Страница 42 из 74
Телефон стоял напротив меня. Прошел почти месяц с нашего последнего разговора с Кейт. Мне очень хотелось позвонить домой.
Нет, нельзя.
Телефонная компания заверила меня, что обратный звонок был невозможен, но риск все равно оставался слишком велик.
Мне нужно было вернуться обратно в Улей. На свою вылазку Джаспер взял с собой двоих, которых наверняка просветил о своей работе. Кто-то в Улье должен был об этом знать.
Одеваться было непросто. Я прошла через это на чистой воле и отправилась в конюшню. Густые тучи, беременные дождем, заволокли небо. Воздух был неподвижным и влажным, пропитанным удушающей жарой. Скоро начнется шторм.
Тюльпан стояла в своем стойле, но ее морда снова была в крови, а значит, она явно отправлялась погулять с утра.
— Ты это видела? Идеальная кормовая смесь. Овес премиального качества. Вкуснющее сено. Неужели так сложно набить себе брюхо ими?
Тюльпан фыркнула в ответ. Я почистила ее, оседлала и мы тронулись в путь.
Мой бездомный приятель все так же сидел на своем посту, на перекрестке, выглядя голодным и несчастным. Я проехала мимо него, снова купила пару здоровенных калачей в киоске, и привезла ему один. Он смотрел на меня так, словно я была коброй Софии, но, тем не менее, принял горячую выпечку.
— Скоро пойдет дождь, — сказала я. — Тебе стоит найти укрытие.
Он как всегда не обратил на меня внимания.
Методистская больница была моей первой остановкой. Я сидела у кровати Дугласа, держала его вялую руку и смотрела, как жидкость медленно капает из его капельницы.
Он был хорошим парнишкой. Смелым, добрым. Он пытался защитить кого-то, кто был меньше и слабее его, даже зная, что это ему навредит. Он пытался защитить меня, хотя совсем меня не знал и ничего не был мне должен. В его короткой жизни было мало поводов для радости.
Мне очень хотелось, чтобы он выжил, но все, что я могла сделать — это сидеть у его постели и смотреть на него в бессильной ярости. Я помнила, как точно так же сидела за решеткой камеры в цитадели Молоха, и смотрела, как люди вокруг меня гнили заживо. Избитые, измученные, грязные, они сдавались. У них не было имен и воспоминаний. Они не жили, а существовали в агонии, желая умереть.
Было почти невозможно убить надежду в человеческих существах. Она неудержимая часть нашего духа. Надежда поддерживала нас, но, сидя посреди этого моря человеческих тел, я с абсолютной уверенностью знала, что их надежда умерла. Я видела, как они страдают, и плакала, чтобы не дать беспомощной ослепляющей ярости разорвать меня на части.
Каким бы могущественным ты ни был, жизнь всегда найдет способ ударить тебя ножом и провернуть его в ране. Никто не был неуязвимым.
* * *
Я РЕШИЛА ехать в Улей длинным путем. Дорога заняла у меня лишних десять минут, зато я смогла заехать в «Пекарню Галины». Маленький магазинчик всё ещё был на своем месте спустя все эти годы. Я купила пирожок с клубникой, и пока Тюльпан несла меня по улицам, принялась его уминать, параллельно размышляя о сундуке, божественной твари, чудаковатом оттенке жёлтого, в который кто-то выкрасил ехавшую впереди меня машину… О чем угодно, лишь бы не думать о Дереке.
У меня было много слабостей, и непреодолимая потребность контролировать себя, была одной из них. Меня не волновал контроль над другими людьми. Я не занималась управлением и не делегировала полномочия, когда кто-то другой лучше подходил для задачи, но мне приходилось постоянно держать себя в руках. Вероятно, за этой потребностью стояло множество глубоко укоренившихся психологических проблем, разобраться с которыми смог бы разве что десяток психиатров, но все сводилось к одному: я держала свои эмоции в стороне от своих действий. Я скрывала свои слабости. Даже когда гнев накатывал на меня горячей красной волной, я не отступала. Я никогда не теряла самообладания перед другими людьми, если только они не были членами семьи. Если я кричала, то это был расчет. Если я плакала, то сугубо ради влияния.
