Страница 9 из 121
— Именно, — сказал Резник. И затем, отставив в сторону свой эспрессо, «Он случайно не упомянул ничего о картинах?»
Они сидели на узкой кухне дома сестер, бывшего дома священника, рядом с общественным центром, который когда-то был церковью. Если прислушаться, можно было услышать стук шаров по стене.
Сестра Бонавентура встретила Резника оценивающим взглядом и пригласила его внутрь. «Всегда приводит мужчин домой, наша Тереза. Ему нравится думать, что она спасает их души.
Тереза отругала ее и поспешила наверх в свою комнату, предоставив сестре Бонавентуре играть хозяйку, что она и сделала, сунув картофелечистку в руку Резника и указав ему на пакет с «Королем Эдвардсом», который ждал на прилавке. К тому времени, когда Тереза вернулась с потертым конвертом в руке, сестра вовлекла Резника в дискуссию о новых лейбористах и пагубном распространении социал-демократической политики.
«Когда я прочитала, что Билли Брэгг порвал свой партийный билет, — сказала она, — мне пришлось изо всех сил удержаться от того же». Она нарезала две вымытые моркови и нарезала их в кастрюлю, кипящую на плите. «После всей работы, которую молодой человек вложил в дело. Вы, конечно, помните Красный Клин, инспектор?
Резник допускал, что может, хотя в его сознании это путалось с Артуром Скаргиллом и забастовкой шахтеров. Он знал, что если он заговорит об этом с сестрой Бонавентурой, то пробудет там достаточно долго, чтобы не только поужинать, но и помыть кастрюли.
— Вот, — сказала Тереза, спасая его. — Интересно, это то, о чем вы говорите?
Это была пара полароидных фотографий, обе из более поздней картины Далзейла, одна из которых отчетливо показывала стену Мириам Джонсон. Имя и адрес сестры Терезы были на конверте, штемпель был слишком смазан, чтобы его можно было прочесть.
— Когда ты их получил? — спросил Резник.
— Было бы начало мая, может быть, седьмого или восьмого.
— Как будто вы не знали, — сказала сестра Бонавентура.
Тереза проигнорировала ее.
На одной из фотографий, как теперь мог видеть Резник, было размытое изображение человека, делавшего снимок — Ежи Грабянски за работой. Резник вспомнил камеру, которую они нашли в его сумке.
— Почему ты так интересуешься им? — спросила Тереза. — Я имею в виду, почему сейчас?
«Две картины — эта и еще одна того же художника — украдены».
— А ты думаешь, Джерри…
«Я думаю, что это большая вероятность, не так ли? Учитывая его склонности.
«Как любитель искусства».
«Как вор».
«Вы не очень далеко ушли с этой картошкой», — заметила сестра Бонавентура.
— Вы не знаете наверняка, что это был он? — сказала Тереза.
Резник покачал головой.
"Конечно. Если бы вы это сделали, не было бы необходимости шалить здесь со мной. Вы бы его где-нибудь под арестом. Но поскольку все, что у вас есть, по-видимому, это подозрения, если бы он был здесь и связался со мной, это было бы… как бы вы это назвали? - косвенные улики."
«Возможно, это помогло бы разместить его рядом с местом происшествия».
— О преступлении, — сказала сестра Бонавентура.
— Значит, это будет мой долг, — с сожалением сказала сестра Тереза, — помочь вам, если смогу?
«В чем преступление, — сказала сестра Бонавентура, — так это в том, что эти картины вообще когда-либо находились в частных руках. Они должны быть на всеобщем обозрении, доступны всем и каждому. Не только привилегированное меньшинство».
«Я не вижу в нашем друге Грабянски, — сказал Резник, — какого-то артистичного Робин Гуда».
«Не так ли?» — спросила Тереза.
— Девы в беде, — сказала сестра Бонавентура, теперь сама чистя картошку. — Другая легенда, конечно.