Неизвестные герои

Заканчивая свой рассказ, бабушка еще упомянула о не менее важных героях моей семи, о тех, кто был далеко от линии огня. В покровском доме моей прабабушки были на попечении еще 14 человек: ее прабабушка, мать, сестра и пятеро малолетних детей (трое родных дочерей и два приемных сына), а так же ее дядя со своей семьей. Все они жили в землянке, вырытой во дворе собственного дома. В первую зиму войны у моей прабабушки от менингита умерли двое сыновей девяти и двенадцати лет. К концу войны из родных детей осталась жива только моя бабушка Шура. Когда началась война, ей было всего пять лет. В память пятилетнего ребенка врезались самые ужасные моменты: смерть братьев, убивающий голод, так как ели только кукурузные лепешки да мерзлую картошку, которую всей семьей ходили искать по полям, а также вечный холод военных лет…

Но все когда-то заканчивается. Вот и война тоже закончилась в 1945 году. 9 Мая – день горькой скорби. Люди убивались горем по погибшим на линии огня, и по тем, кто был далеко от фронта. Возвращались домой все изнеможенные, с опустевшими душами. Многие даже и не знали, что на месте родного очага теперь пустырь. Но, одновременно, это и день радости, ведь закончилось самое ожесточенное время.

Итак, моя бабушка Шура, будучи девятилетней девчонкой, пошла в первый класс. Отучившись семь лет, поступила в педучилище, а в двадцать по распределению попала работать в село Солнцевка Белгородской области, где и встретила моего дедушку. В 1958 году они поженились, остались в этом селе на постоянное место жительства. Своим достоянием бабушка Шура считала своих детей. У нее их трое, внуков – девять, а правнуков уже шестнадцать. Когда мы приезжали к ней в гости, она много рассказывала о своей жизни, но вот только тема войны для наших вечных вопросов была под запретом. И только сейчас я понимаю, что своими расспросами мы невольно заставляли ее вспоминать то ужасное время, и еще раз в своей памяти прокручивать события тех далеких лет. В течение всей своей жизни она пыталась забыть те безрадостные моменты, но память, как мы с вами знаем, не имеет срока давности…

Бабушка Шура – моя двоюродная бабушка, а моя родная – ее младшая сестра. Бабушке Любе она рассказал о всех тяготах нелегких военных лет, которые та, к счастью, не успела застать. Бабушка Люба родилась в 1949 году после войны. Но перед ее глазами тоже предстала весьма несладкая картина. Она рассказывала, что послевоенные улицы были переполнены сиротами, но многие семьи, не колеблясь, принимали бедных детей как своих собственных. Среди детворы было распространено опасное занятие: они находили в лесах, полях и на берегах рек мины. Не зная, что делась с этими страшными предметами, пытались разобрать их, «глушить» ими рыбу в реке, бросали их в костер ради забавы. Из-за таких недетских шалостей моя бабушка Люба потеряла двух своих друзей детства. Слушая бабушку дальше, я поняла, что уже в 70-е годы наша страна более или менее окрепла, и жизнь наладилась в лучшую сторону.

«Что же такое война!? Война – это смерть, разруха, голод. Последний мы можем заглушить, а вот жизнь – ее уже не вернешь! Сколько жизней забрала война, сколько разрушила семей, лишила детей детства… А вот теперь подумай, моя дорогая Саша, что помимо разрухи, голода и смерти, принесла война?» – вот такой ответ я получила на свой вопрос, заданный бабушке, о событиях того жестокого и кровопролитного времени, каким являлась Великая Отечественная война.

Исповедь пленницы

«…Меня зовут Татьяна Евгеньевна Белоусова. Хочу поведать вам, мои родные и дети, историю, которая изменила меня и мою жизнь. Я оставила это письмо в нашем семейном альбоме, чтобы, когда вы собрались однажды все вместе, взяли посмотреть наши семейные фотографии, вспомнить былые времена с улыбкой и со смехом, наткнулись на него. Спросите меня: «Почему? Зачем прятать от вас? Что я так могла скрывать от самых родных мне людей? Почему нельзя было сказать раньше?». Не думайте, мои родные, что чего-то знать вы не достойны, но мне очень тяжело говорить о том, что когда-то пришлось пережить мне. Проще изложить это на бумаге, захлебываясь слезами, но знать и радоваться тому, что вы их точно не увидите. Я хочу вам рассказать свою историю, чтобы вы поняли некоторые мои «странности», пусть даже после моей смерти. У такого поступка есть своя предыстория…

