Найди меня Шерхан

— Свободный вип. И ужин. Или мне поискать более гостеприимное заведение?

— Что вы, Арсен Павлович, — Саркис вытер потный лоб, — сейчас все будет. А в вип уже можете проходить.

— Хочешь девочку попользовать, не отходя от кассы? — осклабился Чечен. — Правильно, Шерхан, я бы и до випа не стал тянуть.

— Моя девочка, где хочу, там и пользую, — Арсен даже постарался сказать это ровно, чтобы в голосе не звучало раздражение.

С Чеченом у Ямпольского мир, и то, что его все сегодня раздражают, не повод этот мир нарушать.

— Ну-ну, дело молодое, — с трудом сдерживая злость, сказал генерал.

«Еще бы. Все давно знают, что ты импотент».

Арсен не стал отвечать, но ощутил, как вздрогнула прижавшаяся к нему девушка. Пожалуй, Лере стоит рассказать самому и побыстрее, иначе донесут в таком виде, что она завтра же подаст на развод.

Арсен посторонился, давая Агате дорогу. Присутствующие не спешили расходиться, и Ямпольский то и дело ловил на себе злые недовольные взгляды. А когда Агата вышла из-за его спины, во взглядах, направленных на нее, разгорелась настоящая похоть.

Он обернулся на девушку и мысленно выругался.

«Чтоб тебе, Януш, на том свете икалось. Породил такое, сам свинтил, а мне теперь расхлебывать…»

Глядя на нее, Арсен в который раз поражался, как приземистый, лысеющий толстяк Януш смог произвести на свет такое совершенство. Лара Дворжецкая красива, но там породой и не пахнет. Арсену никогда не нравился ее визгливый голос, деланный смех и короткие пальцы. А еще ноги у щиколоток — тяжелые, как у крестьянки.

Здесь же в каждой косточке, в каждом изгибе видна голубая кровь, похоже, не врал, Януш о своей родословной. И сейчас Арсену видны все эти изгибы, мать тебя за ногу, Дворжецкий… При этом лицо как у ангела с чистым, невинным взглядом. Разве можно на такое спокойно смотреть?

Ходячий грех. Сказал же кто-то в самую точку…

Арсен снял пиджак и набросил на плечи Агаты, она тут же стянула полы, прикрывая чересчур откровенный вырез. И Ямпольскому показалось, что все вокруг одновременно облегченно выдохнули.

— Приведи мне ее отчима, — бросил Арсен, проходя мимо Саркиса.

Когда-нибудь он сожжет этот клоповник дотла, хорошо бы вместе с хозяином. Но пока Ринат за него топит, тронуть Арутюнова Шерхан не может. Зато Шерхан может подождать.

***

Я не смею поднять глаза на Арсена. Он сидит напротив, молча меня разглядывает, а мне кажется, если я сейчас на него посмотрю, вспыхну как спичечная головка. И сгорю.

Мне стыдно. Когда я поняла, что за аукцион устроил Гена, первым желанием было выйти в ближайшее окно. Но мы в подвале, и окон здесь нет. Арсен сразу ушел, я слышала возню в коридоре, но не надеялась, что он вернется. А он вернулся и купил меня за сто тысяч долларов.

Что теперь я должна делать? То, что хотел от меня Гена? С Арсеном… От этой мысли становится горячо в груди, и в то же время я понимаю, что не могу. Не представляю, что со мной будет, если Арсен прикоснется ко мне. Я ведь сразу умру.

— Рассказывай, Агата, — приказывает Арсен, через силу поднимаю глаза, и он качает головой. — Прости, я допустил бестактность. Как мы можем поговорить с тобой?

Машу рукой, будто пишу в воздухе. Он зовет официанта и просит принести ручку и лист бумаги. Входит Саркис с Геной, отчим сияет, правда, на Арсена поглядывает с некоторой опаской. Арсен откидывается на спинку и кладет руки на стол.

Я смотрю на его руки и не могу отвести взгляд. У него такие красивые сильные руки, мужские, крепкие, с длинными пальцами. Вспоминаю, как он держал меня за локоть, уводя с постамента, а потом накидывал пиджак, и дыхание перехватывает.

Арсен намеренно долго не начинает разговор, вынуждает пришедших ждать и переминаться с ноги на ногу.

— Какая твой доля с аукциона, Саркис? — наконец снисходит он.

— По-разному, Арсен Павлович, когда двадцать процентов, когда тридцать. В этот раз мы с Геннадием Валериевичем договорились пятьдесят на пятьдесят.

