Сковородка судного дня

Дом племянника был через улицу, я постучала в окно.

– Панна трактирщица? – удивилась открывшая его женщина.

– Мы с пани Агнешкой, – сказала я, – уговаривались, что сегодня заказ приду забирать, льняные салфетки с вышивкой, а она не открывает.

Женщина ахнула, захлопнула окошко. Ждать я не стала, дальше разберутся без меня, побрела к трактиру. Было очень грустно.

– Адель! Драгоценная панна Моравянка.

Вздрогнув от звуков густого баритона, я изобразила приветливость:

– Добрый вечер, пан Килер.

Бургомистр без своей секретарши выглядел каким-то нецелым, я даже посмотрела по сторонам, не догоняет ли его панна Ясна.

– Я же просил называть меня просто по имени. Ну же… Скажите: «Карл, какая приятная встреча». – Пан Килер взял меня под руку. – Прекрасный вечер для прогулки.

– Пан бургомистр…

Я собиралась освободиться и тут заметила приблуду, не простую злыдню, а целое помертвие. Какая жалость, что я не захватила сковороды. Злыдни питаются низменными человеческими чувствами – злостью, завистью, вожделением; помертвия являются в дом, где прощаются с покойным, приносят родне болезни и неудачи.

Бургомистр ждал продолжения фразы, прижимая к своему боку мой локоть. Приблуды он не видел, хотя она как раз с нами поравнялась. Ладно, если сковородки у меня нет…

Пан бургомистр упал.

– Какая досадная случайность! – воскликнула я, как будто не поставила ему только что подножку. – Карл, вы не пострадали?

На уличной брусчатке осталось грязное пятно. Пан бургомистр упал именно туда, куда следовало, чтоб пришлепнуть помертвие задом. Мой почтенный поклонник тоже был магом, как и Марек, которого я обещала приютить, пока он не найдет невесту.

Кстати, как он там? То есть Петрику он, скорее всего, навалял…

– Простите… – Бургомистр поднялся, расцеловал мою руку, которую я ему протягивала для помощи, а не для поцелуев. – Адель…

Хорошо, что бледное лицо пана Килера было опущено, и он моего не видел. Захотелось вытереть ладонь о юбку. Прикосновения нашего начальства всегда вызывали во мне непонятную гадливость, до дрожи, до тошноты. Нет, во внешности Карла не было ничего отвратительного. Приятный мужчина чуть за тридцать. Довольно высокий и худощавый, всегда чисто выбритый. Рыжие кудрявые волосы, серые глаза, нос с аристократической горбинкой. Некоторые городские панночки на холостого бургомистра заглядывались. Особенно после того, как выяснилось, что он потомок того самого княжича Киля, что основал в незапамятные времена наш городок. Богатый, нестарый, солидный. Чего еще надо? Только помощница бургомистра панна Ясна быстро те заглядывания пресекла. «Невозможно, чтоб господин вниманием своим чернь одаривал. А вы все здесь чернь, хотя панами прозываетесь. Чернь и ничтожества!» Жаль, что запрет касался только женского населения, а самого пана бургомистра никак не ограничивал.

«Ну чего ему от меня надо? А? Не отлипнет никак, поцелуй мокрый, как будто собака ладонь лижет». Меня передернуло, и я забрала руку, не забыв нацепить на лицо извиняющуюся улыбку:

– Прощения просим, вельможный пан, мне в трактир возвращаться надо.

– Я как раз в него направлялся. – Бургомистр кивнул в ответ на приветствие прохожего. – Рассчитывал поужинать вашими великолепными колбасками и повидаться с прекрасной панной.

Пришлось идти рядом и поддерживать беседу. Пан Килер спросил, зачем я на Княжей улице. Я ответила заготовкой, что заказ собиралась у старой Агнешки забрать. Про то, что швея уже отправилась в смертные чертоги, говорить не стала. Завтра родственники в управу сообщат. Бургомистр поинтересовался, как развивается мое дело, хороша ли прибыль, не обижают ли поставщики. Выслушав жалобы (я бы жаловалась, даже если бы все на самом деле было прекрасно, прибедняться у нас, трактирщиков, положено), вздохнул:

– Вы – одинокая незамужняя девушка, панна Моравянка. Разумеется, вам трудно заниматься таким предприятием, как «Золотая сковородка». Когда ваша матушка покинула этот мир?

