Страница 9 из 21
Обмакнув перо в чернила, я закусила губу и стала выводить непривычно корявым почерком:
«Трактат о любви».
Пора использовать для дела почерпнутые в борделе знания.
Перо мерзко скрипело, разбрызгивало капельки по белоснежной гладкой поверхности. Каждая буква давалась с трудом, как в детстве, когда я только училась писать. Телекинезом продвигать руку было проще, чем заставлять мышцы двигаться, ориентируясь только на зрение.
Но зато концентрация требовалась просто невероятная, и я, если буду достаточно усердной, не смогу отвлекаться ни на что другое, кроме поддержания абсолютного ментального щита.
Я уже почти перестала представлять себе лежащую на спине женщину и навалившегося на неё мужчину с тёмными перепончатыми крыльями, всё интенсивнее двигавшего бёдрами. Но теперь, наоборот, постаралась представить их в мельчайших подробностях: её разметавшиеся на меху светлые волосы, острые коленки, его крепкие ягодицы и напряжённые мышцы, чешуйки на скулах и вдоль позвоночника.
Выглядело восхитительно, возбуждающе, страстно! У меня заныло в груди, но я постаралась отстраниться от эмоций. Я рассматривала эту воображаемую сцену, словно дракон и драконесса позировали мне в студии, и я должна их нарисовать. Давно известно, что порой лучший способ чего-то перехотеть – сделать это не своим желанием, а обязательством. Я ещё раз окинула воображаемых моделей взглядом.
И принялась за набросок первой позы трактата.
Теоретически я знала, с чего начинать: курс рисования натюрмортов и пейзажей в рамках домашнего образования благородной леди я проходила. Но одно дело цветочки, графины, овощи и фрукты, поля, кустики и речка, видимые из окна и с крепостных стен, другое – два прекрасных слившихся в единое целое тела, да ещё после стольких лет без практики.
Набросок получаться не хотел. Подводили то пропорции, то взаимное расположение тел. Линии упорно дрожали и дёргались, руки и ноги постоянно оказывались не в тех местах, один лист сменял другой. Получалось просто ужасно: какие-то уродцы, косые овалы, проваленные цилиндры, «мохнатые» линии. Хорошо выходило только замечательное покрывало под парой, а они сами выглядели, как изображение кривой поделки малыша, решившего слепить многоногое чудище с двумя головами. Или многоногое чудище, пожирающее другое чудище – поцелуй, похожий на поцелуй, а не на поедание партнёра, мне упорно не давался.
Чем усерднее я старалась нарисовать представленную сцену, тем менее сексуальной она мне казалась: слишком сложная, неудобная для отображения, во всех этих рельефных мышцах так легко запутаться! Как трудно нарисовать упругие мужские ягодицы красиво и похоже на ягодицы, а не смешно и похоже на кривой орех! Жгучее желание близости ушло как-то незаметно, уступив место раздражению на позу, неудобное перо и плохо слушавшуюся руку…
***
С фырканьем отбросив очередной лист, я потянулась за следующим, и в руку мне ткнулся самолётик. Записка с очень высоким уровнем защиты, раз пробралась сюда. Листочек разложился.
«Онемение тела, заторможенность, нарушение координации, возможны перепады настроения, провалы в памяти, дезориентация, нарушение концентрации, странные реакции. Дела, телепортация – можно, но лучше сидеть в каком-нибудь из своих домов. Лучше займись делами в Столице или родовом замке».
А вот и ответ Дариона. С завуалированным напоминанием держаться подальше от отбора Элоранарра.
Только не вернуться во дворец я не могла: у меня там покрывало! Одно и без присмотра! Рядом со своим прежним хозяином, который не знает, что теперь оно больше не его. И мало ли что Элоранарру в голову взбредёт, вдруг заберёт или избранной, если такая найдётся, отдаст, ведь покрывало просто удивительное, лучше его нет.
Одёрнула себя: покрывало особенное только для меня. Но на брачные недели пещеру принято выстилать мехом, так что покрывало моё и впрямь в опасности. У Элоранарра, конечно, хватит средств выложить пещеру мехами, но учитывая его влечение ко мне, он может захотеть прихватить покрывало, на котором был со мной, тем более оно такое…
Вновь я себя одёрнула: да, у меня появилось сердце коллекции, но это не повод скатываться в одержимость, словно я старая одинокая драконесса. Нет, я, конечно, одинокая, но ещё не настолько долго одна, чтобы зацикливаться на сокровищах. С другой стороны, Элоранарр предупреждал, что уже в этом возрасте у меня из-за одиночества могут начаться первые неприятные изменения характера, а ему лучше знать, он в этом плане опытный.
Но покрывало…
С другой стороны я понимала обеспокоенность Дариона: если я вдруг стану избранной Элоранарра, это не вернёт ему право на трон, а вот принцу Линарэну я, если стану его избранной, трон обеспечу, как и продолжение рода Аранских, сохранение династии и спасение империи от гражданской войны. Возможно, Дарион считал это благом для меня, ведь принц Линарэн спокойно относился к менталистам и голосам серебряных драконов. Он в своё время уговаривал меня побыть его подопытной, чтобы он изучил особенности голоса, но я благоразумно отказалась (и дело было не отсутствии времени, не в том, что ни одно взятое на исследование животное от принца не возвращалось, а в страхе перед реакцией Элоранарра). Сереброкрылый генерал Рингран участи подопытного образца не избежал и после старался дворец не посещать. Не понравилось ему в лабораториях принца Линарэна.
Логично было беречь себя для отбора наследника, но я задумалась о последствиях слишком рано, и теперь почти уверена, что принц Линарэн – не моё. Даже если мы идеально совместимы телами и магией, настоящей близости не получится.
Я осмотрела стопку изведённой бумаги и последний рисунок, на котором опять лучше всех вышло покрывало, но и фигуры казались не особо уродливыми и даже ягодицы вполне ничего, а сложный для отображения «пожирающий» поцелуй я скрыла за длинными прядями мужских волос, злорадно покрасив их в чёрный, хотя мне упорно мерещился рыжий.
Судя по объёму работы, сидела я здесь долго. Пора проверить, ушёл граф или решил поселиться в коридоре.
Рисковать не стала, доковыляла до двери так, без поддержки телекинеза. Держась за стену, опустилась на колени и склонилась к щели под дверью. Небольшой сквознячок защекотал ухо. Прошла минута, другая, третья – тихо, никаких подозрительных звуков, слышно было только моё дыхание. Я принюхалась: пахло камнем, благовониями, отдалённо – чернилами и бумагами, но не животным.
Сев, я прижалась к двери и сняла с себя абсолютный ментальный щит. При любой попытке коснуться меня чужим сознанием, я готова была снова накинуть защиту, но этого не потребовалось: никто ко мне не тянулся.
Затем я вцепилась в ручку и сняла магическую защиту с двери. Попытайся граф провернуть ручку и войти, я бы не дала ему – как дракон я сильнее – и снова накинула бы защиту. Только прорваться ко мне никто не пытался.
Наконец я приоткрыла дверь. В коридоре было сумрачно и пусто. Чего бы ни хотел добиться Броншер-Вар Конти, ждать меня до победного он не стал.
Абсолютный щит я на себя накинула, и в карман к золотым монетам положила наполненный чистой силой амулет: пусть это обманка, но на несколько мгновений она может ввести в заблуждение даже сильного менталиста.
В банке было тихо. Без приключений я заперла дверь и, помогая себе телекинезом, ровной походкой миновала коридор, вышла в ярко освещённый, почти пустой зал. Клиентов и сотрудников почти не осталось, похоже, уже вечер. Тишайший шелест голосов наполнял пространство, на многих лицах читалось утомление, приправленное надеждой на скорейшее освобождение от тягот служебного дня.
Клерки раскланивались, а я целенаправленно шла к выходу. Опять передо мной распахнули центральную дверь, и тёплый воздух, наполненный запахами города, ударил в лицо.
Тусклое вечернее солнце заливало Столицу золотисто-торжественным светом. Над краем города висели тучи. Я вдохнула тёплый воздух, а в следующий миг мне в грудь ударились сразу три самолётика-письма. Все были от глав моих вассальных родов, и я не поняла, что им всем вдруг от меня потребовалось, но первое же вскрытое послание прояснило ситуацию содержащейся просьбой, и два других столь же велеречиво просили о том же.