Страница 4 из 5
– Или Евпраксия, – кивнул Петрович. – А однажды я общался со старушкой по имени Ифигения.
– Что это имя означает, интересно?
– Насколько помню – Бессмертная.
– А что? Ифигения Кащеевна – звучит! Правда?
– Звучит, – согласился Петрович.
– Кстати, как вас зовут? – поинтересовалась она.
– Местные все зовут просто – Петрович.
– А меня местные зовут Геля. Некоторые друзья – Гела.
– Почему Гела?
– Есть соображение на этот счет, – усмехнулась она. – Но я с ним, с этим соображением, не согласная.
21.20
Они молчали, улыбаясь. Глядели друг на друга.
– Так вы тут стояли, чтобы сказать мне, что я ангел? – спросила она.
– На самом деле, я не знаю, зачем тут стоял. Точнее, знаю – я ждал вас. Но не знал, зачем… Наверное, просто хотел поговорить. Сказать, как вы прекрасны.
– А вечер, я смотрю, перестает быть игривым и становится томным, – подмигнула она. – Тогда говорите.
– Что говорить?
– Как что? – удивилась она. – Что я прекрасна. Вы же так этого и не сказали.
– Действительно, – усмехнулся Петрович. – Не сказал. Тогда скажу: вы прекрасны.
– Потрясающе! – сказала она. – То-то муж обрадуется, когда узнает, что у меня очередной поклонник.
Петрович сник.
– А вы замужем? – спросил он, выискивая взглядом кольцо на ее руке.
Кольца не было.
– В каком-то смысле – да, – сказала она. – А вас это пугает?
– Я ничего не боюсь, – ответил Петрович.
– Тогда пойдемте погуляем, Макфлай, – сказала она, неожиданно беря его под руку. – Проводите меня, а то темно уже становится.
21.30
– Почему Макфлай? – спросил он, шагая по тротуару.
– Ну вы же ничего не боитесь, – улыбнулась она. – Совсем как Марти Макфлай.
– Это кто?
– Божечки! Вы не знаете, кто такой Марти Макфлай?
Петрович покачал головой.
– А какие вы фильмы смотрите? – поинтересовалась она.
– Разные, – уклончиво ответил он, припоминая фамилии режиссеров. – Балабанова смотрю, Тарантино… Правда, я в кино лет двадцать не был.
Они пересекли улицу, прошли вдоль гаражей и шагнули на шпалы заброшенного пути.
– Куда мы идем? – спросил Петрович. – Я думал, вы рядом с магазином живете. Часто видел вас там.
– А вы где живете?
– В общаге. В той, в которой магазин находится.
– А, где химики жили?
– Какие химики? – удивился Петрович.
– Монахи! Последователи учения Бертольда Шварца…
Увидев его недоумение, Ангелина засмеялась.
– Да шучу я, – сказала она. – Химики – так называли осужденных. В этом общежитии раньше находилась колония-поселение, где они жили.
– Серьезно?
– Ага, – улыбнулась его спутница. – Страшное было время. Мама рассказывала, что ночью по микрорайону опасно было ходить. Химики приходили на танцы в парк, приставали к людям. Драки там постоянно случались… Отбыв срок, многие оседали здесь же, в микрорайоне, потому что возвращаться им было некуда: после суда всех выписывали из квартир, а некоторые жены, подхватив детей, уезжали, чтобы начать новую жизнь. Мужики, мотая срок, находили здесь новых возлюбленных, селились потом у них, заводили детей – и получали новые сроки, потому как люди не меняются. А став рецидивистами, они уже уходили далеко и надолго. Дети росли, не зная отцов, но с их генами.
21.45
Они шли по шпалам, уходя все дальше от жилых домов. Над головами зажигались звезды.
– Так вы думаете, люди не меняются? – спросил Петрович.
– Говорят, что нет. Они приспосабливаются. Вы же знакомы с трудами Дарвина?
– Так… В общих чертах: естественный отбор, выживает сильнейший. И все такое…
– На самом деле, он не писал, что выживает сильнейший. Дарвин употребил фразу «выживание наиболее приспособленных». То есть виды, которые сумели приспособиться к тем или иным условиям, выживают, а кто не смог приспособиться – те, увы, уходят в мир иной.
