Н - 7

— Поля под Хефеном, — прошел тлеющий огонек над развернутой на столе картой города. — Высокий уровень грунтовых вод. Коммуникаций нет, — хрипел низкий голос Армана де Плесси.

Посредник появился у порога в шестом часу вечера. Был он статен, невысок, унаследовал идеальную осанку и карие глаза от благородных предков, но вместе с тем куда больше походил на моряка поджарым видом, обветренным от соленого ветра лицом и сеткой морщин возле глаз. Туда же — привычка смолить сигарету за сигаретой и вязаный серо-синий свитер с высоким воротом. При этом аромат от него шел вовсе не колюче-морской: пахло хорошим одеколоном и табаком. Свою кожаную куртку месье де Плесси закинул на спинку соседнего стула, выбрав для себя место лицом к двери и окну. По правую руку от него сидели Михаэль де Лара и я, изучая карту места будущего боя — добротную, с картой высот и ветров. От второй стороны не явился никто.

Ну а вдоль стен кафетерия, затаив дыхание, наблюдали за всем происходящим все без исключения постояльцы отеля. Дело-то происходило историческое — и самим интересно, и рассказывать можно будет до глубокой старости.

Особенно лучился интересом Йохан — проникнувшись идеей водить в отель экскурсии, теперь он стремился расширить количество комнат, затронутых важными вехами для города. Гостиная с прахом сеньора Бремена у него уже была, ну а сдвинуть все стулья в кафе к стенам, вынести все столы во двор, оставив единственный по центру — задача для мотивированного человека и вовсе на десяток минут.

— Через пару минут это будет болото, — ответил Михаэль, поморщившись.

— Везде так, — пожал плечами Арман, пригубив чай. — Море рядом. Реки, озера. Сухого полигона нужного размера в городе нет.

— Принимается, — кивнул Михаэль хорошему знакомому по прошлой мировой войне.

Месье де Плесси в те времена отличился на море, отстаивая независимость спешно капитулировавшей Франции — там его подвига не оценили, объявив ренегатом. Но потом, конечно, назвали национальным героем и лидером армии. Иначе получалось очень неловко: когда война почти закончилась, и с запада и востока подошли войска победителей, необходимо было решать, что теперь делать со страной. Если вражеская — то, понятно, поделить. Если союзная, то освободить от оккупантов и включить в число победителей. Королевская семья Валуа объявила, что ее держали в заложниках, а так-то они боролись: вон, на де Плесси посмотрите… Страна откупилась, потеряв почти все заморские колонии.

Ну а Арман де Плюсси, любимец судьбы и герцог спешно подаренных ему территорий, проследил за восстановлением родины, поставил на ноги детей, внуков и решил пожить для себя, отодвинув дела в сторону. Живое воплощение того, что может быть после — в конце пути воина, отца, деда и государственного деятеля.

Вечной молодости, доступной человеку с его доходами, Арман предпочел вечную зрелость — взрослый вид бесконечного приключения. Но даже так общество посчитало его решение преступно легкомысленным — ведь как можно оставить без присмотра банковские счета, хранилища, оранжереи и свору оболтусов, которые уже сами скоро обзаведутся внуками… По мне так, нельзя назвать легкомысленным никого из тех, кто прошел две мировые. Все они видели слишком многое — хорошего и плохого, от чужих и от своих. А от бродящего по миру «виртуоза» с высокими моральными принципами, по мне так, одна только польза.

Словом, многое рассказывали про де Плесси. А тут довелось повстречаться лично.

Стоит отдать Ганзе должное — кандидатура посредника идеальная. Пусть для месье Армана это всего лишь еще одно приключение, но он свой долг исполнит и за исполнением договоренностей проследит. В свою очередь, дед его уважает и станет слушать.

— Кого выставляет армия ДеЛара? — Покончив с первым вопросом, де Плесси достал новую сигарету.

— Я пойду один. — Озвучил Михаэль принятое решение, и от стен донесся слитный выдох зрителей. — Кого выставит Ганза?

— Ганза наняла пятерых. Значит, от Ганзы пойдет в бой первый по списки. — Вновь навалился локтями на стол месье, и лента дыма поплыла к потолку. — Николай Борецкий.

Шум тихо переговаривающихся голосов, взбудораженных известием о поединке один на один, тут же смолк, сменившись настороженной тишиной.

