Страница 2 из 6
Видя как Родос безуспешно старался, отец мягко подшучивал над ним, а потом и вовсе бросив все, подошел к нему, показывая как надо делать, чтобы получалось. Спустя пару минут практики и наставничества, у сына стало получаться, пусть и не с такой скоростью как у отца, правильно, убирать кору.
– Главное практика, но ничего, научишься, – говорил отец. – … Да и, в общем-то, на сегодня все, хватит. Завтра их распилим, и потихоньку приготовим укрой для хлопка. Мама будет тобой гордиться, какой ты у неё растешь, – и, взяв сына на руки, расшевелив рукой волосы, они направились в семейное палаццо.
Они прошли белоснежное поле, зайдя сразу в дом. Перед входом на кухню, где их ждала мама, они зашли помыть руки после земельных работ.
– Дело не только в прибыли. – сказал отец, моя руки в одной раковине с сыном. – Не думай, что дело только в деньгах. Вовсе нет.
Родос вопросительно посмотрел на отца, спросив его, почему же дело не в прибыли.
– Ты скоро узнаешь…
В стенах семейной кухни, мягкий парфюм Анны насыщал стены всего дома, а её выпечка, со всей признанной любовью сделанная, дожидалась работников земли. Она сидела за столом, вглядываясь в прошедшие моменты жизни, запечатленные семейным фотоальбомом, но сразу оторвалась от его, когда узнала по шагам Алексея и сына.
– Вы вернулись? Я уже все приготовила, проходите быстрей, – произнесла она, когда только-только мужчины прошли порог гостиной.
III.
В тот день, Анна оставила фотоальбом на одной из знаковых страниц своей жизни – свадьбе. Белая фата, темный костюм, строгая плавка цветов, но мягкое сходство характеров супругов проживших далее много лет. Следующая фотография была общей, где семейство купило новый дом и стояло на его фоне. Родосу тогда было лет пять, и даже сейчас, сидя в купе вагона было приятно видеть это фото, никак не возобновляемое памятью. Страница перелистывалась раз за разом, показывая беспечность студенческой жизни в столице, первых сотоварищей академии, ключевую защиту дипломной работы. На этой стороне, время родителей перетекло к сыну, взявшего продолжать традицию вставки фото в семейный альбом. Конечно, все это можно было сохранить в телефоне, никогда не удаляя, но то требовал принцип – продолжать начатое своих предшественников. В этом была и летописная подоплека. Так возможно узреть яркую смену эпох, как рода, так и страны в целом. Ещё пару страниц назад на них был дед Родоса, запрягавший лошадь, позже его отец, заставший распад союза и общественный нигилизм. Сейчас настало новая веха – веха самоопределения. Казалось страна, наконец, поняла дорогу куда двигаться, даже начала путь, но что-то ещё не хватало. Не хватало ростков новых людей.
С распада советского союза, новое время принесло небоскребы-офисы, высокотехнологичную технику с искусственным интеллектом, модные, передовые слова на западный манер и бесчисленные гаджеты с миллионом различных приложений с первоначальным упором на облегчение и улучшение человеческой жизни, а после латентным выкачиванием денежных средств своего носителя. Общество стало изысканней, упитанней смыслами. Массе не требовалось высоких искусств, творческих самоотречений, каких-либо реформ и изменений. Оно перенасыщено этим. Дайте чего-то простого, минималистичного; дайте красу не в творениях, дайте красу в одежде, машинах, обуви, картинках-мемах, простых развлечений. Такой нужен людям град утончённости.
И все это отражалось на семейном альбоме. Все было ново, фотоальбом только стар.
Наконец он закрыл его, достав из внутреннего кармана, находящегося на одном уровне с сердцем, кулон на котором была изображена одна из самых теплых и нежных фигур его чувств – Ирина. Она бесконечно терзала его в ночах, рабочих буднях за столом учебников и мыслях. День от дня он верил встрече, верил верности её, вспоминая каждое мгновение её сияний глаз, её запах светлых волос.
