Ветер и мошки

Он ведь сам, сам сейчас генератор негатива! Мошки и ветер, ветер несет мошку, прямо в лицо, в глаз, бедная мошка.

И кто виноват?

— Ты выдержишь, Таня, мы выдержим, — пробормотал Камил, зажмурившись. — Это не страшно. Я помогу забыть.

Губы нашли мягкую, податливую щеку.

Солоно.

— Мы-ы-ы! — подал голос из комнаты Олежек.

— Вась.

Таня вывернулась из кольца Камиловых рук, наспех вытерла ладонями кожу под глазами. Мимолетная улыбка коснулась Камила.

— Иду, Олежек!

Таня вышла. Камил вскочил к макаронам.

— Ах, черт!

Впрочем, ничего непоправимого не случилось. Но чуть ли не с минуту он шкрябал ложкой по дну и стенкам, вымещая на макаронах то звенящее напряжение, что копилось в нем во время Таниного рассказа. Вот вам, вот вам, вот вам! Ну-ка, побежали по кругу! Живее, живее! Я — кулинар не местный.

А всяким всплывающим розовым — той же ложкой!

Камил остановился, когда в запале расчекрыжил одну из сосисок напополам и по очереди, то одну, то другую половинку несколько раз притопил в мутной воде. Все, сказал себе, все, это не три урода.

Он выключил газ, вооружился полотенцем и через крышку слил воду, прислушиваясь, как мычит в гостиной Олежек. Ох, парень, парень. Ты ведь тоже потенциальный генератор негатива, подумалось ему. Придет время, и, возможно, некий Камил Гриммар придет и по твою душу.

Звонок в дверь заставил его вздрогнуть.

— Василий, откроешь? — крикнула Таня.

— Сейчас.

Камил вытер руки и шагнул в прихожую. В голове пронеслось: если соседи увидят носителя, потом ему, возможно, будет не отбрыкаться. Запомнят, свяжут с намечающимся убийством. Несмотря на краткость знакомства, Василий ему стал симпатичен. Неплохой человек. И опять же — зачем умножать негатив?

Ладно, какого черта? Он, возможно, никого еще не убьет.

Камил щелкнул замком. За дверью обнаружился мужчина в костюме, с перекинутым через руку плащом.

— Э — э… — растерянно сказал визитер, видимо, не ожидая увидеть вместо Тани невысокого похмельного квартиранта.

— Здравствуйте, — сказал Камил.

Мужчина кивнул.

— Да.

И замер.

— Вы к Тане? — спросил Камил.

Мужчина прищурился.

— Гриммар? — негромко произнес он.

— Простите? — на всякий случай изобразил непонимание Камил.

— Я — Волков, — сказал мужчина.

Камил, оглянувшись на проем в гостиную, высунулся на лестничную площадку и быстро пожал стоящему руку.

— Какого черта ты здесь? — прошипел он.

— Страхую, — объяснил Волков. — Ты как, все уже?

— В процессе, — прошептал Камил. — У нее тут лежачий.

— Кто?

— Парень парализованный!

— Подожди, в раздаче не значилось.

— Я знаю, что не значилось.

— И когда планируешь?

— Ночью. Поздним вечером. Она, похоже, несчастный человек.

— Ну, да. Тем лучше. Жалеть таких.

— Я серьезно.

— Мне подождать? — спросил Волков.

— Нет, — придерживая дверь, качнул головой Камил. — Возвращайся. Не стоит лишний раз напрягать носителей.

— Они тут все поехавшие, напрягай не напрягай. Я словно чешусь изнутри. Окажусь дома, попрошу ванну со стабилизатором.

— Ладно.

— Ой, здравствуйте, — лицо Тани неожиданно всплыло над Камиловым плечом. — Вы ко мне?

Камил нехотя подвинулся.

— К Егорову, Антону Федоровичу, — быстро нашелся Волков. — А вот ваш э-э… муж говорит, что никаких Егоровых не знает.

— И я не знаю, — сказала Таня. — Только он не муж.

— Простите, — улыбаясь, Волков шагнул к лестничному пролету. — У меня адрес: Гончарный переулок, дом десять.

— Так это следующий дом! — сказала Таня.

— Наш — Свиридова, пятнадцать, — сказал Камил.

— Очуметь! Как так строят? Извините.

Волков, качая головой, пропал из поля зрения. Шаги его затихли внизу.

— Ну, все, — сказал Камил, закрывая дверь. — Люди начинают слетаться на сосиски с макаронами.

