Изгои (ЛП)

Несмотря на то, что вначале мы не были так уж близки, я не представлял себе жизни без ее безбашенной задницы. Она вписалась в наш восьмидесятиградусный пи*дец. Сделала моего самого близкого друга вновь немного человеком.

Было интересно, не облажался ли я сам, отвергнув единственную женщину, которая произвела на меня неизгладимое впечатление во всех смыслах.

— Проклятье, Гримми, ты сам себя так накрутил, — рассмеялся Кобра, прерывая мои размышления, вальсируя за угол с маленькой блондинкой, которая едва волочила ноги. По взъерошенным прядям его рыжих волос было понятно, чем они занимались.

— Насколько понимаю, судя по отсутствию крокодильих слез, она не в курсе, что ее ждет дальше?

— О, не, собираюсь отвести ее в игровую комнату. Пить хочется.

Он пожал плечами и достал бутылку с водой, потряс ею передо мной, подчеркивая свое намерение.

Блондинка смотрела на меня в поисках объяснений, несомненно, задаваясь вопросом, что такое игровая комната и почему это заставит ее пожалеть о том, что она вообще переступила порог этого дома.

Она не получит их, только не от меня. Плевать мне было, как сильно он собирался ее истязать.

Она сама загнала себя в эту историю, как и все прочие. Дело было в том, что ее трахал Дикарь.

Поскольку теперь Ромеро окончательно выбыл из гонки, оставалось три потенциальных кандидата, достаточно близких к нему, чтобы считать за бахвальство, раздвинуть ноги для кого-то на вершине нашей иерархии.

Никто из них никогда не принимал во внимание, что не проживет достаточно долго, чтобы рассказать кому-нибудь. Ситуация стала еще дерьмовее, когда выяснилось, что у Кали есть кольцо на пальце.

Наконец-то все вернулось на круги своя. Может, они сообразили, что у нее с головой несколько хуже, чем у нас. Это потребовало некоторых гребаных усилий.

— Иди, займись ее размещением, а я ухожу.

Оставив его с этими напутственными словами, направился на второй этаж.

Одна из больших двойных дверей, ведущих в их спальню, была распахнута. Понимая, что это сделано исключительно для меня, вошел без стука.

То дерьмо, которое испытывал, видя свою сестру на коленях у Рома, когда он гладил ее круглый животик, было чуждым для меня. Бл*, это было странно и для него.

Мог признаться, что был рад, может быть, даже очень рад тому, что рано или поздно у меня появится племянница или племянник. Любовь и прочая ерунда не имели для меня большого значения, но я не был ошеломлен всем.

Однако кого-то важного не хватало, кого-то, кто должен был быть рядом со всем этим материнским дерьмом, через которое проходила Кали.

— Это день Д!

Ее дерзкие голубые глаза встретились с моими карими, она засияла и поставила полупустой стакан на тумбочку, прямо возле стеклянного футляра, в котором хранилась голова дерьмового отца Ромеро — Девида. Там же лежала огромная книга детских имен.

— Я собираюсь отправиться в путь.

— Так, а где твои сумки? У тебя есть еда? Уверен, что ты…

— Знаю, куда направляюсь, и чем скорее пойду, тем быстрее она вернется, — не собирался упоминать, кто, черт подери, знает, в каком состоянии Арлен. Да и сам не хотел об этом размышлять.

Мне потребовалось вдвое больше времени, чем следовало, чтобы выследить точное местонахождение ее задницы. Последней информацией не хотелось делиться с сестрой, чье детство было переполнено подобным дерьмом. Мы с Ромеро договорились об этом без всяких споров.

Дам ему знать, когда доберусь до нее, а с остальным он сам разберется. Я буду достаточно контролировать ситуацию, когда все прочее, что мы от нее скрывали, всплывет наружу.

Она встала и направилась ко мне, выглядя такой же миниатюрной, как и всегда, за исключением выпуклости, слегка приподнимающей ее черное платье. Глядя на нас двоих, никто бы никогда не заподозрил, что мы родственники. С одним отцом и разными матерями мы были похожи как день и ночь.

Она была белой как снег, почти альбинос, волосы лишь на пару тонов темнее. Мои же были темными, а загорелую кожу покрывали различные татуировки, в то время как у нее был лишь перевернутый крест, указывающий, что она Дикарь.

