Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 21 из 30



Кроме того, спальня казалась ему тесной.

Повесив халат на спинку стула, Мурлов еще с минуту или две занимался дыхательной гимнастикой, вращал руками, шеей, телом в области таза, потом постоял на одной ноге, на другой, пока не ощутил, что сбросил накопленное за день напряжение. А уж денек выдался — ого-го! Интенсивный. И котик здесь, и сосед, и менеджер лупоглазый. Выманили втроем полмиллиона у него.

Мурлов опустился на кровать, лениво взбил подушку, зарядил стоящий на столе будильник на семь часов утра, хотя ему, дачнику-сибариту, вставать в такую рань было совершенно без надобности, и лег на чуть скрипнувший, упругий матрас. Тонкое синтепоновое одеяло ласково обняло нагое тело. Мурлов подвинул ладонь под щеку и закрыл глаза. Вдох-выдох, вдох-выдох, вдох…

Он приподнял голову, реагируя на то ли примнившийся, то ли реальный звук. Что это было? Мурлов какое-то время прислушивался, фиксируя шорохи, потрескивания и скрипы — обычные ночные звуки дома, где стены, полы, перекрытия поневоле отвечают на перепады температур, движение воздуха, каких-нибудь жучков, протечки, стареют, в конце концов. Ничего необычного.

Или Ося? Где там тры-ры-ры об углы? Мурлов подождал еще немного, лег, но разгуливающий по дому механимус не собирался идти из головы вон.

— Сволочь какая, — пробурчал Мурлов и решительно откинул одеяло.

Надо проверить. Как без проверки? Шатающийся сам по себе робот может, черт возьми, и дом спалить. Ох, что бы придуркам механическую рыбку не изобрести? Куда такая денется из аквариума? Плавает и плавает.

Шлепая босыми ногами, Мурлов перешел в гостиную и включил свет. Осирис дисциплинированно лежал на коврике, не давая поводов усомниться в своей программе. Движение пальцев — и свет погас. В темноте помигивал светодиод.

— Сука, — прошептал Мурлов.

Он вернулся в спальню, залез под одеяло и закрыл глаза. Минут пять Мурлов ворочался. Сомнения бродили в его голове. Может, зря? — думалось ему. Охотился бы на местных котиков и горя не знал. Правда, до поры до времени, пока кто-нибудь за свое животное ему не предъявил. Тот же джи-пи-эс в задницу котику засунут — и все, не отвертишься. Спросят: как задница нашего котика оказалась у вас на участке?

Мурлов поморщился. Это было бы неприятно. Нет, ухо надо держать востро, востро… Из сна, в который он провалился и не заметил, как, его неожиданно выдернул скребущий звук, раздавшийся в коридоре рядом с дверью. Тр-р-р. Будто кто-то лениво, одной лапой, провел по стенным панелям.

Что за бред? Мурлов сначала не понял. Поморгал, глянул на часы. Час с лишним ночи. Дождь? Град? Вода в трубах?

Тр-р-р! — раздалось снова. Словно кто-то решил таким образом предупредить о себе. Мурлов обмер. Рядом, совсем рядом! Вместе с осознанием, что это может быть только Ося, с ним приключился приступ, от которого тело в который уже раз утратило всякую подвижность. Ни пальцем не шевельнуть, ни слово из горла вытолкнуть. (Ах, если бы крикнуть: «Ося, спать!»). С тихим шорохом под собственной тяжестью сползло на пол изначально сбитое одеяло.

Тр-р…

Звук прервался. И все? Или нет? Кошки-мышки? Потеющему, одолеваемому чесоткой Мурлову оставалось только прислушиваться и следить глазами за смутно сереющим потолком и верхней частью захваченной взглядом двери.

Ток. Ток.

Вместо скребущего звука появился новый. Слабое постукивание. Ток. Пауза. Ток. Подвернутая от броска на камин лапа! — понял Мурлов. Ося все же решил нанести ему визит! Тварь какая!

Ток.

Дверь колыхнулась, будто кто-то небольшой, гибкий проскользнул в щель, слегка ее расширив. Сердце Мурлова бухнуло и опустилось к желудку.

Что дальше? Мысли, схваченные ужасом, были только об одном: кот уже здесь? Он где? Он на полу или уже запрыгнул на постель? Чего ему надо?

Ожидание было сродни мучительной пытке. Мурлову казалось, что, заключенный внутри себя, он изо всех сил бьется о свою неподвижность как о прутья клетки. Выпустите! Выпустите! Я сбегу!

