Икона из скита

– Сегодня, если успеем обустроиться, расставим сеть в заводи, утром угостим вас горячей ухой вместо чая.

– Ухой! Это хорошо! Наш спирт, ваша уха – королевский завтрак! Тогда до завтра, – попрощался механик.

Сильвестр Карпович, зайдя в свой дом, переступив порог, встал, снял фуражку, заградив путь гостям. И стал молиться, крестясь, делая поклоны в сторону угла избы, где из окна падающий свет освещал лики икон:

– Господи, спаси нас и помилуй, Господи, спаси нас и помилуй, – повторял он одни и те же слова.

– Ну и долго будем стоять в дверях, вертухаев здесь нет, заходи смелее, – высказал недовольным голосом позади него Веревка. – Никак батюшкой хочешь стать? Молишься, ты своему богу, а он тебя в зону отправил. Неправильный у вас, староверов, бог, неправильный. Вот у нас, воров, он всегда с нами, взять наше золото, не так просто дал в награду, видно, за труды наши воровские праведные.

Хозяин дома в ответ пробурчал:

– Праведные. Народ обворовывать, вот ваши труды праведные, – пройдя в избу. – Предупреждаю: иконы не трогать и по домам не шариться, ничего в руки не брать. Все должно остаться на своих местах.

Веревка, не слушая хозяина, направился к иконостасу:

– Иконы-то, почему нельзя брать, можно будет их продать красиво! Все лишняя копейка, вижу у вас, староверов, они старинные, цены немалой, – подошел к иконостасу, взял в руки икону и стал ее рассматривать, царапая пальцем по ней. – Рублей пятьдесят стоит, не меньше. Иван, оцени, ты же имел дело с антиквариатом, – обратился к казначею, он не спускал глаз с иконостаса.

– Не слепой и так вижу, иконы цены немалой, можно загнать барыгам и поболе, – подошел к Веревке взял из его рук икону. – Иконы лучше продаются в Москве, в столице собрались все толстосумы страны: разные там артисты, писатели, вся интеллигенция барыжничает.

Хозяин твердой походкой подошел к ним, показывая своим видом, что его злить не надо:

– Я же сказал: ничего в доме не трогать, грех это, да и опасно. Антиквариат, еще мне тут приплели, безбожники. Положите икону на место.

Веревка взял икону у казначея:

– Что опасного-то, никак твоя икона нас по голове ударит? – ехидно улыбнулся. – Ты, хозяин, с нами точно умом тронулся. Давай так больше не шути, а то кто нас на пароход посадит, осторожнее нужно быть с мозгами, в больничку попадешь.

– Это вы будьте осторожнее, людям не нашей веры нельзя брать в руки старообрядческие иконы – несчастье они вам принесут.

– Я как погляжу, у вас, староверов, законы похлеще, чем в зоне. – Веревка передернул плечами и положил на место икону. – Давайте лучше похаваем, а то, что на голодный желудок базарить, один порожняк.

Сильвестр Карпович, видя, что обстановка накалилась, смягчил разговор:

– Вы тут ужин готовьте, а мы с Гитлером, фу-ты, с Куртом, – поправив сам себя, – у бережка сеть разбросим. Время еще не позднее. Обещали новых друзей угостить ухой, слово нужно держать. Мы недолго.

Веревка не смолчал:

– А что с золотом делать будем? Предлагаешь без охраны его оставить на ночь в катере? Людей мы не знаем, обкрадут. Все равно кто-то должен быть на стреме.

– Обкрадут! Праведник нашелся, как бы ты их не обокрал, кроме нас, тут на сто верст ни одной души, а летчики люди порядочные. Обкрадут. Больше я повторять не буду, – в приказном тоне ответил хозяин.

Выйдя из избы, Курт сразу сказал:

– Ну что делать будем, гер хозяин? Гляди, как дело повернулось, а я тебя предупреждал, – имея в виду поведение Веревки.

– Пока терпимо, но, чувствую, законник с казначеем что-то мышкуют. Ситуация поменялась, я говорю про летчиков. Слышал, что летчик сказал, спасатели их уже ищут, вдруг завтра обнаружат, и что нам делать? Хотя, зная эти глухие места, и не так-то просто их найти, ведь маршрут полета они изменили, – хозяин обернулся проверить, не идут ли за ними следом подельники.

– Конечно, слышал, я все внимательно слушал. Летчики не успели передать о крушении самолета, рация неисправна. А с неба самолет не видно, из воды торчит лишь крыло да часть фюзеляжа. Только с реки можно его увидеть. Надежда на твоего дружка капитана, но он только завтра причалит. Время пока у нас есть подумать.

– А если летчики попросятся на пароход, как будем подниматься с золотом на борт, не подумал, сразу догадаются, что мы не рыбаки. И сколько их? Со слов летчика с ними девушка, получается, их трое. Наверняка оружие при себе имеют.

– Ты что предлагаешь?

– Тут надо подумать. Меня больше всего волнует законник с казначеем, ты же не знаешь, что у них на уме. Суки, еще ножи повытаскивали, чуть не зарезали, значит, в их голове зреет план нас убить. Это факт.

– Сейчас как их обезвредишь, летчик видел их обоих. В лодке надо было кончать и за борт выбросить рыб кормить, там им место.

– Думал. Ну, как-то не осмелился, решил, как к берегу причалим. А оно, видишь, как вышло.

– Ты хоть ночью не спи, держи пистолет наготове, мало ли что. Я тоже постараюсь не уснуть, а завтра с утра подумаем о судьбе зэков. Хотя времени до прихода парохода совсем не остается…

Расставив сеть на мелководье реки, вернулись в избу, где уже Веревка с казначеем сидели за столом и ели тушенку.

– Все-таки нас не дождались, оголодали, – выругался с порога хозяин дома.

– А мы на воле свободные люди, что хотим, то и делаем, – смело ему ответил Веревка. – Вот сидим, думаем, кто за спиртом пойдет. Летчик сказал, спирт у него есть, грозился угостить, что сидеть-то на сухую, не в зоне чалимся, надо отпраздновать свободу. Как, начальник, думаешь? Гитлер, ты нас поддерживаешь, из одного котла щи хлебали, выпьешь за компанию?

Сильвестр Карпович сел на лавку прижался спиной к стене:

– Утром сам схожу на разведку, прощупаю летчиков. А твой спирт никуда не денется. Ты лучше думай о золоте, да о своей шкуре позаботься. Мозгами пошевели, а то летчики тебе ее испортят, оружие имеют, инструкция им предписывает.

Веревка засунул руку в голенище сапога:

– Мы тоже не лыком шиты, перо всегда при нас, и не в таких притонах бывали, – вынул нож и стал им размахивать перед собой.

– Убери его подальше и больше им не красуйся. В притонах они бывали? Тут летчики! Фронтовики! Не ваш брат блатной, в кого пальцем не ткни – все с душком, трусы обоссанные, летчиков финкой не напугаешь.

– А я и пугать не буду, для меня перо в бок в радость и дело с концом. Я что, хозяин, кубатурю, ты как собираешься с летчиками в одиночку базарить, они тебя в два счета расколют, мужики войну прошли. Не заметишь, как полные штаны наложишь! Интересно было бы на тебя посмотреть со стороны!

– С чего ты взял, что расколют, у них что три пяди во лбу. Расколют. Будешь, поменьше языком болтать и все будет нормально, – продолжая показывать вид, что он все еще является главным среди них.

Веревка продолжал ловко играть ножом в руках:

– Кончать их надо, в лесочке прикопаем, и никто не найдет. Ты, начальник, в наших воровских делах не шаришь, мы ни один пуд соли съели. Ученые! Свидетель он и есть свидетель, всегда сдаст легавым. Я вот в зону обратно не хочу. Гитлер, а ты что молчишь, у тебя с войны лоб зеленкой помазан, хочешь еще раз испытать свою судьбу? Давай рискни!

– То ли и вправду их завалить. – Курт неуверенно проговорил слова, оценив взглядом хозяина, затем Веревку с казначеем, думая: он между двумя огнями, на какую встать сторону, кто первый завалит друг друга – хозяин зэков или они его.

Веревка, услышав от Курта одобрение своих слов, почти прокричал:

– Вот это по-нашему мыслишь! Так что, гражданин начальник, в нашем коллективе большинство ртов за моим предложением! Решай, пока твой поезд не ушел, – напирая на интонацию в словах.

– Коллектив!? Банда, а не коллектив, – Сильвестр Карпович жестко ему ответил, а сам подумал, надо было зэков застрелить в лодке. – Подвожу черту, утром с Куртом дойдем до реки, проверим сеть, если рыбешка попадет, сварим ухи и пригласим летчиков к себе в дом, тут их и порешим, – уткнулся глазами на иконостас. – Нет, лучше в их доме, в своем грех большой.