Ходок - 12

Холодок по спине старшего помощника пошел от ненависти, которую излучали огромные желтые глаза обитателя речных глубин. Взгляд твари, казалось, был направлен прямо в душу старшего помощника и ему даже пришлось скользнуть в кадат, чтобы сбросить с себя скользкие ментальные путы. В свете этого происшествия, Денис сильно зауважал тех ребят, которые форсировали Ортано вплавь на закате, ожидая каждую секунду, что солнце вот-вот зайдет. Впрочем, жить захочешь, не так раскорячишься.

— Уважаемый вышестоящий, — угрюмое выражение лица матроса никак не вязалось с вежливым обращением, — ты бы отошел от бортика, а то не ровен час… — договорить паромщик не успел, его прервали.

— Потерявший! — в голосе охранника каравана — здоровенного мордоворота со злым рябым лицом, показавшегося из-за спины матроса, вежливости не было ни на гран.

«Должен был сказать: «Уважаемый потерявший!»» — вспомнил Денис.

«Нарывается!» — лаконично выразил свою позицию внутренний голос.

— Если тебе жить надоело, то нам всем нет! — продолжил разоряться рябой. За его спиной маячило еще несколько человек, объединенных мрачными выражением лиц и наличием холодного оружия. Кроме клинков вся «группа товарищей» могла похвастаться цепями, бляхами и перстнями благородных.

В том, что охранниками каравана подвизались аристократы ничего необычного не было — а куда еще податься благородному человеку, потерявшему источник существования в виде земли, или какого иного актива? Или в присматривающие, но таких мест гораздо меньше, чем соискателей, или в «солдаты удачи», потому что единственное, чем среднестатистический аристократ хорошо владел, было оружие.

Можно конечно, пойти по ученой части — преподавать в Химназеуме, если тебя в детстве хорошо учили, или пристроиться в «братстве чернильницы», или найти еще чего мирное, но это все не комильфо. Настоящие аристократы так не поступают, хотя «отщепенцы» и встречаются. Встречаются, но, нечасто. Кстати говоря, «языки» тоже были из «солдат удачи». Они как раз отработали контракт по охране каравана, а так как обратно он уходил нескоро и других заказов не предвиделось, возвращались домой «налегке» — вот им и «посчастливилось» повстречаться со старшим помощником.

Денис понимал, что накосячил — никого не волновало, что «языки» не предупредили его, что пялиться в воду небезопасно — можно накликать тварей из глубины, да и промолчали они, скорее всего, из-за общеизвестности этого факта, как например, никто у нас не станет предупреждать приезжего из деревни, что не стоит мочиться на дверь полицейского участка — козе понятно, что заметут, да еще и побуцкают — подобный трюизм не нуждается в озвучивании. А вот какого-нибудь инопланетного пришельца стоило бы и предупредить…

Тем не менее, незнание закона не освобождает от ответственности за его неисполнение. Старший помощник, после общения с «языками», тоже стал благородным — у него имелась цепь, бляха без герба и аналогичный перстень, экспроприированный у одного из «языков» — потерявшего Генриха ла Меда, и вести себя он должен был, как благородный.

«Потерявший» был аристократическим титулом, точно таким же, как «четвертый наследник», или «владеющий», причем не несущим в себе абсолютно никакого негатива и просто отражающий статус владельца титула по отношению к потерянным активам рода Меда.

Вообще-то, стать аристократом в Протекторатах было не просто, а очень просто — нацепил на себя «набор благородного» — цепь с бляхой и соответствующий перстень, и вперед на мины! Правда, если бы их надел раб, крестьянин, ремесленник, или кто-то из гильдейских — купец там, скоморох какой, школяр, или яйцеголовый профессор Химназеума, то без привычки к надменности по отношению к нижестоящим, впитанным с молоком матери, без зашкаливающего чувства собственной важности по отношению к другим благородным и без тщательно скрываемой, но ощутимой неприязни к Искусникам, такого самозванца мгновенно бы вычислили настоящие благородные и убили, или, скорее всего, продали в рабство.

Однако, нет правил без исключений и подобные успешные случаи «самозахвата» титула встречались на практике, хотя и редко. Отдельные отморозки… пардон-пардон — самородки, хотя… может и отморозки, вполне успешно вливались в ряды аристократии, а точнее говоря — солдат удачи, коими и были в подавляющем большинстве все благородные, не имеющие титула «владеющий».

«Ну с надменностью, чувством собственной важности и неприязнью у нас все в порядке!» — отметил в свое время внутренний голос, когда «языки» озвучили данную информацию, а Денис и комментировать не стал, так как все было очевидно..

При новых знакомствах «потерявший» мог представляться, как потерявший Генрих ла Меда, так и просто — потерявший Генрих, а мог и придумать новое имя. Такое не возбранялось, но среди благородных было не принято — мало ли удастся отбить актив. Чего в жизни не бывает — все бывает. Раз в год и палка стреляет. Правда, надежды на это было немного, но она была.

Так вот… все разногласия между благородными решались очень просто, как и должны решаться разногласия между приличными людьми, а именно — с помощью честной стали (синдром отца д'Артаньяна — «Вступайте в бой по любому поводу, деритесь на дуэли, тем более что дуэли воспрещены и, следовательно, нужно быть мужественным вдвойне, чтобы драться»).

Поэтому старший помощник воленс-ноленс — положение обязывает, положил руку на эфес шпаги, также позаимствованной у «языков», придал своему лицу еще более неприятное выражение, чем было до начала инцидента и угрюмо уставился на рябого охранника каравана — тоже, кстати говоря, потерявшего.

По поводу лица старшего помощника требуются некоторые пояснения. Дело в том, что Денис слегка изменил биомаску и теперь, вместо полной прозрачности, она изображала лицо старшего помощника дожившего лет до сорока — сорока пяти, причем спокойной эту жизнь назвать было бы решительно невозможно — кроме возрастных морщин, лицо Дениса «украшали» разнообразные шрамы, среди которых имелся «царь-шрам», рассекавший лицо по диагонали. Весь этот антураж подкреплялся мрачным взглядом исподлобья. Чтобы связаться с таким типом за здорово живешь, для выяснения отношений по дурацкому и малозначительному поводу, надо было быть полным отморозком.

На это старший помощник и рассчитывал, придавая себе подобный имидж. Он рассуждал так: несмотря на информацию, полученную от «языков» и ощущение (наверняка ошибочное), что он достаточно подготовлен для внедрения в местную инфраструктуру, ошибки, по первости, будут допущены. Крупных он постарается не допустить, а мелкие будут демпфированы его угрожающим видом — нормальные люди постараются не связываться, ну, а с отморозками по-любому не договоришься.

Осознавая свою вину, Денис пробурчал себе под нос, но так, чтобы было слышно окружающим:

— Задумался… — давая тем самым оппоненту шанс выйти из боя без потери лица. Но, последний шансом не воспользовался:

— Заду-у-мался! — передразнил он старшего помощника. — Тоже мне прохфессор из Химназеума! — деланно расхохотался рябой, оборачиваясь к остальным охранникам каравана, расположившимся у него за спиной. Товарищи его надежд не обманули и поддержали заводилу глумливым смехом.

— Чего надо? — ледяным тоном, но не угрожающе, осведомился Денис. Он все еще рассчитывал завершить инцидент мирно. Однако, не получилось.

— Хватит болтать! — рявкнул мордоворот, выхватывая шпагу. — Защищайся!

С этими словами он сделал резкий выпад, которого, по большому счету, от него трудно было ожидать. Фигурой и комплекцией он напоминал скорее кулачного бойца, чем фехтовальщика, однако, как в очередной раз убедился старший помощник, внешность бывает обманчива. Скорее всего, свое личное кладбище рябой сформировал за счет того, что противники никак не ожидали от него такой прыти, но, к удивлению и несчастью мордоворота, Денис не только ожидал, но даже заранее видел, как и куда будет нанесен смертельный удар.

Когда ты знаешь, как будет действовать враг, находишься в измененном состоянии сознания, позволяющем двигаться гораздо быстрее обычного человека, напичкан нанороботами, делающими тебя гораздо сильнее и гибче обычного человека, то сделать короткий подшаг вбок, пропуская противника мимо, а затем рубануть его по шее, выхваченной шпагой, это такой пустяк, о котором не стоит даже говорить.