Новобранец

На этом романтическая часть путешествия, самая короткая, закончилась.

Проехали Помары. Где-то здесь проходила знаменитая газовая труба, дававшая Советскому Союзу напоследок надышаться перед смертью. За спиной, стало быть, находился где-то Уренгой, а далеко впереди был город Ужгород, который, по недоразумению, довольно скоро после этой Колиной поездки превратился в иностранный. За Помарами проехали белёсый лес, припудренный цементной пылью, и вот уже зона тайги закончилась, миновали один холм, другой, вот и Казань. Да, был ещё и Зелёный Дол, на платформу которого Коля выходил поразмять ноги. В это время у поезда прогуливался и разминал ножки гастролирующий театр лилипутов. Лилипутки состроили Коле свои сильно подведённые глазки, и студент на космической скорости убежал в свой вагон, чтобы не заложить неподобающий призывнику любовный вираж.

В Казани были вкуснейшие горячие беляши по шестнадцать копеек штука, остро отдающие степными травами, которые ела при жизни та баранина, что пошла на начинку. Был и знаменитый рассыпчатый чак-чак, сладкий и липкий от мёда, отдающий всё той же бараниной. Увидел Коля побелённый извёсткой Кремль с шатровым главным собором, цветные старые дома с лепниной, давно не крашеные, похожие на частично облупленные в процессе поедания пасхальные яйца.

Купив билеты до Куйбышева и сдав свою тяжёлую ношу в камеру хранения, Коля сел на лавочку в привокзальном сквере. До посадки на следующий поезд было ещё около трёх часов. Коля раскрыл купленный в ларьке неподалёку журнал «Чаян» – татарский аналог «Крокодила» – и стал рассматривать карикатуры.

На другой конец лавочки села интеллигентная пара: сначала невысокая полная дама лет сорока в розовой пляжной шляпке из витого шнура с пришпиленной к ней пластмассовой ромашкой, и, минут через десять, к даме присоединился товарищ в клетчатой рубашке, в оттопыренном нагрудном кармане которой торчала начатая пачка сигарет «Прима». Товарищ этот был в мятых чёрных брюках с лоснящимися коленками и без шляпы вообще, но зато с двумя коричневыми бутылками пива «Жигулёвское». Мужчина открыл пиво при помощи поцарапанного обручального кольца из дутого золота; для этого он возложил окольцованную правую руку на горлышко каждой из бутылок, подцепил крышку острым краем символа любви и верности и – вуаля! – чпок, пиво готово к употреблению. Дама и товарищ пососали каждый свою бутылочку, не спеша опорожнили их, слили пену и аккуратно сложили пустую тару в сетчатую красную авоську, – видимо, чтобы дать бутылкам, как в наше время Илон Маск своим ракетам, шанс на вторую или даже третью жизнь. Потом мужчина в клетчатой рубашке спросил у Коли: «Сколько время?» Коля ответил. Потом товарищ сказал всем сразу: «Ух, жарко!» Коля не ответил, а дама хихикнула. Потом вся компания посидела минут пять молча, только Коля шуршал страницами журнала, а любитель пива позвякивал бутылками, перекатывая их в авоське. И вдруг товарищ сказал своей даме:

– Пойдем, поебёмся!

– Нет. Не хочу.

– Пойдём. Делать всё равно нечего.

– Ну ладно, пойдём!

И они ушли.

Коля поразился такой простоте и искренности отношений жителей Казани и решил осмотреть этот город подробней. Пошёл и увидел вышеперечисленное: Кремль, цветные старые дома, а ещё пыльные улицы, множество голубей, ярко-синюю широкую полосу Волги с тем островом на ней, с которого Иван Грозный делал свой подводно-подземный подкоп, чтобы овладеть этим замечательным городом, и – главное – множество красивых девушек с синими, зелёными, карими и чёрными глазами. Поел Коля и беляшей с чак-чаком, выпил горячего чёрного чаю и едва успел на поезд до Куйбышева. И – вперёд, два раза через Волгу.

