Страница 9 из 13
Не свожу с Егора глаз, слушая неспешную пояснительную речь. А у него приятный голос: низкий, глубокий, с урчащими нотками, что отзываются мягкой вибрацией в ушах. Перехватываю неодобрительный взгляд Лены и приподнимаю бровь. Что еще? Смотреть тоже нельзя? Лена прищуривается и дергает уголком губ, а после кладет ладонь на плечо Егору. Собственнический жест. Метит территорию? Пусть уже оближет его, чтобы всем стало понятно, кто и кому принадлежит.
Егор прерывает монолог и с медлительностью киношных маньяков поворачивает голову, глядя на Лену. Она растягивает алые губы в нарочито милой улыбке и делает вид, что стряхивает пылинки с его плеча. Егор продолжает сверлить ее нетерпеливым взглядом, и она послушно делает шаг в сторону. Кажется, кто-то в пролете.
Следующие несколько часов проводим, активно работая: натираем посуду, заполняем алкоголем полки за баром. Официанты получают свеженапечатанное меню для изучения, исследуют склады, учатся пользоваться контактным грилем для разогрева сэндвичей и роллов и готовят зал к приходу гостей. Мне на плечи падает миссия по расстановке подставок с салфетками, я подхожу к каждому столу и медленно подбираюсь к ВИП-зоне.
– Послушай, Лиля…
– Внимательно слушаю, – перебиваю я раздраженно.
Нездоровый интерес Лены к моей персоне уже смахивает на преследование. Она обходит стол и садится на диван, закидывая ногу на ногу. Юбка на точеных бедрах натягивается так сильно, что видно каждый изгиб. Готова поспорить, она не носит белье, потому что ей запретил Сатана.
– Эффектный трюк, но мне нравятся парни, – произношу я и возвращаюсь к салфеткам.
– Вот именно об этом я и хотела поговорить. Я буду откровенной, Лиля, ты мне не нравишься, поэтому тебе лучше уйти по-хорошему.
Ставлю на стол перед Леной последнюю подставку с салфетками и упираюсь ладонями в столешницу:
– Тогда и я буду откровенна. Ты мне тоже не нравишься, Лена, но мне нужна эта работа, поэтому, если тебе так нужно, можешь уволиться сама. Так скажем, решить проблему.
– Я могу заплатить тебе за завтрашнюю смену и…
– Неинтересно.
– Ты не понимаешь, с кем связываешься.
– Ты не первая стерва в моей жизни, – произношу с интонацией умиленной мамочки. – Меня принял на работу Егор. Он и уволит, если посчитает нужным.
– Держись от него подальше.
– Так вот в чем дело? – весело спрашиваю я. – Не волнуйся, никаких шагов по сближению не будет, но он слишком хорош, чтобы отказаться от его ухаживаний. В этом случае я уже ничего не могу обещать.
– Он на тебя никогда не посмотрит, – ядовито выплевывает она.
Знала бы Лена, каких трудов мне стоит не рассмеяться ей в лицо. Слышать что-то настолько жалкое от красотки с картинки всегда забавно. Уверенность не нарисуешь помадой, верно?
– Лучше следи за тем, смотрит ли он на тебя, – парирую я.
Лена поднимается на ноги с тяжелым вздохом и гордо встряхивает темной гривой:
– Не привыкай к этой работе, ты здесь ненадолго.
– Конечно, – отвечаю я, вежливо улыбаясь.
Как бы там ни было, я здесь в первую очередь ради концерта, а дальше уже посмотрим, захочу ли остаться. Может быть, уже завтра я узнаю все, что нужно, и помашу этой стерве средним пальцем на прощание.
Утром в день «икс» я вскакиваю с постели, словно подброшенная катапультой. Сердце взволнованно бьется в груди, улыбка намертво приклеена к лицу. Неужели дождалась? Неужели сегодня я вновь смогу услышать и увидеть его?!
Пританцовывая, направляюсь на кухню. Фуфушка носится по клетке, радуясь моему появлению и скорому завтраку. Наклоняюсь к ней, напевая во весь голос песню Гратиса, крыса замирает, а через секунду прячется в домик, оставив снаружи только длинный бледно-розовый хвост. Могла бы хоть вид сделать, что я не так уж плохо пою. Тоже мне подруга.
Замешиваю быстрое тесто для оладий и ставлю сковороду на огонь, надрывая голосовые связки. Бабушка выдерживает почти четыре песни, прежде чем появиться в комнате. Это рекорд.