– Полтора года назад.

– Время траура истекло. Адель, вам нужно серьезно подумать о замужестве.

В этот момент мне почему-то вспомнилась застольная песенка о рыцаре со служанкой. Сейчас пан Килер предложит мне пять сотен талеров и личного кнехта. У него же в доме на холме их много: прислужников, охранников, псарей и конюхов. Повар? Чтоб было кому за кухней присмотреть, пока я в спальне буду господскую милость отрабатывать? Только вот Лимбург – город вольный, князьки-рыцари остались в далеком прошлом.

– …в библиотеке пращура об этом красивом древнем обычае.

– Простите? – вынырнув из раздумий, я поняла, что, оказывается, пропустила мимо ушей часть разговора.

– Панна Ясна, – повторил бургомистр, – разбирая мои фамильные фолианты, обнаружила рукопись времен закладки нашего города. Праздник Медоточия проводился уже тогда, юные тарифские девы танцевали у волшебных камней, выбирали Медовую королеву.

– Теперь ее называют хороводной.

– Мы возродим древние традиции, но немного их осовременим. Медовая королева на празднике выйдет замуж. Изначально этот обряд, направленный на защиту плодородных наших земель, носил более жестокий характер.

Я покраснела. Хороводной королевой я становилась уже пять раз и собиралась в шестой. После праздника я оставалась подле медоточивых камней и до рассвета слушала не привычную всем паннам Лимбурга лесть, а занимательные истории из прошлого. Камни любили вспоминать.

– Думаю, – сказала я осторожно, – что городской совет будет возражать против изменения обряда.

– Он согласен. – Пан Килер открыл дверь трактира и пропустил меня вперед. – Почтенные старейшины рады возможности привлечь в Лимбург новых гостей. К нам на праздник прибудут люди со всего Тарифа, аристократы из столицы, богатые купцы, бродячие актеры. Буквально сегодня я получил письмо…

– Анджей выбил дно из шестого бочонка, – пробасила у плеча тетка Гражина, – в пекарне сбились с ног, мы распродали недельные запасы брецелей, теперь просто солим сухари и подаем их к пиву.

Бургомистр отвечал на многочисленные приветствия, я вела его к личному столику в уголке, Гося вытирала столешню тряпкой. Сухари? Интересно, кто придумал?

Марек, уже надевший рубаху, стоял за стойкой и солил разложенные на подносах ломти. На макушке его красовалась фетровая шляпа с пучком павлиньих перьев, раньше принадлежавшая ревнивому Петрику. Рукава его рубахи были засучены до локтей, смуглая кожа рук контрастировала с белым тонким шелком.

– Бойкий хлопец, – похвалила Гражина, – сразу к работе. На Гоську прикрикнул, Анджею оплеуху. Успел с Богуславом поторговаться, мясник нам вдвое цену на колбаски снизил.

Я как раз отодвигала стул для бургомистра, этот ежевечерний обряд у нас был до мелочей отработан, и только могла удивленно приподнять брови.

– Вдвое от старой, – уточнила тетка. – Марек ему пригрозил, что трактир в Застолбеньках будет закупаться, что тамошний мясник Яцек Полурукий…

Дослушать не удалось, пан Килер сделал заказ, и, хотя я была уверена, что он от прошлого, позапрошлого и еще десятка «поза» не отличается, нужно было исполнить долг хозяйки. Ну да, как обычно. Дюжина колбасок без гарнира и сидр. Пива наш градоначальник не пил. Я отправилась за стойку. Марек немного отодвинулся, чтоб пропустить, подозвал Госю:

– Сухари и восемь кружек вон тем панам у стены, милая.

Длинные смуглые пальцы легонько ущипнули девичью щечку. Даже если бы руки Госьки не были заняты, она бы все равно не отбивалась. Ласка ей понравилась, обе щеки налились румянцем. Бедный Анджей, кажется, ему предстояло ревновать.

Я присела, выдвинула из-под стойки ящик-ледник, где у нас хранилась бургомистрова дюжина колбасок и еще восемь сверх, иногда пан Килер просил добавки, стала уже подниматься, но в этот момент Марек тоже присел, и мы столкнулись лбами.

– Ходят слухи, – прошептал он заговорщически, – что панна Моравянка с бургомистром гуляет.

– Тебе что за печаль? – терла я место ушиба.