Расстояние не было источником проблем. Так было нужно и проверить себя на прочность, и свои чувства, чтобы в конечном счете убедиться в человеке, что он тот самый, нужный. Звонки, переписки, отправленные друг другу подарки – все это мелочь перед моментом ожидания. Но пара станций, ещё пара километров и они воссоединятся.
– По вам видно, что вы движетесь туда, куда и я, – произнес незнакомый мужчина, сидящий напротив, которому Родос не придавал значения, чувствуя с его стороны лишь еле доходящий неприятный запах. Он взглянул на мужчину и смутился его внешности: потрепанный балахон, рваные потертые джинсы, изрисованные ладони синими чернилами с неразборчивыми надписями и небритое лицо с иступлявшей физиономией.
– Почему вы так решили? – спросил Родос.
Незнакомец достал из карманов джинс брошюрку с напечатанной на ней фотографией и протянул её Родосу.
– Вот, меня туда переселяют, – говорил незнакомец, хрипло просаживая некоторые буквы. – А решил я из-за вашего багажа. У нас он одинаков, – говорил незнакомец, обращая взгляд на сумки грека.
Родос рассмотрел брошюру, узнав в ней знакомое жилое трехэтажное здание, соседствующее практически через дорогу от родного дома, прижимаясь к торговому павильону. Это был бывший дом купечества. Из последних разговоров с отцом он узнал, что здание отреставрировали снаружи, вернув прежний вид царских времен. На первом этаже дома располагался небольшой магазинчик, и два жилых сверху. Дом в современности не отличался хорошей репутацией из-за населяющих его жителей Горьковских цвета дна.
– Откуда вы? – спросил Родос, придавая неопрятной внешности незнакомца ещё большее внимание.
– Я церковный послушник…правда в прошлом…меня выгнали оттуда.
– И за что же?
Послушник смутился, на лице проскользнули морщины отстраненности.
– Это не так важно. Тому Бог велел, – отвечал он.
В ответ Родос утвердительно кивнул, отвернув голову, давая понять, что не намерен вести дальше диалог.
– Почти подъехали. Город В., – последнее, что сказал послушник.
Цветущим видом, Родос и без помощи суфлера видел, как приближался к родному перрону.
Попутчики начали собираться. Послушник нервно убирал разложенные вокруг вещи, закрывая собой сумку, стараясь не показывать, что лежало внутри. Родосу стало ещё противнее видеть издерганность мужчины вкупе с его неопрятностью, но случайно набредшее внимание на пакет, лежащий в сумке, из которого торчало стеклянное горлышко, дало понять, в чем дело. «Квасит» – подумал Родос, и, собрав вещи с пастельным бельем, вышел из купе к направлению выхода. Послушник же сидел на месте, предпочтя не торопиться пока поезд не остановится.
Эшелон медленно останавливался. Рядом с Родосом начали скапливаться и толпиться, мешая друг другу сумками, остальные граждане, ждущие, вместе с Родосом, скорого выхода. В каждом взгляде тоска без просвета, в каждом вздохе томительный крик. Наконец, поезд затих на месте, кондуктор с силой просочился меж людей, отворяя двери вагона, словно дверь Романского собора, на сводах которого толпились люди, встречавшие близких, развеивая собой три цвета: красный, белый, желтый.
Социализм, стабильность, либертарианство.
IV.
Имея внушающий, но не тяжелый багаж, Родос сошел с вагона, встречая родные, моментом непривычные, просторы родного города В.
Наэлектризованный шум речей под непомерным шумом машин за вокзалом и бегущих дальше электровозов, ввел грека в иную реальность. По своим замечаниям, от станции к станции, пока он добирался домой, проходящие вокзалы, вместе с прилегающим к нему городком или поселком, становились все беднее и беднее. Все здесь казалось иным и непривычным, как то было в столице.
Осмотрев перрон, и прилегающий к нему вокзал, молодой человек выяснил, что такси находится за правым поворотом, прилегая поодаль от вокзала. Там размешалась небольшая автоточка со своими старожилами, переманивающих людей не покупать билеты на автобус, а следовать в необходимый пункт прямо на такси. Туда и последовал Родос, если бы не знакомый голос, окрикнувший его со спины: