Страница 34 из 205
День 12 декабря 1922 года начался как обычно. Утром Ленин приехал из Горок в Москву и в 11:15 пришел в свой кабинет в Кремле; затем ушел домой, в свою квартиру. В полдень вернулся в кабинет и до 14:00 беседовал со своими заместителями по СНК и СТО Рыковым, Каменевым и А. Д. Цюрупой. В 17:30 Ленин пришел в кабинет, говорил по телефону. С 18 до 18:45 беседовал с Дзержинским, вернувшимся из Тифлиса, о конфликте между Закавказским крайкомом партии и членами ЦК КП(б) Грузии. Остаток дня он посвятил вопросу о монополии внешней торговли, а в 20:15 ушел домой.
Однако 12 декабря 1922 года оказалось последним днем работы Ленина в его кабинете в Кремле. Что же произошло?
Накануне моей болезни, — запишет Фотиева слова, приписываемые ею Ленину, — Дзержинский говорил мне о работе комиссии и об «инциденте», и это на меня очень тяжело повлияло.
О самом «инциденте» Ленин давно знал. Дзержинский ничего нового сообщить ему не мог. Разговор с Дзержинским был совсем о другом: 12 декабря Дзержинский приехал к Ленину, чтобы сообщить ему о принятом решении отстранить Ленина от власти. Дзержинскому это удается сделать, и он получает согласие Ленина свернуть дела, покинуть Кремль и фактически уйти в отставку. На свертывание дел Ленину дают три дня.
13 декабря, со ссылкой на ухудшающееся здоровье, Ленин официально сообщает о свертывании работы. На самом деле все три следующих дня — 13, 14, 15 декабря — он работает, потому что знает, что это последние три его дня в Кремле.
13 декабря он диктует Фотиевой письмо Троцкому, в котором предлагает ему заключить союз против Сталина (Фотиева немедленно сообщает об этом письме Сталину). Какие-то вопросы он обсуждает по телефону. Какие-то — с приехавшими к нему людьми. Он готовится к выступлению на Десятом съезде Советов, пишет несколько писем и записок о монополии внешней торговли, распределении обязанностей между заместителями председателя СНК и СТО, интересуется заготовкой хлеба урожая 1922 года, социальным обеспечением, переписью населения и другими вопросами. Иными словами, Ленин в эти три дня абсолютно здоров и работоспособен.
Утром 16 декабря Ленин успевает продиктовать еще одно письмо — Крупской. Но в 11 часов приходят врачи В. В. Крамер и А. М. Кожевников и требуют от него выезда в Горки (под охрану «бульдогов» Дзержинского).
Видимо это было то, о чем Дзержинский договорился с Лениным 12 декабря. Но теперь Ленин пробует всех перехитрить и категорически отказывается ехать. Он просит передать Сталину, что согласен не выступать на съезде Советов, где, разумеется, в первую очередь будет обсуждаться национальный вопрос. Но Сталину при имеющейся поддержке Дзержинского уступки Ленина уже не нужны, и «врачи», следующие указаниям Сталина, 16 декабря окончательно запрещают Ленину работать, то есть отстраняют его от власти.
18 декабря открывшийся с опозданием в несколько дней пленум ЦК, который Сталин не хотел созывать до отстранения Ленина (и он действительно не участвует в работе пленума), специальным постановлением возлагает на Сталина «ответственность за соблюдение режима, установленного для Ленина врачами»148. Понятно, что врачи ко всему происходившему не имели никакого отношения. Их точка зрения заключалась в прямо противоположном: посетивший Ленина 20 декабря профессор О. Ферстер, известный немецкий врач-невропатолог, консультировавший врачей, лечивших Ленина, дал однозначное заключение:
Дальнейшим полным устранением от всякой деятельности нельзя было бы задержать ход его болезни. Работа для Владимира Ильича была жизнью, бездеятельность означала смерть149.
Так что установленный Сталиным для Ленина режим был не чем иным, как формой заключения, домашним арестом. Постановлением пленума Сталин назначил себя тюремщиком Ленина, о чем достаточно прямолинейно записано в протоколе пленума:
На т. Сталина возложить персональную ответственность за изоляцию Владимира Ильича, как в отношении личных сношений с работниками, так и переписки150.
Из всего происходившего следовало, что события 12–18 декабря к состоянию здоровья Ленина никакого отношения не имели. Ленина выгнали из Кремля, изолировали в Горках, назначили Сталина (точнее — Сталин сам себя назначил) начальником тюремного режима Ленина, и на время о нем забыли. По крайней мере, на это полагались Сталин с Дзержинским.
21 декабря Крупская записала под диктовку Ленина письмо Троцкому, которое оказалось роковым. Обратим внимание на то, как формально оговаривает Крупская разрешением доктора Ферстера свое право записать для Троцкого письмо Ленина, потому что она знает, что об этом станет известно Сталину и что она очень сильно рискует, выполняя поручение Ленина:
Лев Давидович,
Проф. Ферстер разрешил сегодня Владимиру Ильичу продиктовать письмо, и он продиктовал мне следующее письмо к Вам.
«Тов. Троцкий,
Как будто удалось взять позицию без единого выстрела простым маневренным движением. Я предлагаю не останавливаться и продолжать наступление и для этого провести предложение поставить на партсъезде вопрос об укреплении монополии внешней торговли и о мерах к улучшению ее проведения. Огласить это на фракции съезда советов. Надеюсь, возражать не станете и не откажетесь сделать доклад на фракции. Н. Ленин».
В. И. просит также позвонить ему ответ. Н. К. Ульянова151.
То есть зачитать ответ по телефону.
Из этого письма Троцкий должен был сделать вывод, что Ленин лишился рассудка. Его только что выгнали из кабинета и посадили под домашний арест, лишив возможности работы и встреч с людьми и переписки, официально назначили Сталина надсмотрщиком (о чем Ленин, разумеется, не знал), а он пишет о взятии позиции «без единого выстрела». Без единого выстрела в те дни позиции взяли Сталин и Дзержинский. Не удивительно, что Троцкий на письмо Ленина не ответил: дискутировать на эту тему с ослепшим Лениным он не собирался.
Однако Ленин в отношении Сталина был наивен не без предела. Он не случайно диктовал письмо именно Крупской, а не секретарю. Он старался договориться с Троцким конфиденциально. Однако похоже, что утечка информации все же произошла. Уже на следующий день, 22 декабря, Сталин позвонил Крупской, отругал ее, пригрозил взысканием по партийной линии и сказал, что, если подобное повторится, Сталин объявит вдовой Ленина коммунистку Артюхину.
Считается, что Крупская сообщила Ленину об этом оскорбительном звонке Сталина только 5 марта 1923 года, так как именно в тот день Ленин написал Сталину эмоциональное письмо о разрыве отношений. Но вне всякого сомнения, Крупская рассказала обо всем Ленину в тот же день, на что и рассчитывал Сталин, и в ночь с 22 на 23 декабря у Ленина именно по этой причине наступает резкое ухудшение здоровья: по свидетельству М. И. Ульяновой в ночь на 23 декабря болезнь Ленина «распространилась дальше, правая рука и правая нога поражены параличом. С этих пор Владимир Ильич больше не мог сам писать».
Есть несколько указаний на то, что Ленин узнал о звонке Сталина Крупской 22 декабря. Во-первых, это подтверждает Троцкий: «Крупская немедленно, вся в слезах, побежала жаловаться Ленину». Во-вторых, об этом свидетельствует сам факт нового приступа у Ленина в ночь с 22 на 23 декабря. Косвенно это подтверждается еще и интервью с Фотиевой:
Надежда Константиновна не всегда вела себя, как надо. Она могла бы проговориться Владимиру Ильичу. Она привыкла всем делиться с ним. И даже в тех случаях, когда этого делать нельзя было. [...] Например, зачем она рассказала Владимиру Ильичу, что Сталин выругал ее по телефону?152
Секретарь Ленина Володичева также считала, что Ленин узнал о звонке Сталина Крупской ранее: «Возможно, он знал это раньше. А письмо написал 5 марта», — вспоминала она153.
В день звонка, 22 декабря, Крупская пожаловалась на Сталина фактическому председателю Политбюро Каменеву, действовавшему со Сталиным заодно, о чем она могла не догадываться. Крупская, скорее всего, не стала бы этого делать, если бы не сообщила об инциденте Ленину того же 22 декабря: