сантиметрах от моей вздымающейся груди.

Ее глаза ловят мои, а голос слегка дрожит, когда она говорит:

— Все в порядке, тебе не нужно прятаться от меня. Ты не должен смотреть в другую сторону или стыдиться того, кто ты есть.

— Даже если я был шлюхой?

— Ты не был. — уверенность и сила в ее голосе пронзает меня в ту чертову часть груди, которую я считал умершей двадцать лет назад. — Ты был ребенком, с которым жестоко обращались, и это не твоя вина. Это их вина, твоей матери и тех, кого она приводила. Точно так же, как отчим виноват в том, что моя мама подверглась насилию и была избита до смерти. Жертва никогда не виновата, что бы кто ни говорил.

Я вытираю большим пальцем слезы, выступившие на ее веках.

— Не плачь, не из-за этого.

Она качает головой, ее руки крепче прижимаются к моим щекам.

— Разве ты не понимаешь? С тех пор как я узнала о твоем прошлом, я не могла спать по ночам. Я хотела снова убежать, найти тебя и просто прижать к себе. Если бы я могла, я бы забрала все это себе, чтобы ты больше не был скован этим. Твоя боль моя, Нокс. Я ощущаю ее глубоко в своем сердце и не могу перестать думать о ней.

— Я перестал.

— Нет, не перестал. Ты просто делаешь вид, что не думаешь о ней, и я знаю, что это механизм преодоления, но я хочу, чтобы ты знал, что все в порядке, если ты устал держать маску на месте. Это нормально, если ты хочешь сбросить ее и просто быть собой. Я не стану смотреть в другую сторону. Я обещаю.

Моя рука снова находит ее горло, и я наслаждаюсь тем, как она глотает воздух и издает легкий стон.

—Ты чертова помеха, ты знала об этом? Ты не должна копаться в самых темных уголках меня.