— С кем? — деланно удивляется Арсен. Я вижу, как он намеренно игнорирует отчима, и мне становится немножко легче. Особенно, когда я думаю, что это из-за меня. — А он при чем?

— Ну как же, Арсен Павлович, — забеспокоился Гена, — это же я ее привез.

Ямпольский достает из кармана бумажник, отсчитывает несколько мелких купюр и бросает отчиму.

— Возьми за бензин. Саркис, — больше на Гену он не смотрит, зато смотрю я и замечаю, как тот покрывается пятнами, — девушка совершеннолетняя, опекунов у нее нет, поэтому не вижу необходимости в посредниках. Значит, тридцать процентов тебе, остальное девушке.

— Арсен Павлович, — голос отчима срывается на крик, — но это моя падчерица! Вы должны договариваться со мной!

— Саркис Ваграмович, — негромко говорит Арсен, постукивая по столу ручкой, которую вместе с бумагой принес официант, — объясни ему, что я с дерьмом не договариваюсь. Ты согласен на тридцать процентов?

Саркис поспешно кивает, и Ямпольский достает телефон. Делает несколько звонков, Гена бросает на меня яростные взгляды, я вжимаюсь в спинку дивана. Здесь большие мягкие диваны, и я невольно краснею, вспоминая, брошенное Арсеном: «Моя девочка, где хочу, там и пользую».

— Через полчаса деньги будут, — Арсен прячет телефон, Саркис прикладывает руки к груди и склоняет голову.

— Тогда я забираю ее домой, — заявляет отчим, подходит ко мне и протягивает руку. — Пойдем, Агата.

Я не успеваю заметить, что происходит, но он уже лежит у противоположной стенки, сложившись вдвое.

Арсен упирается одной рукой в стол, затем садится обратно и вытирает вторую руку салфеткой.

— Ты даже на метр к ней не приблизишься, урод, — говорит спокойно, но я чувствую, что он едва сдерживает бешенство.

— Гена, Арсен Павлович купил Агату, — повторяет Саркис, с тревогой глядя на отчима, хватающего ртом воздух, — она теперь его, ты должен отнестись с пониманием.

— Она мне обещала, — хрипит Гена, — она согласилась мне помочь!

— Помочь? — приподнимает брови Арсен и смотрит на меня. — Агата, это правда? — звенит в воздухе, и мне хочется исчезнуть. Опускаю голову, волосы падают на лицо. Голос Арсена звучит в тишине кабинета похоронным набатом. — Это правда, Агата? Посмотри на меня!

Не поднимая головы, медленно киваю и закрываю глаза.

***

— Агата! — требовательно повторяет Арсен.

Только я собираюсь с духом, чтобы посмотреть ему в глаза, как тут открывается дверь и входят трое. Судя по их внешнему виду, личная охрана.

— Я привез, Арсен Павлович, — один из прибывших поднимает повыше черную спортивную сумку. Наверное, он у них главный.

— Спасибо, Семен, — Арсен взглядом указывает на стол, Семен переворачивает сумку и высыпает содержимое. Аккуратно схваченные по краям резинками пачки долларов.

Арсен раскладывает их в ряд — ровно десять, значит, в каждой пачке по десять тысяч. Три пачки отодвигает на край стола.

— Это твои, Саркис, как и договаривались. А это, — он пронзает меня взглядом и двигает оставшиеся семь пачек, — тебе. Так что, Агата, может, я все же узнаю, что — точнее, кого — я купил?

Хватаю ручку и пишу, с силой давлю, что даже бумага рвется.

«Сожалею, Арсен, вы сделали не совсем достойное приобретение», — складываю в сумку пачки и двигаю по столу обратно. Гена из-под стенки завороженно следит за мной, а я ловлю себя на мысли, что Арсен ему не верит. Скажи я, что отчим лжет, он поверит мне. И никто ничего не узнает, свидетелей нашего разговора нет.

Но я не могу обмануть Арсена, не могу. Только не его.

— Так, — он читает и поднимает на меня тяжелый взгляд, — а теперь с этого места и подробней.

Я не верю своим глазам, потому что не вижу в этом взгляде ни презрения, ни осуждения.

— Ларка в больнице на сохранении, — почему-то Гена решил, что спрашивают его, — а тут меня грохнуть хотят. Сами знаете, карточный долг…

— Быстрее.

— Если грохнут, точно ребенка скинет, и сама коньки отбросит, — торопливо заканчивает Гена.