Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 87 из 205

От Кожинова Никандров получал информацию на доверительной основе. На этой же основе Никандров получал информацию от набиравшего силу молодого иркутского писателя Валентина Распутина. С Распутиным его познакомил университетский однокашник, ставший офицером ПГУ. Обо всех своих встречах с Распутиным его товарищ по университету предоставлял подробные отчеты в «литературную группу». А когда популярный писатель приезжал в Москву, Никандров встречался с ним лично.

В числе оперативных контактов Никандрова был также поэт и литературный критик Станислав Куняев, не без поддержки чекистов ставший в 1976 году секретарем Московской писательской организации, а несколько позже, в 1989 году, главным редактором журнала «Наш современник». Конечно, Куняев не предполагал, что Советский Союз рухнет, а информация о его сотрудничестве с КГБ станет достоянием гласности. Но она стала.

Из ежемесячного отчета 5-го Управления КГБ за май 1989 года:

Через агента «Родина» в журнале «Наш современник» опубликован материал о писателе-­эмигранте Л. Копелеве (объект «Каналья»), разоблачающий его связи с антисоветскими центрами Запада.

Псевдоним Родин выбрал себе агент Куняев, когда подписывал документ о сотрудничестве с КГБ.

В середине 1970-х Никандров приобрел агента из противостоящего «русистам» лагеря. Им был известный поэт-сатирик Александр Иванов, избравший себе псевдоним Тугар. Тугарин Змеевич в русских былинах был противником русских богатырей, Алеши Поповича или Добрыни Никитича. С помощью «Тугара»-Иванова «литературная группа» 5-го Управления в числе первых «доверенных читателей» на несколько часов получала «горячие» машинописные экземпляры романа Василия Аксенова «Ожог» и бесцензурный сборник «Метрополь», которые после их копирования возвращались А. Иванову. С помощью Никандрова сатирик стал ведущим популярной передачи «Вокруг смеха». Двой­ственность жизни сжигала его изнутри. Он серьезно и запойно пил, что стало причиной его преждевременной смерти от алкогольной интоксикации.

Наиболее беспокойным объектом оперативного наблюдения для 5-го Управления и УКГБ по Москве и Московской области (МО) был Союз писателей СССР (Союз советских писателей) и его московская организация. Из всех других творческих объединений ССП выделялся идейными столкновениями, нередко переходящими в скандалы, широко обсуждавшиеся в обществе, в силу чего данный творческий союз находился под неусыпным контролем ЦК КПСС и КГБ. Поэтому все мероприятия, проходившие в ССП, его московской организации или в Центральном доме литераторов (ЦДЛ), находились в поле зрения недремлющей госбезопасности и куратора Никандрова, всегда имевшего под рукой справочник ежемесячных мероприятий ЦДЛ, по результатам которых требовал обязательного отчета генерал Иван Абрамов.

Никандров замышлял в то время вербовку 1-го секретаря Московской писательской организации Феликса Кузнецова, но опасался неприятностей в случае неудачи со стороны московского горкома КПСС. Ситуация для куратора сложилась деликатная.

Феликс Феодосьевич Кузнецов родился в 1931 году. Окончил филологический факультет МГУ и аспирантуру. В 1966 году стал кандидатом наук, в 1970 — доктором. Работал в различных центральных печатных органах. Преподавал в Литературном институте им. Горького и Университете Дружбы народов им. Патриса Лумумбы (УДН). В 1976 году возглавил Московскую писательскую организацию.





Кузнецов был известен как литературный критик, выступавший с четко правоверных партийных позиций. Этим он и привлек внимание Никандрова, тем более, что Московская писательская организация, крупнейшая в Советском Союзе по числу членов, да и по количеству признанных мастеров слова, играла в литературной и культурной жизни страны особую роль и была достаточно самостоятельна. В то же время Московская писательская организация стала местом пристанища и авторов либерального направления, и их антагонистов — русистов. Чтобы управлять процессом, на месте 1-го секретаря чекистам важно было иметь своего человека.

Пока Никандров решал, как именно ему приступить к вербовке Кузнецова, его опередил молодой офицер КГБ, выпускник Московского авиационного института (МАИ) и бывший комсомольский работник оперативный уполномоченный 1-го отделения 5-го отдела (впоследствии 5-й Службы) УКГБ по г. Москва и Московской области капитан Владимир Николаевич Зубков. Он и завербовал Кузнецова весной 1977 года.

Это была очень ценная вербовка, к которой Зубкова откровенно ревновал поклонник «деревенщиков» Никандров, тем более что бывший коммунистический литературный критик Кузнецов, почувствовав за русистами поддержку со стороны КГБ, немедленно перешел на позиции националистов. Вот как описывал роль секретаря писательской организации Кузнецова в те годы один из не полностью информированных национально настроенных писателей:

Феликс Кузнецов создал из Московской писательской организации настоящий духовный очаг, где в годы общего застоя всегда азартно шумела настоящая творческая жизнь [...] «Официозность» литературной критики Кузнецова в [19]70-[19]80-е годы была продиктована его стремлением очеловечить партийную идеологию, вдохнуть в ее окаменевшие формулы тот животворный национальный дух, который при­внесли в тогдашнюю советскую жизнь наши писатели «деревенщики». Не будь этой почти ювелирной литературной работы Кузнецова, Федор Абрамов, Иван Акулов, Борис Можаев, Василий Белов и тем более Валентин Распутин воспринимались бы ведомством Суслова как диссиденты. К­то-то, как Михаил Лобанов или Станислав Куняев, брал в руки меч и рубился с пятой колонной, ловко прыскающей цитатами из Ленина и Маркса, до последней возможности, ­кто-то, как Вадим Кожинов, одним ударом крошил так и не дотаявший за весь ХХ век лед троцкистских идеологем. Феликс Кузнецов был в ту пору критиком с «ролевым сознанием». А попросту говоря, был он искусным и мудрым толмачем, переводившим с языка Федора Абрамова на язык Суслова. Чтобы Суслов мог убедиться, что живое, полное горьких слез сердце русского писателя — это не камень, брошенный в серое здание на Старой площади272.

Действительно, это был не камень, брошенный в серое здание на Старой площади, а результат кропотливой агентурной работы «литературной группы» КГБ и капитана Зубкова273. Союз писателей РСФСР к этому времени возглавлял ставленник Бобкова на этой должности и старый агент госбезопасности Сергей Михалков, так что о состоянии дел в союзах писателей Москвы, РСФСР и Советского Союза КГБ был осведомлен достаточно хорошо.

Чтобы не отставать от «москвичей» (так называли в центральном аппарате КГБ коллег из УКГБ по г. Москва и Московской области), Никандров приобрел в качестве агента госбезопасности проректора Литературного института им. Горького Евгения Сидорова, который с помощью КГБ через год после вербовки, в 1978 году, сменил Владимира Пименова, долгое время возглавлявшего Литинститут. Там же работал еще один ценный агент: проректор Литинститута Юрий Чириков, завербованный в 1975 году под псевдонимом Светов.

21 декабря 1977 года, в день рождения Сталина, в Центральном доме литераторов состоялась дискуссия на тему «Классика и мы», за которой внимательно следил КГБ в лице Никандрова. Мероприятие под академическим названием было не чем иным, как политической провокацией писателей патриотической направленности. Почувствовав в себе значительные силы к концу 1970-х, «русисты» решили привлечь на свою сторону симпатии партийного руководства. С этой целью и была организована в ЦДЛ дискуссия. Инициировал ее Вадим Кожинов, а глашатаем был верный его ученик и агент 5-го Управления Станислав Куняев, несколько позже описавший это событие, не назвав, впрочем, Никандрова по фамилии:

Звонил наш куратор из «Детского мира»274, стал расспрашивать, как прошел секретариат по итогам дискуссии. Я начал было излагать, но потом, чтобы не запутаться, сказал: «Я лучше Вам прочитаю свою речь на секретариате». Он буркнул: «Подождите», — и на минуту в трубке воцарилось молчание. Потом он снова подошел к телефону.