Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 22 из 31



Но у Игоря не было домашнего телефона, а жил он в совершенно другом, отдалённом районе. Я начал быстро соображать. Итак, он отправиться туда завтра рано утром. На чём? На рейсовом автобусе? На электричке? В котором часу? Об этом, естественно, я не имел ни малейшего понятия, так же как и том, где находилась когда- то эта деревня. Оставался единственный вариант – ехать к нему сейчас же «на ночь, глядя». Необходимо было всё ему деликатно объяснить, может быть, даже, извиниться и договориться о завтрашней совместной поездке.

Я начал быстро одеваться. К счастью, дома в тот момент, я был один, родители были на работе. Часы показывали двенадцать минут восьмого. Ещё не поздно. Я нагнулся и стал зашнуровывать ботинки. Неожиданно, яркая вспышка, похожая на ту, в читальном зале, ослепила меня. На несколько мгновений меня окутала кромешная тьма. Вроде бы во тьме промелькнула какая-то фигура, по крайней мере, я успел уловить её контуры. Постепенно пелена перед глазами стала понемногу спадать. Все предметы уже довольно чётко вырисовывались передо мной, и я собрался продолжить зашнуровывать ботинки. Я нагнулся, но в этот момент ещё более ослепительная вспышка озарила окружающее меня пространство. Эта вспышка, пожалуй, больше походила на ту далёкую, в степи, перед вторым появлением девушки. Голова закружилась, колени подогнулись, как будто кто-то резко ударил по ним. В первое мгновение я ничего не мог понять, но резкий звук, может быть грома, а, может, это просто лопнула электрическая лампочка, ввёл меня в состояние панического ужаса. У меня зажужжало в ушах. Электрический свет погас.

Первая мысль, поразившая меня где- то в подсознании, была:

«Что же это? Неужели всё повторяется? Но ведь сейчас я не в степи, и не со злой старухой, а в своей квартире. Поэтому, не может такого происходить». Но затем, я снова почувствовал, как и тогда в поле, а потом в библиотеке, что время остановилось. Я подбежал к оконному стеклу, стремясь увидеть в нём реальный мир, но не смог разглядеть в полумраке, что происходило на улице. Когда снова что- то вспыхнуло (молния?), я не увидел за стеклом своего двора, но то, что я увидел, поразило меня до такой глубины, до какой вряд ли может дойти человеческий рассудок. Я увидел небольшой пригорок, а вокруг него и на нём, торчащие в разные стороны кресты. Мне показалось, что моросит мелкий дождик. «Кладбище» – мелькнуло в подсознании…но, откуда оно здесь?»

Подумалось, что где- то я уже видел это кладбище и как будто недавно, но я никак не мог сосредоточиться и вспомнить. В этот момент один из крестов словно приблизился ко мне. Это был как будто старинный чугунный крест. На нём я успел разглядеть полу стёршуюся надпись, кажется, на старославянском языке, но что конкретно было написано, я прочитать не успел. Новый удар (грома?) оглушил меня. Я уселся в кресло и закрыл лицо руками. Мне казалось, что я задремал.

Очнулся я оттого, что кто- то тихонько прикоснулся к моему плечу. Открыв глаза, я увидел свою маму. Она улыбнулась мне и произнесла:

«Совсем заучился. Ложись в постель, дорогой сыночек, и спи до утра. Не мучайся. Ботинки даже не снял. Вот напасть».

Действительно, на моих ногах были надеты грязные осенние ботинки. Мама озабоченно продолжала:

«Прихожу я с работы. Смотрю, мой сыночек, бедный, уставший, дремлет в кресле. Вот, думаю, бедняжка, как замотался. Разве ж так можно усердно заниматься? Пожалей себя».

«Мама, который час?» – произнёс я словно во сне, и сам испугался своего писклявого и в тоже время хриплого голоса.

«Ты, что хрипишь? Горло простудил? Этого ещё не хватало» – всполошилась мать.

«Сколько времени, мама?» – повторил я свой вопрос умоляющим голосом.

«Время…да восьмой уже. А если точно, то – она взглянула на настенные часы – почти семь пятнадцать».

Вот это да!? Выходит, я не ошибся, время всё- таки остановилось. Здесь я почувствовал, что для логической связки опять чего- то не хватает. В мучительном напряжении я пытался поймать какую- то мысль, но она упорно ускользала от меня. И, вдруг, меня «осенило». Ну, конечно, как же я мог такое забыть!?