Помолчали, шагая по шпалам. Удивительно: вроде ночь, но не темно, отметил Петрович.
– Вы мне так и не ответили: куда мы идем? – напомнил Петрович.
– К дяде Мише. Вот, несу ему ужин: хлеб, вино.
– А ваш дядя не дурак! – хмыкнул Петрович. – Вино на ужин.
– Все ж лучше, чем водка, верно? – сказала она.
Фраза прозвучала совсем не обидно, поэтому Петрович легко согласился:
– Верно. Я бы тоже не отказался пить на ужин вино. Только дорого. И его надо много, чтобы торкнуло…
– А это обязательно – чтобы торкнуло? – улыбнулась Ангелина.
– А зачем тогда пить? – удивился Петрович и даже остановился.
– Например, для улучшения пищеварения, – ответила она, продолжая идти. – Для радости. Или для соблюдения традиции, для ритуала…
Оглянулась.
– Так вы идете?
– Да-да, иду, – пробормотал он, подходя ближе. – Знаете, вы удивительный человек.
– Почему?
– Потому что я, разговаривая с вами, постоянно удивляюсь! – сказал Петрович. – А если серьезно, то я уже забыл, когда нормально общался с людьми. Все разговоры – либо по делу, либо ни о чем. И главное, никто не слушает, что ты говоришь – люди просто ждут своей очереди вывалить на тебя информацию… Вы заметили, как местные здороваются?
– «Как оно ничего?» – улыбнулась она.
– Вот именно! Я даже поначалу не понимал, чего они спрашивают.
– Это означает «как дела?» – сказала Ангелина. – Только на самом деле никому не интересно, как у вас дела.
– Ага, – кивнул Петрович. – Есть даже такое выражение: зануда – это человек, который на вопрос: «Как дела?», начинает рассказывать, как у него дела.
– Женщины говорят иначе, – засмеялась Ангелина. – Зануда – это человек, которому проще дать, чем объяснять, почему ты не хочешь давать.
– Чего дать? – не понял Петрович.
– Того!
– А, – сообразил он. – Вы про секс.
21.56
– Именно, – ответила она. – Среди местных людей слово «дать» используется только в этом значении.
– А как же, например, фраза «дать по морде»?
– Эту фразу легко можно заменить одним нецензурным словом, – пожала плечами Ангелина. – Здесь никто не пользуется этим анахронизмом – «дать по морде». Да и слово «морда» редко услышишь.
– Дайте угадаю, – сказал Петрович. – Они заменяют его нецензурным словом?
– Вы догадливый.
Петрович усмехнулся.
– Да нет, на самом деле я осведомлен о терминах, распространенных среди местного населения…
Он замолчал, оглядываясь по сторонам.
– Но помилуйте, куда, в самом деле, мы направляемся? Где он находится, ваш дядя?
– Он сторож на бывшем заводе, – ответила она. – Видите – впереди огни? Этот путь ведет как раз туда, на завод, а на въезде имеются ворота и КПП. На этом КПП дядя Миша и сидит. Только он мне не дядя.
– Это как?
– Да так. Все его называют дядя Миша, хотя он, скорее, дедушка Миша. Он был старым, когда я еще была совсем маленькой девчонкой. Сколько ему лет – никто точно не знает. Но за последние годы он ничуть не изменился. Дядя Миша работал сторожем на заводе, когда завод еще функционировал. Теперь охраняет то, что от завода осталось.
– А чем там занимались, на том заводе?
– Если не ошибаюсь, делали какие-то железобетонные изделия. Что-то в этом роде. У меня мама там когда-то давно работала, она с тех пор дядю Мишу и знает.
– Так ваша мама и дядя Миша?..
Ангелина засмеялась:
– Да ну нет же! Это совсем не то, что вы подумали. Он уже тогда ей в отцы годился. А может, и в деды…
Рука Ангелины легла на его плечо, а сама она стала идти по рельсам.
– Согласен, по шпалам идти неудобно! – сказал Петрович. – Расстояние между ними всегда разное. Интересно, почему?
– Наверное, именно потому, что они не предназначены для гуляния, – предположила она.
Потом стала напевать:
– Путь наш длинен и суров, много предстоит трудов, чтобы выйти в люди, чтобы выйти в люди…