У моих бабушки Ани и дедушки Вани большая и дружная семья. У них четыре сына и три дочери. Евгений – старший сын, Василий, Сергей, Александра, Ксения, Пелагея и младший сын Андрей. Мой отец- Евгений, из всех внуков я самая старшая, как и мой папа. Мы все вместе жили в небольшом селе – Покровка. В конце 1928 года папа один уехал на заработки в Мариуполь. Мне на тот момент было три года. В течение двух лет мы получали от него письма, всего около восьми. Хоть я и не умела читать, но все отцовские весточки я бережно хранила под матрасом моей маленькой кроватки: когда печаль и тоска овладевала мною, мама читала мне их, как сказку на ночь. Уже в 1930 году папа приехал в Покровку за мной и мамой. Наконец, вся семья воссоединилась, и мы все вместе на поезде поехали в Мариуполь.

Он оказался большим и красивым городом. Мне показалось, что этот город – мечта для каждого ребенка. Там было так много садиков с разноцветными крышами, красивыми заборами в виде карандашей, а в моей родной Покровке был один сад на все село; но тут был даже огромный парк с каруселями, с детскими качелями и множеством магазинов игрушек. Мы переехали в большой двухэтажный дом. Я не понимала, зачем нам троим так много места, да и как-то не хотела спрашивать, голова тогда была не тем забита, потому что сбылась мечта любого ребенка – у меня была своя большая и светлая комната! В один из дней мы с папой сидели в гостиной, он читал мне книгу, мама готовила обед на кухне, и тут я спросила папу, почему мы переехали, на что получила такой ответ: «Все для твоего будущего, милая, через несколько месяцев у тебя появится братик, к тому же тебе через несколько лет идти в первый класс». Конечно, я и сама видела, что с мамой что-то не так, но еще один ребенок?! Папа все мне объяснил, почему мы переехали в большой город, почему он так долго работал в течение года и зачем нам такой большой дом. Мне стало вроде и радостно, но в то же время обидно. Ребята из села, которые были не одни в семье, постоянно мне говорили, что я везучая. Они рассказывали, что их заставляют за ними следить и делиться конфетами!

Увидев мое непонятное состояние, папа, как это он хорошо умел, описал нашу будущую совместную жизнь с моим братом. Привел даже в пример себя, ведь он тоже первый ребенок в семье. Он сознался, что тоже долго привыкал к «новым» людям, обижался на них, но также рассказал, как потом не мог жить без своих братьев и сестер. Я обрадовалась на какое-то мгновение, пока не вспомнила бабушку и дедушку.

– Пап…

– Что такое принцесса? – папа посадил меня на колени.

– Ты скучаешь по бабушке с дедушкой?

Сейчас я могу представить, как в глазах отца промелькнула волна тоски по родителям, сестрам и братьям, по родному селу и друзьях детства. По холмам родного села, по всегда чистому воздуху и теплым рекам.

– Скучаю, и всегда буду скучать, но теперь я должен заботиться о своей семье, я ведь уже не ребенок. А еще должен обеспечить тебе хорошее будущее.

Я была очень удивлена такой честностью и прямолинейностью отца, я замолчала, не зная, что ему сказать на утешение его и своей души, ведь мне казалось, что взрослые никогда не грустит. Наше молчание прервала мама, которая зашла в гостиную и позвала на кухню обедать. Больше подобные вопросы я папе никогда не задавала.

Прошло три месяца, папа раньше обычного забрал меня с садика. Я, конечно, была рада его видеть, но его вид и поведение меня удивило. Мой всегда строгий к внешнему виду отец всегда носил рубашку, заправленную в выглаженные брюки и свои любимые черные туфли, волосы всегда были зачесаны по «первой» моде. А тут: рубашка, какая- то помятая и не заправлена в брюки, обычно уложенные волосы были взъерошены. Папа постоянно меня поторапливал и тащил за собой, на мои вопросы о том, что случилось, папа лишь отмахивался и велел идти быстрее. Мы приехали в какое- то большое трехэтажное здание, забежали туда, на первом этаже там были женщины в домашних больших халатах (у моей мамы тоже был такой халат) с длинными рукавами и большими карманами с цветочками. Так же внешне они были похожи на маму, с такими же круглыми и большими животиками. Почти возле каждой женщины стояли медсестры в белых халатах и держали в руках, какие- то документы. Вывеску, висевшую над этим зданием, я не могла прочесть, так как в алфавите я дошла только до буквы «С». Но мне сразу стало понятно, что мы пришли в больницу.