Страница 11 из 19
И тут Матрёнова сказала:
– Мальчики, а пойдёмте танцевать – какая музыка хорошая играет!
Действительно, со сцены лился шансон «Под небом Парижа». Я насколько мог галантно пригласил на танец саму Валентину Ивановну, геи хороводом закружились с редакторшами районных газет, помощницу Тараканова увлёк на танцпол молодой кавказец с соседнего стола.
Тогда сам Тараканов, вконец осмелев и распоясавшись, вызвал на танец «Водянову». Рядом с нами вальсировал и Влад Покров со своей эффектной коллегой и другими не менее колоритными представителями народов Севера. Ликованье и веселье были всеобщими, выплёскиваясь через край. Под чувственный мотив со сцены мы с Валентиной Матрёновой самозабвенно кружились в вальсе.
Sous le ciel de Paris
S'envole une chanson
Elle est née d'aujourd'hui
Dans le cœur d'un garçon
Sous le ciel de Paris
Marchent les amoureux
Leur bonheur se construit
Sur une air fait pour eux,
– пел бархатный баритон, а я, всё теснее прижимаясь к Валентине, жарко переводил в её раскрасневшееся ухо:
Под небом Парижа
взлетает песня
Она родилась сегодня
в сердце мальчишки
Под небом Парижа
прогуливаются влюблённые
Их счастье возникает на мотив
созданный для них.
– А вы озорник, Игорь, – кокетливо отвечала она мне. – Но не забудьте, что и нам с вами придётся завтра петь, а мы ещё даже не репетировали, – тут же остудила она меня (вот что делают с людьми руководящие должности!).
В этом момент мы буквально столкнулись спинами с Таракановым и «Водяновой». Я обратил внимание на то, что Евгений Витольдович ведёт себя чересчур нескромно: он не просто тесно прижался к красивой блондинке, но и откровенно запускал свою пятерню в те места, за которые обычно любит трогать дам Слуцкий (не футбольный тренер, а депутат). «Да, руководящие должности разлагают всех по-разному», – афористично подумал я.
Пока мы вальсировали до конца шансона, мне в голову пришла идея, навеянная Парижем, выпитым вином, а также расчётливым поведением Валентины Ивановны Матрёновой.
Дело в том, что про Париж у меня был вальс собственного сочинения. Спеть его под влиянием алкоголя я был не прочь хоть сейчас, а раз меня укоряли в уклонении от обещанных репетиций, то, резонно решив не откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня, я несколько расхлябанным шагом решительно направился на сцену. Попросив у музыкантов микрофон и гитару, я обратился к публике:
– Дамы и господа! От лица нижегородского журналистского сообщества рад приветствовать вас в первый день фестиваля на гостеприимной ульяновской земле! И раз уж здесь прозвучала песня о Париже, объединившая всех нас в этом вальсе, то со своей стороны я предлагаю вам продолжить вальсировать и под нижегородский вариант песни про Париж, написанный мною в далёком 1996 году – в то время, когда этот чудесный город содрогался от наплыва арабских террористов, так что даже мусорные урны на улицах в те дни там были заварены, ибо туда прятали бомбы. Вальс называется «Рождество в Париже». Попрошу вас разбиться на пары, а ответственным работникам засчитать моё выступление как репетицию с оркестром.
Пальцы сразу вспомнили струны, и вальс полился сам собой.
Да, и ещё спасибо музыкантам оркестра – они быстро подстроились под нехитрые аккорды, и пел я не под одну только гитару, но и под аккомпанемент гармоники, клавишных и ударных:
Игорь (Гоша) СКРОМНЫЙ исполняет свою песню «РОЖДЕСТВО В ПАРИЖЕ»
Когда я в Париже на крышу Собора
Забрался окинуть Парижа просторы,
Услышать, чем дышит, что думает город,
То я не увидел красоты Парижа:
Туман-передвижник и ветер-сквалыжник
Задёрнули штору, дождь лижет булыжник
И статуи лижет.