– Лилечек, нас так из квартиры выселят, – говорит Ба и садится в кресло с натужным вздохом.
– Еще одна критиканша, – язвительно отзываюсь я. – Нет среди вас настоящих ценителей прекрасного.
– Ты прекрасна, когда молчишь.
– Вот это комплимент!
Снимаю последний пышный оладушек с румяными боками со сковороды и накрываю на стол: абрикосовое варенье, сметана и неизменный печеночный паштет. Аромат ромашкового чая смешивается с горечью теплого растительного масла, солнце приветливо заглядывает в окно, играя бликами на стенах. Ставлю на стол чашки и падаю на стул, довольно улыбаясь.
– У тебя хорошее настроение? – недоверчиво спрашивает Ба.
– Оно у меня всегда хорошее, – отвечаю я и откусываю оладью. – Го-вя-чо!
Открываю рот и усиленно дышу, пытаясь остудить оладушек.
– Дуй, дуреха! Куда спешишь?
– Никуда.
– Лилечек, ты в последнее время какая-то встревоженная. Точно все хорошо?
Настороженность в голосе Ба напрягает и окатывает ледяным ведром стыда. Пора уже рассказать ей о смене работы, ведь сейчас вроде переживать не о чем.
– Отлично! Я устроилась в новое место, там и зарплата выше, и условия лучше. Сегодня первый день, так что не жди меня, буду очень поздно.
– И что это за место?
– Клуб, – беспечно отвечаю я и макаю надкусанный оладушек в холодную сметану.
Затянувшееся молчание ввергает в легкий нервный ступор. Поднимаю взгляд и чувствую прикосновение острого лезвия к сердцу. Бабуля сидит со скорбным выражением лица, крепко сомкнув губы. Ее глаза увлажняются, а грудная клетка медленно вздымается. Я хватаю бабушку за руку:
– Ба, не надо так волноваться. Это приличное заведение.
– Внученька, ты не должна так много работать. Ты ведь такая молодая. Тебе нужно думать о мальчиках и гульках с друзьями, а не…
– Та-а-ак! Перекрыли воду! – решительно произношу я, крепче сжимая ее тонкие пальцы. – Все отлично! У меня есть друзья и…
Бабушка смотрит с такой надеждой, что хочется наплести ей с три короба, но я все-таки не решаюсь на ложь и отвожу взгляд.
– Лилечек, уже столько времени прошло. Вот что ты будешь делать, когда меня не станет? Кто останется рядом с тобой?
Она не может слушать мое пение, а я не выношу разговоров о смерти. Ну зачем она поднимает эту тему? Тепло бабушкиной ладони греет руку, и я хочу, чтобы так было всегда. Печальный ком растет в горле, но я проглатываю его и произношу с шуточным упреком:
– А ты что, уже на тот свет собралась? Я тебя еще никуда не отпускала.
– Милая, снимай броню хоть иногда. Мы стадные животные, как ни крути. Ты не должна справляться со всем в одиночку.
– А я и не одна. У меня есть ты и… Фуфушка!
– Девочка моя, – грустно произносит бабушка, – так будет не всегда. Может быть, ты все-таки расскажешь, что тогда случилось? Тебе стало бы легче, да и мне тоже. Я хочу помочь.
Через тело проходит болезненная судорога, затылок печет, а пальцы на руках сводит от боли.
– Я тебе уже все рассказала.
– Вы с Игорьком были такой хорошей парой. Я понимаю, отношения – это непросто, за них всегда приходится бороться, над ними нужно трудиться. В мое время было принято чинить сломанные вещи, а не выбрасывать.
Не выдерживаю упоминания и вскакиваю на ноги, чуть было не переворачивая стол. Гневное дыхание обжигает ноздри, но я пытаюсь себя контролировать, насколько могу.
– Мне пора в универ, потом сразу на работу. Если что-то будет нужно, звони, – отчеканиваю я и выбегаю из кухни.
Перед выходом из дома все-таки заглядываю в комнату к бабушке. Ненавижу с ней ссориться. Она смотрит новости, надев огромные очки, и недовольно бубнит под нос. Подхожу к дивану и сажусь рядом, обнимая любимую старушку за плечи:
– Ба, я понимаю, что ты переживаешь, но, пожалуйста, не нужно. У меня все под контролем.
– Я просто хочу, чтобы ты была счастлива.