Знал, что она любит обниматься так же, как и я, поэтому с какой целью подошла ко мне так близко, я не представлял.

— В таком случае тебе лучше поскорее вернуться, или я приду за тобой, и мне плевать, что скажет по этому поводу тот засранец, что стоит позади.

— Мы оба знаем, что твоя задница никуда не денется, пока я, бл*ть, не разрешу. Будешь пытаться дальше, и я снова привяжу тебя к кровати, — вклинился Ромеро, подойдя к ней сзади.

Она закатила глаза, игнорируя его. Затем удивила меня, схватив мою руку, как ребенок берет своего любимого плюшевого мишку, и крепко сжала ее. Поскольку я был выше на несколько дюймов, то уставился на ее макушку.

— Я вернусь задолго до появления малыша Д, — сказал я, зная, что это вызовет улыбку на ее лице.

Ромеро взял ее за запястье и осторожно отстранил от меня. Я отошел, давая им возможность побыть наедине, пока он шептал ей на ухо то, что я, скорее всего, не хотел бы услышать.

Он поцеловал ее, легким прощальным движением коснулся животика, а затем дал мне знак выйти, молча шагая рядом со мной, когда мы опять оказались в коридоре.

— Сможете ли вы, детки, хорошо себя вести, пока меня не будет? — спросил, когда мы выходили через парадную дверь.

— Они притащили меня сюда, — вклинился Кобра, отталкиваясь от стены, где ждал нас.

— Мне не нужна помощь в отношениях ни от одного из вас, кретинов.

Мы подошли к площадке, где стоял мой Толстяк Боб с подседельными сумками, уже закрепленными на задней части.

Парни стояли в стороне, пока я обматывал рот и нос черной банданой, надевал очки и натягивал капюшон. Обычно на такие крайности не шел, но жара стояла страшная, а это был лучший способ защититься от стихии в предстоящей поездке.

Надев перчатки без пальцев, закинул на плечи рюкзак с патронами, убедившись, что рукоятка пистолета-пулемета «Тактика Жнеца» осталась снаружи.

— Придерживаемся того же самого плана? — спросил Кобра.

— Ага, дай мне четыре дня с сегодняшнего вечера. Заходите через гараж.

Он кивнул и шагнул вперед, чтобы обнять меня.

— Будь осторожен, брат. Скоро увидимся. У меня теперь есть повод разобрать зарядное устройство, — его лицо засветилось, как у маленького ребенка, а я покачал головой.

— Что? — спросил у Ромеро, когда он скрестил руки и уставился на меня.

— Ты знаешь, что, — ответил он категорично. — И ты в курсе, что я прав.

Конечно, я понял, о чем он говорит, но ответа у меня не было.

— Возможно, она меня ненавидит, — впервые признался вслух.

— Ага, чертовски верно, у нее же нет причин тебя ненавидеть, — ехидничал Кобра, ловко подхватывая нашу сумбурную беседу. — Ты — ее луна и звезды, — он взмахнул ресницами и уставился на солнце.

Я окинул его пристальным взглядом.

Ромеро слегка сместился, привлекая к себе мое внимание, я сразу понял, что бы он ни собирался сказать, чувствовал неловкость, что происходило крайне редко.

— Знаешь, единственное, чего хочу от Кали? Чтобы она никогда не переставала любить меня. Конечно, она сумасшедшая сучка и выводит меня из себя десятки раз на дню, но она для меня все. Не думаю, что смог бы жить дальше, если бы потерял ее. Возможно, я киска, раз у меня такая большая слабость, но я быстро научился не переживать. Я люблю эту женщину, она моя гребаная королева. С того дня, как она и эта надоедливая, как дерьмо, громогласная девчонка, к которой ты неравнодушен, скатились на своих задницах с холма и побежали через лес, я понял, что она — это то, что мне необходимо. Ты тоже это знал, точно уверен, что так и было. Не отказывай себе в чем-то подобном. Поверь, когда говорю, что она — лучшее, что когда-либо случалось со мной, не считая того хлюпающего пришельца в ее животике. Ты всегда был королем с собственными правами, не возвращайся сюда без своей королевы. Если при этом ты заткнешь ей рот, то окажешь мне услугу.