— Он проклят, его имя забыто. — Напомнил общеизвестное дед.

— Не в Европе, — отрицательно покачал головой Арман, вновь встряхнув пепел с сигареты.

Дом чуть вздрогнул; в чашках с чаем кругами пошла рябь, тут же стихнув. Де Плесси вопросительно посмотрел на нас, а затем перевел взгляд на окно. Брови его удивленно поднялись вверх.

— Не обращайте внимания, — попросил я.

— У вас по небу плывут два этажа кирпичного дома, — тем не менее, прокомментировал Арман увиденное.

И тень от них действительно сделали вечер чуть темнее — хотя в свете люстры это не так чувствовалось.

— Соседи обустраиваются. Так что с Борецким?

— Его участие допустимо. Но вряд ли он найдет секунданта. — Нехотя отвернулся месье от окна. — Остальные четверо его же фамилии. Близкие родственники.

— Все пятеро жрецов солнца в городе? — Пристукнул Михаэль пальцами по столешнице.

— Сможешь сделать два хороших дела разом. — Кивнул де Плесси. — Если сможешь, — внимательно посмотрел он на ДеЛара. — Противник скверный. Близость воды делает его еще сильнее.

— Я услышал. — Прикрыл глаза дед.

— Третий вопрос, на правах вызванной стороны. — Вернулся герцог к протоколу. — Выбор оружия.

— Чистая Сила. Без артефактов.

— Уполномочен принять. — Кивнул он.

— Эту дрянь с неба пусть тоже уберут, — кивнул ДеЛара на окно.

— «Пелена» поставлена вне боя. Хотите — снимайте до боя. — Пожал месье Арман плечами. — Я видел, один раз у вас получилось, — покосился он на меня.

— Аймара здесь. — Развел я руками.

И небо заперли — это даже озвучивать не нужно. Другой причины, по которой люди этого клана могли явиться на поединок, где как-то замешаны Юсуповы, предположить сложно.

Теперь небо не ответит ни Аймара, ни Юсуповым — бесполезно взывать к Силе Крови. Слишком много шума обращено к небесам — любой голос затеряется.

— Это они заселяются напротив? — Уточнил посредник.

Когда де Плесси подъехал, линия домов по соседней улице уже осыпалась, и серые линии пыли, бесцветные на фоне «Пелены» и сумрака раннего вечера, поднимались к небу. У этого действа недоставало шума: здания проваливались внутрь себя словно в черно-белых снах, и лентами красно-черного кирпича и темного дерева тянулись к эпицентру разрушений. А на наших лицах не было тревоги — поэтому месье Арман наверняка посчитал, что это наших рук дело.

— Именно. Строятся. — Емко пояснил я.

За окном в очередной раз медленно проплыл остов полуразрушенного здания, рассыпая за собой кирпичи и мелкие обломки. Одной линии домов Аймара не хватило.

— Я сообщу им, до поединка вы под защитой дуэльного кодекса. — Озадачился дю Плесси, вместе с нами наблюдая за странными атмосферными явлениями.

— Не стоит беспокойства. Они не по нашу душу.

Собственно, потому мы с дедом и были спокойны. А столешница вновь вздрогнула, вместе со всем зданием, подвалом и Артемом Шуйским внутри него.

— Как скажете, господа, — пожал плечами де Плесси. — Осталось выбрать дату. Ганза настаивает на дне завтрашнем, в полдень.

— Это нечестно! — Пискнул женский голос от стены. — Солнце в зените!

— Для жрецов солнца время дня не имеет значения, мадемуазель, — повернулся месье к говорившей. — Да будет вам известно, солнце будет гореть над жрецами даже ночью.

— П-простите, — запнулся смущенный голос, и порозовевшая от стыда княжна Аракчеева склонила голову.

Скажу уверенно — все в зале и раньше переживали за ДеЛара, а уж услышав имена его противника — так и вовсе загорелись праведным огнем ненависти. Потому что предателей никто не любил — а уж сильнейших бойцов семьи Борецких, сбежавших в первый день войны, для начала проклял собственный род. Потом положение об объявлении вне закона пятерки отступников официально включили в договоренности, заключенные с Борецкими по результатам войны — клан добровольно уходил в изгнание, признавая поражение, но все еще был достаточно силен, чтобы ставить дополнительные условия. Борецкие не желали, чтобы кто-то приютил предателей у себя. Отступники должны лишиться родины.