Движ

— Всем — приятного аппетита.

Плюм. Плям. Вслед за пожеланием из динамиков по всему залу вразнобой упали в подносы ложки.

Красота!

Кирилл начал с овощей, оставляя мясное блюдо на второе. Желе приятно обжигало язык и нёбо, теплом проваливаясь в желудок. Очень скоро в выемке показалось дно, и Кирилл переключился на гуляш. Он фыркнул, подумав вдруг, что если б гуляш был не розовый, а красный, то, возможно, он рефлекторно подбросил бы его вверх. Вот умора, расскажи кому. Последние капли соуса собирались пальцем.

Сок был с трубочкой. Посасывая его, можно было на короткое время расслабиться, поглазеть на потолок, на разметку, на застывших у стен полосатых роботов-разносчиков. Кончится перерыв, и ушлые черно-желтые, как шмели, ребята на колесах заскользят мимо улегшихся в креслах работников, собирая подносы в объемистые мусороприемники. Тихо, незаметно, как всегда.

Допив сок, Кирилл пошевелил плечами, вскинул руки. Рядом с ним, слева и справа, вскинули, расслабляя, развели руки в стороны соседи. Ну, все. Кирилл смял опустевший стаканчик, бросил его на поднос, наскоро вытер рот салфеткой.

Шапочку — на голову, пальцы — на кнопку. Здравствуй, река запросов и сообщений!

После обеда некоторое время Кирилл был не слишком внимателен, опустив процент сортировки до девяносто четырех, но дальше взял себя в руки, прогнал сонливость, сосредоточился и вновь поднял процент до девяносто шести, не давая желтым и голубым «иконкам» шансов проскользнуть мимо себя. Красных «иконок» было совсем немного, что явно означало хороший день.

Струится река, текут мимо отчеты людей, систем и автоматов, короткие адреса и протоколы соединений, коды и логины, входящие-исходящие, внутреннее зрение выхватывает обрывки строк: комм-1325, порт-11, чередуясь, информирую, подключение, запрос, в случае критической массы перенаправляйте, график обслуживания, в прошлом отчете, прошу обратить внимание, функционирование отделов, показатели имеют расхождение…

Об окончании рабочей смены Кирилл узнал, только когда поток в голове погас. Он стянул шапочку, убрал ее в подголовник. По всему залу поднимались такие же, как он, работники, кто-то потягивался, кто-то нагибался, разминая поясницу, иные уже брели к лифтам. Медленно проклевывались голоса. После хорошо проведенной смены тянет поговорить, восемь часов молчания дают о себе знать. И не важно, знаком тебе собеседник или нет.

Разговоры, правда, все об одном.

— Сегодня отпахал на сортировке, — признался Кирилл крупному мужчине, с которым они плечо в плечо шли по проходу.

Мужчина кивнул.

— Сочувствую, — сказал он. — А я на наладке.

— Меня на наладку не ставят.

— Так профильный навык нужен.

— Технический?

— По видам оборудования. Но там еще зависит от пула наладчиков и объема необходимых работ.

Они остановились в холле, поджидая своей очереди. Вроде бы многолюдно, а не тесно. Все вокруг свои.

— Сегодня запускал авто-фабрику, — поделился с ними стоящий рядом парень, длинноносый, с красноватыми глазами. — Так новые роботы хуже людей, во все ткни, всему обучи, прошивку прокачай.

— И как фабрика? — спросил Кирилл.

— Запустили.

Они помолчали.

— Эх, задавить бы часов дцать, — со вздохом сказал мужчина-наладчик.

С ним многие согласились. Поднявшийся лифт набился коллегами и ушел вниз. Кирилл подвинулся, вставая одним из первых в очереди. Ощущение тяжести копилось в плечах и шее, голову словно набили ватой — ни одной мысли. Кирилл знал, через полчаса-час, уже дома, у него, как и у всех, наступит некое торможение, компенсирующее интенсивную сопряженную деятельность. Мир опрокинется в пустоту без желаний, без движения, без эмоций, и он, подобно многим и многим, застынет там, где его застанет это состояние — в душе, в кровати, в кресле перед телевизором или за столом с желе во рту. Где-то внутри запустится счетчик, и едва слышимые щелчки отмерят необходимый для восстановления срок. Ток-ток-ток. Будто это тикает часовая бомба.

Зато потом… О, потом!