В Париже на лыжах не ходит никто.
Все только и носят бомбы в метро,
Пьют кофе в бистро, не снимая пальто,
Да греют нутро, попивая «бордо».
У Гранд-Опера́ взрывают с утра
И у «Лафайета» – бомбы в пакетах,
У башни Эйфеля дым всю неделю,
А у Нотр-Дам – в основном по средам.
У Сент-Эста́ша и Сен-Сюльпи́са
Нету прохода от террористов,
А вот на Монмартре и на Пигали
Мы бомб не видали,
И на Сен-Дени в редкость они:
У местных парней нет критических дней,
И нет им покоя в Булонском лесу:
«Ну, месье, что такое?»
Очень уютно зато у Родена –
Тихо, спокойно, не воют сирены.
Но за стеною, у дома Делона –
Прежний сценарий, те же законы:
Ступаешь на мост Александр Труазье́м
Снова под вой полицейских сирен.
В Париже на лыжах не ходит никто.
Все только и носят бомбы в метро,
Пьют кофе в бистро, не снимая пальто,
Да греют нутро, попивая «бордо».
…В Париже о Нижнем не знает никто…
Но если вы всё же окажетесь в Нижнем,
То вспомните тех, кто скучает в Париже:
О наших девчатах, что в Мулен Руже –
О Вере, Наташе, Оксане и Груше;
О моднике Славе, о дворнике Сене,
Что с мыслью о Волге томятся на Сене,
О воре Петре, сутенёре Антоне,
Что с мыслью о доме пьют на Вандоме.
И вспомнив их всех – лысых, светлых и рыжих,
Скатитесь разочек с горки на лыжах.
В Париже на лыжах не ходит никто…
Все только и носят бомбы в метро,
Пьют кофе в бистро, не снимая пальто,
Да греют нутро, попивая «бордо».
На лыжах в Париже не ходит никто!
Вальс мой восприняли доброжелательно – хлопали от души. А главное – я положил почин: как только закончил петь, на сцену потянулись стройные ряды нетрезвых вокалистов из других регионов.
Первыми вышли краснодарцы – буквально вырвав у меня микрофон, они хором грянули казачью песню. За ними образовалась целая очередь желающих выступить, словно на Евровидении. Стоит ли говорить, что среди них я увидел и представителей народов Севера во главе с Владом Покровом.
– Что собираетесь петь? – спросил я его.
– «А олени лучше», – флегматично ответил он.
Матрёнова вся светилась от радости:
– Вы хорошо поёте, Игорь. Пожалуй, я спокойна за завтрашний день.
Тут я увидел администратора Эльвиру: она стояла у дверей на входе в зал и жестами показывала мне на часы – было уже полдесятого. Я направился к ней.
– Моя смена закончилась, а вас всё нет. Хорошо, что знала, где искать, – сказала она и польстила: – Классно поёте! На вашем месте я бы задумалась о смене профессии.
– Хотите, «я вам спою ещё на бис»? – раздухарился я.
– Как-нибудь в другой раз, – негромко сказала она, озираясь. – Кажется, я придумала вам вариант с ночёвкой. Три тысячи за ночь, как договаривались?
– По рукам! Только я возьму в баре что-нибудь выпить на ночь.
Бар был напротив – я купил там бутылку коньяка, минеральной воды, немного фруктов и увидел, что денег у меня после этого осталось всего ничего – тысячи четыре. Погрустнев, я протянул Эльвире три «штуки». Она нервно взяла деньги и, быстро сунув их в карман, прошептала мне:
– Идём за мной!
Взяв сумку, я покорно поплёлся за Эльвирой в недра «Древа Хитрово».
Я так вымотался за этот бесконечный шебутной день, что мне как можно скорее хотелось принять горизонтальное положение – плюхнуться на любой лежак и забыться мертвецким сном.
– Куда мы идём? – спросил я её по мере того, как мы углублялись в чрево отеля по длинному нескончаемому коридору.