Дерек заставил меня потерять мое самообладание. Я продолжала проигрывать наш разговор у себя в голове. Дело было в том, как он смотрел на меня. Как он сидел, улыбался, как говорил. Все, что он делал, напомнило мне о том, от чего я избавилась. Каким-то образом, он пробил плешь в моей броне и добился от меня честной, инстинктивной реакции. Как же я это ненавидела.
Он был одной из причин, почему я научилась себя контролировать. Не главной причиной, далеко не самой важной, но все равно одной из них. Даже ребенком я понимала, что если я открыто признаюсь ему, как сильно я его люблю, как я рада видеть его каждый день, это сделает наши отношение необратимо неловкими. Я не хотела, чтобы он меня избегал.
Сейчас я бы отдала что угодно, лишь бы с ним не встречаться.
У нас не было причин снова общаться. Рано или поздно, Асканио доберется до него и его разношерстной команды оборотней. У Дерека появятся другие заботы, и он оставит меня в покое.
Мы приехали к зданию с телефонной линией. Я сунула остатки пирожка в рот, спрыгнула со спины Тюльпан и направилась к разрушенной лестнице. В очередной раз починенный телефонный кабель свисал со столба. Люблю, когда план идет как по маслу.
Скинув плащ, я полезла на столб. Я преодолела две трети, когда знакомый хриплый голос спросил:
— Чем это ты занята?
Только благодаря отточенным рефлексам я не свалилась со столба и не приземлилась на задницу.
Вот же сукин сын!
Дерек стоял, прислонившись к разваливающейся стене. На нем были рабочие штаны цвета хаки, запачканные цементной пылью и ржавчиной, зелёная кофта с длинным рукавом, и «Робин Гуд» — капюшон, наброшенный поверх плечей и переходящий на лице в маску, закрывающую рот и нос. Их носили восстановительные бригады, чтобы уберечь лёгкие от пыли и лицо от солнца. Он выглядел, будто только что покинул одну из спасательных бригад с Тед Тренер Драйв. Я не могла даже разглядеть его лица, не говоря уже о шрамах.
Зачем он здесь? Зачем, зачем, зачем, зачем, зачем…
— Что ты здесь делаешь? — спросила я.
— Ты не успела мне все рассказать. Поскольку ты похожа на человека, который не любит оставлять дела незаконченными, я решил сэкономить тебе время на мои поиски.
Держи себя в руках.
— Как великодушно с твоей стороны.
— Само собой. Я могу быть хорошим другом или ужасным врагом.
— Хочешь сказать, у тебя не очень получается враждовать?
Он пожал плечами.
— Можно было бы узнать мнение моих противников, но вот незадача — никого не осталось в живых.
Конечно. Я продолжила подъем, старательно сохраняя невозмутимый вид.
— Мы договорились обменяться информацией. Свою порцию ты получил. Можешь быть свободен.
— Ты продолжаешь скрывать от меня важные детали.
— Например?
— Например, парнишку в больнице Святого Луки и девчонку, которую охраняют Гиллиамы.
И как, скажите на милость, он это узнал?
— Это не твоё дело.
Его глаза сверкнули.
— Это очень даже мое дело.
Он не зарычал, сохраняя совершенно спокойный тон, но в его голосе таилась скрытая угроза, которая не была всецело человеческой. В нем чувствовался волк — наблюдающий, выжидающий своего часа, отделенный от мира лишь тонким слоем человеческой кожи.
Мои руки соскользнули. Они вымазали верхнюю треть столба смазкой WD-40. Вот уроды.
Он наблюдал, как я пытаюсь вскарабкаться вверх.
— Каждый раз, когда я встречаюсь с вами, мисс Райдер, вы пытаетесь от меня убежать. Что-то во мне заставляет вас чувствовать себя неуютно?
Все в нем вызывало у меня чувство дискомфорта.
Я опять соскользнула. Твою мать.
Дерек подпрыгнул на добрых три метра и одним взмахом рассек провод.
Я съехала со столба, и, приземлившись, развернулась спиной к дереву. Дерек стоял тут же, всего в футе от меня. Его капюшон был опущен, а глаза горели огнем.
— Что за возня со столбом?
— Я люблю лазить по столбам в свободное время.