Нестерпимо зачесалась шея. Потом появилось ощущение, будто левую ногу накачали свинцом. Мурлов полжизни отдал бы, чтобы хотя бы на сантиметр сдвинуть оковалок голеностопа. Невыносимо хотелось подняться и сжать пальцы на окаменевшей икре. Почувствовать, понять, что нога у него есть на самом деле. О, он, наверное, завыл бы, если б мог.

Но самая жуть состояла в том, что сосредоточиться, чтобы выйти из кататонии, у Мурлова не получалось. Ося не собирался давать ему ни секунды передышки, то постукивал своей увечной лапой по полу, то затихал, заставляя угадывать, где в следующий раз послышится звук. Справа, слева, у изголовья?



Сколько так продолжалось, скрюченный, лежащий на боку Мурлов не знал. Разницы между минутой и вечностью он не видел.

Ток. Ток.

Когда Мурлов, отчаявшись, смог закрыть глаза и попытался унять внутренний страх, механимус, видимо, уловив этот момент, легко запрыгнул на кровать. Ужас тут же волной прокатился по Мурлову, и все его внимание сосредоточилось на кровати, на едва ощутимых вибрациях матраса под лапами механического кота.

Сердце затрепетало где-то в паху.

На одном из каналов он как-то видел передачу, где демонстрировали, как у некоторых видов птиц и животных (у морских свинок, вроде бы) неожиданный испуг вызывает полное безволие, их можно было переворачивать как угодно и ставить в самые неловкие позы. Подопытное существо не реагировало на это никак. Хоть на жердочку посади, хоть подвесь вверх головой на одной лапе.

Катаплексия это называлось, кажется. Зачем он это вспомнил? К чему? К тому, что он также беззащитен перед Осей? Но у него же не катаплексия. У него — кататония, кататонический синдром, ступор, если он правильно себя диагностировал. Причем он научился с ним бороться. Необходимо только…

Мысль пропала, когда Мурлов ощутил коготки, царапнувшие бедро. Затем хвост механимуса стукнул по ягодице. Котик! Ося! Смелый-смелый Ося. Ничего котик не боится. Мстительная тварь. Только ведь мы еще посмотрим, чья месть будет последней.

Отмереть Мурлову никак не удавалось, но он уже чувствовал, как в груди, переламывая льдистый страх, растет напряжение, готовое прорваться в мышцы. Иногда ступор снимается элементарной злостью.

Ах, Осирис!

Кот тем временем перебрался с бедра к ребрам и, кажется, встал передними лапами Мурлову на плечо. Он словно бы внимательно наблюдал за лицом человека, за его состоянием, оценивая, стоит ли подходить еще ближе, не ловушка ли это. Мурлов ощутил вдруг, что переваливается на спину, и мех переступает ему на грудь. Левая задняя лапа оскребла кожу у соска, правая передняя коснулась шеи, поднялась выше и уперлась в подбородок.

Глухое урчание проросло в Осирисе. Вибрирующие металлические нотки, истончаясь, превратились в кошачий мяв.

— Мя-ааа!

Мурлов судорожно вдохнул. Сантиметрах в двадцати от его лица повисли два круглых, ярких, злых глаза. Ося смотрел неумолимо и яростно. Нет, он не укорял, он собирался требовать ответа.

Ну-ну. Мурлов обнаружил, что пальцы рук наконец отзываются на призывы его мозга, что они управляемы и боеспособны, и, пока механимус, вытянувшись, орал ему в лицо свое неудовольствие, он приготовился схватить тощую кошачью тварь.

— Мяааа!

— Су!…

Ладонь опустилась на Осю. Пальцы сжались, ощущая под собой мягкую, легко сбивающуюся в складки шкуру.

— …ка-а!

Мурлов с силой прижал меха к себе, пытаясь свернуть ему шею, и спустя мгновение понял, что, распахнув рот в крике, терзает угол ни в чем не повинного одеяла. Оглушенный осознанием этого, он рухнул на матрас.

Сон. Никакого Оси не было. Ося приснился.

О, какие бездны открываются. Мурлов шумно задышал, закашлял, засмеялся. Мелко тарахтящее сердце поднялось на место. Руки потихоньку выбрали одеяло с пола.

Ах, Ося, Ося. Мурлов обнаружил, что весь покрыт потом. Простыня прилипла к спине. От внезапной слабости, казалось, не повернуться, не подняться. Но он снова с гримасой вздернул себя вверх, потом спустил ноги и дотянулся до выключателя лампы. Свет рассыпался по комнате неровными областями, загустел на столе, на подоконнике, на полу у кровати и совсем слабо отметился у бельевого шкафа и двери.