Приподнявшись с кресла, я с каким- то холодеющим ужасом спросил у мамы:

«Мама, ты не сильно промокла во время грозы и ливня?» (Насчёт ливня, это я специально добавил, посчитав, какая же может быть гроза без ливня).





Мама недоумённо взглянула на меня, а потом подошла и испуганно пощупала мой лоб:

«Мой милый мальчик, что с тобой? Какая гроза? Какой ливень? Не было этого. Весь день погода сухая простояла. Почти бабье лето. Видно приснилось тебе это всё, а, может, померещилось. От усталости и переутомления. Моему сыночку необходимо хорошенько отдохнуть». Мама ласково погладило меня по голове.

В этот момент стыд прокрался в мою душу. Меня жалеют, успокаивают, а я сознательно подвёл своего товарища. Но этот стыд одновременно сопровождался, каким- то паническим ужасом, вызванным ожиданием чего- то необъяснимого.

«Не хочу!!! – закричал я мысленно – Не надо…не надо…понимаете, не надо…оставьте меня в покое,..зачем ВЫ преследуете меня? Что я ВАМ сделал? Отвяжитесь,..отвяжитесь…» К кому я обращал свои мысленные вопли, я не знал и не понимал, но интуитивно чувствовал, что всё, происходящее со мной и с Игорем является единой цепочкой огромного магического круга, выбраться из которого довольно непросто. Если бы я был верующим человеком, я бы, конечно, начал молиться. Но не такое было моё воспитание, религия у нас находилась под негласным запретом. Естественно, что ни одной молитвы я толком не знал. Так, что-то слышал в фильмах про старую жизнь, да на уроках по специальным дисциплинам, что-то там такое говорили. Но это были всего лишь бессистемные отрывки. Поэтому никакой защиты от загадочных необъяснимых явлений в своём арсенале я не имел. Тем не менее, я сосредоточился и довольно взволнованно вслух произнёс:

«Мама, я должен срочно ехать к Игорю и спасать его». Заключительные два слова я произнёс машинально, а зря.

«То есть, как спасать – вздрогнула и побледнела мама – от кого?»

Теперь я вынужден был оправдываться:

«Мама, я пошутил. Не спасать, конечно, но всё равно я срочно должен быть, я просто обязан быть у него».

«Зачем?» – не унималась мама.

«Мне очень, очень надо» – задыхаясь, снова простонал я.

«Но ты же завтра утром встретишься с ним на занятиях? – её логика была железной – или, что же, он заболел?»

«Заболел» – опять машинально соврал я, пытаясь выскользнуть из этого заколдованного круга. В этот момент я почувствовал, как краска стыда заливает моё лицо, но ничего не мог с собой поделать.

«Эх – вздохнула мама – не умеешь ты врать. Скорее ты болеешь, а не он. Вот завтра ему всё и передашь, а сейчас я тебя не отпущу…в таком состоянии. Ты явно перевозбуждён. Да и поздно уже. Он очень далеко живёт. Туда больше часа добираться. Сейчас ты должен отдохнуть».

Она, моя родная мама, стояла, загородив дверь в коридор. Что же я мог поделать в такой ситуации? Где- то в глубине души уже накапливались слёзы – слёзы отчаяния. Я в очередной, может быть в сотый, может, в тысячный раз, ощущал себя словно во сне, когда необходимо срочно бежать, а ноги как будто ватные, почти не двигаются. Но я всё-таки попытался переступить «черту» и со словами: «Мама, я должен, я обязан» – решительно направился вперёд. Я бы ушёл, я бы обязательно ушёл, мама бы смирилась. Но именно в этот момент повернулся ключ во входной двери, она распахнулась, и вошёл уставший, деловитый, мой строгий отец. Я понял, что всё пропало и завтра Игорь отправиться на встречу с неизвестностью один, без меня.

Обессиленный, я вновь опустился в кресло и тяжело вздохнул. Где-то вдали кто-то запел лирическую песню. Но эта песня раздавалась не с улицы и не от соседей. Как будто эхо песни отдавалось в моём собственном сердце. О чём была она? Я долго не мог понять. Но песня продолжала звучать. Затем звук стремительно приблизился, и каждый такт стал звучать в беспокойной душе с громадной силой. Наконец песня прекратилась, и зазвучали стихи. Но стихи эти были тоже, как лирическая музыка. Мне представилось огромное поле, сплошь усыпанное цветами. Сиреневые цветы переливаются в солнечных лучах, а вдали чуть-чуть виднеется белое воздушное платье.