Страница 72 из 82
— А она не расстроится, что ты расторгаешь помолвку?
— С какого черта? Мы даже не встречались.
Черт побери.
Я глупо надеялась, что между ними есть какая-то форма привязанности, что я смогу связаться с ней и придумать план, как разорвать помолвку, но если они незнакомы, то у меня нет никакой надежды.
О чем я вообще думала? Этот грубиян не из тех, кто привязывается к кому-либо или чему-либо.
— Кроме того, у меня аллергия на всех, кто не пьет водку. — он ухмыляется, ставя свой стакан на мой. — По крайней мере, на тебя.
— Я не люблю тебя, Дэмиен, — медленно бормочу я. — Я не хочу выходить за тебя замуж.
— Любовь? — он выглядит искренне озадаченным. — Что, блядь, это значит?
— То, что есть у Рай и Кайла. — я показываю на них, затем на жену Адриана, которая разговаривает с охранником своего мужа, но ее внимание приковано к тому месту, где он исчез с папой и остальными. — То, что есть у Адриана и Лии.
— Ты имеешь в виду брак.
— Нет. Любовь и брак разные вещи. Любовь это когда ты не можешь дышать, когда другого нет рядом. Это когда жизнь становится рутиной, а просыпаться каждый день — достижением. Это когда ты не можешь перестать думать о них и нуждаешься в их близости, чтобы наконец-то существовать.
— Звучит как чертова помеха.
— Нет. Дэмиен... пожалуйста... я хочу быть с человеком, которого люблю.
— Хорошо.
Я делаю паузу, мои губы размыкаются.
— Правда?
— Я же говорил тебе, Настюша, у тебя есть время разрушить этот брак до того, как он состоится.
— Но если ты скажешь отцу, что не хочешь на мне жениться...
— Нет.
— Почему?
— Я не собираюсь нарываться на Пахана за это. Это твой беспорядок. Убирай его сама.
— Ты хочешь жениться на мне?
— Не особенно. Я постоянно говорю, что не гожусь в мужья, но все отказываются мне верить, так что если мне придется пройти через это, то только с благословения Пахана. И еще...
Он прерывается, его взгляд теряется, и на секунду, даже на долю секунды, я вижу искру в его обычно мертвых глазах. Это такой жаркий огонь, что он почти обжигает меня, и он даже не направлен на меня.
Я слежу за его взглядом и мельком вижу миниатюрную азиатскую девушку, которая, вероятно, моего возраста или младше.
На ней простое черное платье и туфли на каблуках, подходящие к ее волосам и глазам и контрастирующие с ее бледной кожей. По обе стороны от нее стоят двое мужчин-азиатов в костюмах, которые несут тарелку с пирожными.
Как только ее взгляд встречается со взглядом Дэмиена, она замирает, будто огонь в его глазах может испепелить ее с такого расстояния.
Затем она ставит тарелку на стол, поворачивается и уходит с грацией, похожей на перышко. Мужчины следуют за ней, щелкая наушниками.
Они из Китайских Триад? Или, быть может, из Якудзы?
Я не успеваю об этом подумать, потому что Дэмиен сует мне в свободную руку свою рюмку с водкой. Огонь, вспыхнувший в его глазах мгновение назад, теперь стал темно-черным и кажется мрачнее, чем я когда-либо видела.
Даже больше, чем когда он убивает людей.
— Подержи это для меня, — говорит он спокойным, но напряженным тоном, а затем шагает в том направлении, куда только что исчезла азиатская девушка.
Ну, что ж.
Разве плохо надеяться, что она дочь Эйба и он передумал? Мне жаль девушку, но я также не могу выйти замуж за Дэмиена.
Я чувствую, что могу умереть.
Решив подышать свежим воздухом, я оставляю две рюмки с водкой на ближайшем столике и выхожу на балкон.
Я позволяю холодному ночному воздуху омыть меня. На голых руках появляются мурашки, и я приветствую эту дрожь.
Я пыталась не наряжаться сегодня, но у меня есть только коктейльные и красивые цветочные платья, так что это было невозможно. Я остановила свой выбор на платье длиной до колена, которое подходит к глазам, о которых я постоянно мечтала.
Выдохнув, я достаю телефон из кармана платья. Это новый телефон, который папа подарил мне, в нем сохранены номера только его, Рай, Владимира и Дэмиена.
Но это не имеет значения, потому что я запомнила не только его номер, но и два других, которые, наверное, не стоило запоминать.
Я набираю один из них. Не знаю, что это, стресс от неизбежного или тоска, которую я испытываю уже полторы недели, что не видела Нокса. По крайней мере, не напрямую, потому что я продолжаю преследовать его по всем СМИ.
Но я не думаю об этом, когда нажимаю кнопку «позвонить». Сердце громко стучит в ушах, когда я слушаю гудки. Не слишком ли поздно повесить трубку и сделать вид, что этого звонка не было?
Когда я уже собираюсь это сделать, раздается характерный звук поднятия трубки, за которым следует серьезное женское:
— Алло?
— Привет. Это я, Тил. Джейн.
На другом конце линии наступает долгое молчание, настолько долгое, что у меня сбивается дыхание. Я ожидала такой реакции, но с тех пор, как папа выложил передо мной их с Ноксом прошлое, я не могла не ощущать потребности поговорить с ней.
Возможно, я чувствовала это с самого начала, поэтому и запомнила номера телефонов ее и Эльзы. Мы обменялись ими в тот единственный раз, когда встретились, и Эльза, возможно, заставила Тил сделать это. До того, как я поменяла номера, Эльза посылала мне приветы и пожелания доброго утра, и мы иногда общались, но это мой первый контакт с Тил.
— Это не твой номер, — говорит она наконец.
— Я его сменила.
— Хорошо.
Я снова сглатываю. Если я что-то и заметила в Тил, так это ее несерьезный характер, так что она ожидает, что я скорее перейду к делу.
— Послушай, Тил... мне... мне жаль.
— О чем?
— Обо всем.
— Он рассказал тебе?
В ее голосе слышатся крошечная мягкость.
— Не совсем...
— Я знала, что он расскажет.
— Ты знала?
— Да. Он смотрит на тебя по-другому. Почти так же, как Ронан смотрит на меня, и, скажем так, я никогда не ожидала увидеть это выражение на лице моего бесцельного брата.
— Тил...
— И что теперь? Тебе нас жалко?
— Нет. Конечно... я... понимаю, или надеюсь, что понимаю. Мое детство тоже не было ярким, поскольку меня воспитывал жестокий отец. — я делаю паузу, а потом говорю: — Это не значит, что я преуменьшаю то, через что вы прошли. Я понимаю, что это намного серьезнее, и вы, ребята, намного сильнее меня. Я звала своего биологического отца на помощь, но вы нашли помощь сами, и я пытаюсь сказать, что я уважаю это. Очень сильно.
Возникает пауза, прежде чем она говорит менее оборонительным тоном:
— Так ты не жалеешь нас?
— Абсолютно нет. Я просто... просто хочу обнять его и тебя... а я не очень люблю объятия. Кроме того, у меня такое чувство, что ты тоже. Но да, я не жалею вас.
— Хорошо, потому что я никому не позволю, чтобы мой брат чувствовал себя хуже, чем он есть. Он заслуживает лучшего. — ее голос понижается, и я думаю, что он ломается, когда она произносит: — Он заслуживает всего мира за то, как он заступался за нас обоих.