Потом ослепительный свет вспыхнет на внутренней стороне век, и мягкая, ласковая сила заключит Кирилла в объятья, и скажет: «Ты хорошо поработал сегодня, Кирилл. Мир жив, и мы живы. Отдохни».

И он оживет, светлый и умиротворенный, и ляжет в постель, и уснет до утра легким волшебным сном.

— Эй, парень!

Кирилла подтолкнули в спину, и он обнаружил, что барьеры уже откинуты, и лифт подан под посадку.

— Простите, — сказал Кирилл, шагнув на платформу.

Его обступили, оттесняя вглубь. Звякнула предохранительная сетка. Мигнул свет. Рядом массировал шею знакомый наладчик.

— Хорошо поработали.

— Ага, — подтвердил Кирилл.

Лифт понес их вниз. Темными росчерками проскакивали перекрытия этажей.

Идти по разметке уже не было никакой необходимости, но и в холле, и на площади почти до самого подземного перехода Кирилл привычно держался двенадцатого потока. Он даже растерялся слегка, когда желтые линии с цифрами пропали.

Ступеньки вниз. Ступеньки вверх. Вереница человеческих фигур таяла в вечерних сумерках. Свет фонарей считывал спины в форменных куртках, будто некие метки штрих-кода. Знакомая зеркальная стена потянулась по правую руку от Кирилла. Сплошная витрина, ни дверных створок, ни форточек, ни ниш. Реклама плыла за усталым отражением, словно пыталась догнать и проглотить. Ты знаешь, в чем цель? Цель — в тебе, в твоей работе, мы шагаем шаг в шаг, в будущее.

Кирилл кивал проносящимся строчкам. У витрины, за которой открывался зал с картонными буквами «Счастье — это движ», он остановился. Стекло было заклеено блестящей золотистой пленкой, и в мутных разрывах рассмотреть что-то, кроме округлых фигур, было нельзя. Кирилл прижался щекой. Нет, ничего не видно.

Стекло чуть вибрировало от звучащей внутри музыки. Что там, интересно? Какой-то праздник? Или просто музыка?

Он вздохнул. Есть же силы у людей.

Не счастье — это движ, а движ — это счастье. Так, наверное, и живут. Смутное какое-то сожаление родилось в Кирилле, и он с минуту стоял у витрины, так и этак перебирая звучащие в голове слова.

Это. Движ. Счастье. Движ. Счастье. Это. Это. Движ.

Потом Кирилл словно очнулся, приложил к стеклу ладонь, будто прощаясь, и побрел дальше. Здание сложилось уступом, сервисной зоной для роботов, аккуратные мусорные контейнеры прижались к бетонной перемычке. Разметка, светильники, тонконогие пластиковые барьеры. Кирилл, наверное, прошел мимо, если бы на крышку контейнера не упал со звоном ботинок.

Дзонг!

Ботинок был кричаще-красный, с черными шнурками, с бубенчиками на берцах и казался гостем из какого-то совсем иного пространства.

Из космоса.

Кирилл поднял глаза. На вершине бетонной перемычки распласталось странное существо, одетое в мохнатую желтую шубу, короткую юбку, с кричаще-зелеными волосами и голой, свешенной ногой.

— Что смотришь? — спросило существо, заметив раскрывшего рот Кирилла.

Губы и брови у существа мягко светились алым и голубым.

— Так это…

Кирилл умолк, сраженный макияжем. Существо тряхнуло головой.

— Блин, вот ты… Лучше помоги девушке.

Кирилл подступил ближе, но все же оставил себе метр запаса для бегства.

— В смысле? — спросил он. — Ботинок подать?

— Зачем мне твой ботинок! — раздраженно ответило существо, закатив глаза. — Спуститься помоги!

Высота перемычки была около трех метров. Но, если свеситься на руках над контейнерами, которые давали ступеньку в метр с лишним от поверхности, то до контейнерной крышки оставалось каких-то полметра. Спрыгнуть можно легко. О чем Кирилл и сообщил.

— Ты дурак? — обиженно спросило существо. — Я боюсь!

Кирилл оглянулся на улицу. Было уже темно и пусто. Люди разошлись по домам, ждут счетчика. Что же здесь делает он?

— Совсем страшно?

— Ну!

Кирилл, вздохнув, полез на контейнер.

— Тебе точно сюда надо? — спросил он, становясь боком к бетонной стене.