Страница 9 из 30
Мысль, конечно, была несерьезная. Как еще объясниться? Извините, мне ваш песик для котика нужен?
Хмыкнув, Мурлов в очередной раз разложил сеть, поправил свисающую бечевку. Может, укоротить? Только видно будет, углы загнутся. Слишком подозрительно. Был бы Мурлов котом, обошел бы за километр. И еще не известно, как все это сработает из окна. Не рядом же, в конце концов, ему стоять? Хорош он будет, демаскирующий ловушку в метре от блюдца. Что за придурок? — подумает котик.
Мурлов оставил конец веревки на подоконнике и прошел в дом. Он снял шлепанцы, пробравшись в спальню, сдвинул оконную створку вбок, втянул веревку. Замер, представляя, как котик-кот пробирается участком к блюдцу.
Ап! Сеть собралась, закачалась с пойманным чурбачком. Мурлов намотал веревку на батарею отопления и босой заторопился наружу. По пути ушиб палец ноги, чуть не поскользнулся, и, шипя, вывалился во двор.
Умял сеть, отстегнул карабины, подтащил к боксу. На все про все потратил полминуты. Не плохо, но хотелось бы меньше. Да, и фонарь надо будет чуть довернуть, чтобы зафиксировать свет на новом месте.
Неожиданно Мурлову пришло в голову, что можно поступить проще — у того же окна сесть с винтовкой. Уж со скоростью пули в двести метров в секунду котик может быть сколь угодно шустрым, но свое непременно получит. Другое дело, что удовольствие совсем не то.
А еще ранишь — и ускачет черт знает куда.
Что ж, придется надеяться, что реакции кота не хватит на то, чтобы мгновенно телепортироваться на полметра. Сообразит он, пойманный, или не сообразит вскарабкаться по сетке вверх, к горловине, дело уже второе. Идеально, конечно, было бы заманить его в бокс, но вряд ли это удастся. Ушлое животное, сообразительное, наверняка, с «биографией». Не зря повсюду шастает и столуется, где хочет. Все разнюхал, везде пометил. Возможно, в отсутствие Мурлова и на пороге уже посидел, и по участку прогулялся. В бокс, понятно, не полезет ни за какие коврижки.
Ну-ну, котик, ну-ну.
Мурлов еще дважды вздергивал сетку, выбирая веревку через узкую щель створки, потом для удобства связал петлю и закрепил в ней короткую, в двадцать сантиметров палку, чтобы можно было поставить в распор к батарее и не мучаться с узлом. Секунд пять где-то этим в общей сложности выиграл. Совсем неплохо.
В конце концов, он удовлетворился тем, с какой скоростью взлетает вверх добыча, выкинул чурбачок к смородине, наладил сеть в последний раз и торжественно вынес блюдце. Лосось аж золотился в свете подвернутого фонаря. Лосось, парень! Лосось! Неужели лососю пропадать? Не подведи, парень!
Наблюдая за блюдцем в окно, Мурлов неторопливо облачился в комбинезон, стянул резинки на запястьях, защелкнул кнопки, поднял ворот под горло. Достал носки потолще, натянул на ноги. К носкам прибавились старые, разношенные туфли.
Уже одетым, Мурлов вскипятил чайник и приготовил себе кружку крепкого кофе, совсем не сладкого, горечь которого щипала язык. Он принес кружку в спальню, подложил под нее мягкую салфетку, сел так, чтобы было видно блюдце, то есть, совсем с краю стола, на дальнем от кровати конце. Веревку намотал на руку, выбирая свободный ход.
Фонарь светил, лосось золотился.
Мурлов отпил половину кружки, натянул перчатки, сжал обжатые резиной пальцы на веревке и замер, умер, пропал. Мысли его потеряли всякую оформленность, но обрели цвет. Они плыли под черепом, подобные розовым облакам. Иногда облака издавали тихие звуки, похожие на глухое, утробное урчание.
Сидеть было не очень удобно, и рама створки частью перекрывала приманку, но Мурлова это не волновало. Он почти не дышал, не двигался и, пожалуй, не замечал, как небо примеряет к себе все оттенки темно-синего, как пропадают во тьме кусты, ограда и кроны деревьев. Он был световым пятном, позолотой на фарфоровом ободе блюдца, курицей и рыбой, и тонкими стебельками травы, прорастающими сквозь ячейки сетки.
Понятие времени для него исчезло.
Слух Мурлова обострился, но звуки теперь распространялись прямо в нем, вызывая мелкие, гаснущие вибрации в теле. Стук веток, шелест листвы, поскрипывание шкива звенели в горле. Музыка, включаемая и выключаемая на соседних участках, отдавала в поясницу. Шорох шин проезжающего автомобиля щекотал пятки.
Возможно, именно эти колебания сейчас составляли его, как единое целое, собирали по частям в не осознающее себя, но, тем не менее, существующее звуковое существо.
А вот новое! Едва заметная дрожь жестяного листа над щелью. Почти неслышный переступ мягких лап. Трепет осторожного уха, коснувшегося подорожника. Легкие подрагивания вибрисс. Неужели?
Объединенные, связанные друг с другом эти звуки отозвались в животе у Мурлова сосущим холодком.
Ко-отик.
Он не выдал себя ни одним движением. Пригибаясь, крадучись, рыжий кот медленно подбирался к приманке. Под шерстью волнами перекатывались мышцы. Подрагивал приподнятый кончик хвоста. Ах, как золотилась форель под китайскими светодиодами! Как пахла! Стоило ли обращать внимание на чуть загнутые углы сетки и уходящую вверх бечеву? Ну-ка, ну-ка, передними лапами — на вязаные ячейки.
Кот неожиданно поднял голову и посмотрел на окно, прямо на Мурлова.
Наверное, был бы Мурлов в тот момент человеком, он обязательно совершил какое-нибудь непроизвольное движение — вдохнул, напрягся, стиснул веревку, и кошачье ухо непременно уловило бы короткий трепет воздуха в его горле, чуть слышный скрип стула под задницей или шорох пальцев по пеньковым волокнам.
Прости-прощай, на этом бы охота и закончилась.
Но в том-то и дело, что Мурлова за окном не было! Он был нигде, у блюдца, под лапой, вертелся мошкой и смотрел на кота. Поэтому тот, не обнаружив опасности, медленно моргнул, опустил голову и перебежал к приманке. Зубы вонзились в кусок форели. Крошки розового мяса брызнули из пасти.
Р-раз!
Мурлов дернул веревку. Рыжая тварь успела припасть к земле, но не успела отпрыгнуть. Вместе с блюдцем, роняющим капли жира, кот оказался в схлопнувшейся сети и забарахтался там, попадая лапами в пустоту ячеек.
Есть!
Мурлов торопливо продел деревяшку под батарею и упер ее так, чтобы она не выскочила. Теперь во двор! Радость была еще преждевременна, и Мурлов подавил ее, так и норовящую заклокотать счастливым смехом в горле. Рано, рано! Ты еще не поймал его, Валентин. Ты в самом начале славного пути.
Он выбежал в темноту ночного участка, в брезентовом комбинезоне, в перчатках, перемахнул ступеньки крыльца, неуклюже повернул, цепляясь пальцами за перила и гася инерцию тела. Горбом мелькнул бокс.
Вот она, вот она! Сеть висела в полуметре над землей, и кот барахтался в ней, сверкая злыми желтыми глазами.
— Сейчас, сейчас, — прошептал Мурлов и прижал сеть к животу.
Другой рукой он освободил ее от карабина. Смех наконец прорвался, просыпался короткими звуками. Словно какой-то дикий зверь разродился воплем на участке. Тише, Валентин, тише. От предвкушения будущего Мурлов чуть не забыл, что надо делать. С полминуты он стоял в странной прострации, пока мысли не нахлынули разом, потом встряхнул сеть и скользнул из-под светового круга.
Четыре больших шага к боксу, поправить добычу, обжать, чувствуя чужую жизнь в своей власти, нащупать ключи.
Вставив ключ в замок, Мурлов вдруг насторожился. Никто не наблюдает? Не слишком ли долго он стоял на свету? Шелестели кусты. Неслышно качались за забором тени деревьев. Огрызок луны висел в небе. Тихо.
А у него ко-отик!
Трижды клацнул замок. Фыркая от смеха, Мурлов ввалился в бокс, наощупь запер дверь и только затем уже включил свет. Все также, с сетью под мышкой, он добрался до стола и, только прижав сеть ладонью к металлической поверхности, позволил себе захохотать в голос.
— Ты мой, мой! — выкрикнул он в глаза коту.
Все! Все, сделано!
Высвободить рыжее животное из ячеек было делом нескольких секунд. Сеть полетела на пол. Как ни старался кот уйти из-под пальцев Мурлова, ему это не удалось. Ухватив кота за шкирку, Валентин вздернул его перед собой.