— У нас такое часто бывает, — сказала Таня.

— В смысле? — удивился Камил. — Слетаются на сосиски с макаронами? Висят на деревьях под окнами и стучат по пустым тарелкам? Разворачиваются в колонны и требуют своей доли?

Таня рассмеялась, видимо, представив нарисованную Камилом картину. Даже шутливо стукнула его кулачком в плечо.

— Нет, Вась, я про дом. Многие думают, что он стоит по Гончарному переулку.

— Наверное, и твой дом найти непросто, — сказал Камил.

— Ага.

Они переместились на кухню, где Камил показал результат своих усилий. Кастрюля была еще горячая, из-под снятой торжественным жестом крышки рванул пар. Белые, разваренные макароны как стружка усыпали розовые сосисочные снаряды.

— Красота, — сказала Таня.

— А то!

— Поедим с Олежкой?

Камил кивнул.

— Конечно! Куда мы без него?

Таня выставила три большие белые тарелки и настояла на том, чтобы ей досталось всего полторы сосиски. Камилу и Олежке — по две. Две оставшиеся вареные сосиски ушли в запас. Для них была выделена отдельная миска.

— Это если ночью захочется перекусить, — объяснил Камил, чем вызвал странный смешок у Тани.

Макарон, конечно, визуально было не густо, но стоило их насыпать горками по краям тарелок, как они стали смотреться выигрышно. А уж когда свое место занял хлеб, блюдо и вовсе приняло вполне ресторанный вид.

— И чай, да? — спросила Таня.

— С остатками шоколада.

— Ага.

Расположились на диване, подперев Олежку плечами каждый со своей стороны. Тарелки были поставлены на два табурета. К ним прилагались вилки. Включенный телевизор моргал кадрами «Поля чудес».

Таня сразу взялась кормить Олежку, отсыпав ему большую часть своих макарон. Тогда Камил, подмигнув Олежке, пока Таня не видела, сбил вилкой свои полгорки в ее тарелку. Парень с пятнышком розовой кожи над виском довольно засопел.

— Эй, вы чего тут? — с подозрением посмотрела на них по очереди Таня. — Сговариваетесь за моей спиной?

— Мы! — сказал Олежек.

— Раскручиваем барабан! — скомандовал Якубович с экрана.

Камил же принялся с отсутствующим видом жевать сосиску. Впрочем, то, что Таня изогнулась и то и дело пытается коснуться локтем своего левого бока, не могло ускользнуть от его внимания.

— Так, давай я, — предложил он, когда она, на мгновение зажмурившись, остановила вилку у открытого Олежкиного рта.

— Спасибо. Я сейчас.

Таня скрылась в коридоре. Камил, вздохнув, наколол несколько макаронин.

— Что-то ты плохо за ней присматриваешь, — сказал он Олежке и поднес хлеб. — Кусай давай.

Олежек укусил.

— Теперь макароны.

Олежек губами стянул макароны с вилки.

— Жуем.

— Мы!

— Ах, сосиску?

— Мы.

— Понятно.

Камил наколол и поднес сосиску. В телевизоре отгадывали длинное, закрытое белыми прямоугольными табличками слово. Две буквы «е» и одна буква «а». Ведущий принимал подарки. Камилу же думалось о том, что весь дом, весь этот город и, возможно, весь мир полны несчастных людей.

И он ничем не может им помочь. Убить разве что.

— Ну, как вы здесь? — спросила, вернувшись, Таня.

Она была бледна, но смотрела весело.

— Ф — фы! — сказал с набитым ртом Олежек.

Макаронина вылетела из него и с рикошетом от табурета упала на пол.

— Он в восхищении, — сказал Камил, подбирая макаронину.

Олежек засопел.

— Тогда, наверное, и я поем, — сказала Таня.

— Обязательно! — Камил передал ей тарелку. — Съедаешь все до крошки. Я прослежу. Нет, мы с Олежкой будем следить в четыре глаза.

— Здесь, кажется, много, — растерялась Таня, обозревая свою порцию.

— Ешь!

— Мы! — подтвердил Олежек.

— Я, честно…

— Таня! — строго сказал Камил.

— Хорошо, — сдалась Таня. — Подчиняюсь мнению большинства. Хотя это не демократия, а какая-то узурпация. За меня все решили, макарон навалили, как будто я с голодного острова, ешь и молчи.

— Но ты довольна? — спросил Камил.

Таня подумала и кивнула.

— Да!