В Куйбышеве Коля очень удачно купил билеты прямо до Актюбинска. Да, плацкартный вагон. Да, верхняя полка. Да, боковая. Да, около туалета. Зато прямой поезд. И снова Коля сдал свою ношу в камеру хранения, отметив про себя, что все камеры хранения пахнут одинаково чем-то кислым, и пошёл осматривать местных девушек и город. Девушки в Куйбышеве Колю не подвели и осыпали его настоящим фейерверком разноцветных блестящих глаз: зелёные, синие, голубые, карие, чёрные блёстки! Попадались даже красные, но эти не в счёт. Наткнулся Коля в парке (любитель парков!) на кинотеатр – здание с колоннами, портиком, лепниной, всё яркое, краски не пожалели! Купил и съел мороженое, потом, отстояв приличную очередь, приобрёл билет и успел на индийский фильм с Радж Капуром. У каждой женщины красная точечка во лбу. Брошенные и подброшенные дети, танцующие девушки с голыми животами и широкими бёдрами, пискляво поющие ритмичные песни на фоне таких огромных цветов, что трудно поверить в их естественное происхождение. Драки, жестокие настолько, что звук удара слышен до того, как рука или нога достигла цели. Всё кончается хорошо, все поют, пляшут, плачут от умиления, потом едят и пьют, а молодые главные герои, трезвые и голодные, с цветочными гирляндами на шеях, уединяются в роскошные покои для занятий Камасутрой. Хэппи-энд. А Коле, после двух-то серий, опять надо стремглав лететь, чтобы поспеть на поезд.

Именно в Куйбышеве у Коли родились эти строчки:

Видимо, очень тяжёл был туго набитый книгами чемодан и его неизменная подруга хозяйственная сумка.

В Актюбинск Коля прибыл ночью и едва его не проехал. Проводник забыл разбудить призывника или не посчитал нужным это сделать. Если бы не топот и ругань земляков, то поехал бы Коля дальше в бескрайние казахские степи, и ещё неизвестно, как бы у него после этого сложилась судьба. В тех волшебных краях всякое случается, всякое может произойти. Но актюбинцы – народ жёсткий, если не сказать жестокий. Могут зарезать прямо в автобусе или троллейбусе, но не потому, что у пассажира, например, нет билета, а просто так, по внезапному движению души и сердца. На подъезде к городу, где-нибудь около Курайли, Родниковки или Жилянки, народ этот так интенсивно начал ходить в туалет, что хлопаньем дверей и своей вознёй, заменявшей им организованную очередь, они могли бы разбудить даже и мёртвого, а не то, что живого, Николая, годного к строевой срочной службе безо всяких ограничений. Так что Коля немного потолкался, и вот он уже на родине – стоит со своими друзьями – чемоданом и сумкой – на перроне перед новым зданием ЖэДэ вокзала. А поезд номер восемь «Москва-Алма-Ата», не свистнув и вообще ничего не сказав на прощание, покатил себе дальше до конца своего маршрута, до которого ему надо было ещё пилить и пилить два дня скорым ходом через солончаки и выжженую степь, распугивая сайгаков и сусликов.

Дома Николая ждал сюрприз: оказалось, что дома больше нет. Выяснилось, что пока он в Йошкар-Оле обладал шансом, но так им и не воспользовался, узнать, чем же печёночный сосальщик отличается внешне от кошачьей двуустки, его родители развелись, разменяли свою большую квартиру и разъехались в две поменьше: отец в однокомнатную, мама, брат и комната Николая – в трёхкомнатную. Каким-то образом разузнав новый адрес мамы, Николай переместил к ней свои книжки и явился по этому адресу также и собственной персоной.

Последний раз родителей вместе Коля увидел уже на вокзале, когда они его провожали в обратный путь в Йошкар-Олу, где его ждал военкомат и бесплатный билет в новую интересную и увлекательную жизнь на ближайшие два года. Мама очень переживала, советовала носить шапку, как будто в армии её можно было не носить, просила чаще писать, по возможности звонить и, ради Бога, не попасть в Афганистан, хотя этот выбор был не за Николаем. Отец вспоминал свою армейскую службу; рассказывал, как правильно мотать портянки, ходить в караул, давал и прочие дельные советы, но чаще вспоминал разные забавные эпизоды из собственной своей армейской жизни. Зачем-то пустился в воспоминания о какой-то молодой черноглазой мадьярке, которая постоянно приходила и часами поджидала отца у забора войсковой части в тени платана. В итоге у Коли сложилось впечатление, что ему предстоит провести два года в чём-то среднем между пионерским лагерем, с играми в «Зарницу», и цирковым училищем, с обязательным прохождением курса акробатики, клоунады и меткой стрельбы на манер Вильгельма Телля. Кроме того, солдата в армии ждут захватывающие приключения и весёлые похождения. Интересно, нет ли у Коли в далёкой Бессарабии сводного брата или сестры? Но вот поезд тронулся, мама осталась на платформе, утирая платочком слёзы, а отец по провинциальной привычке ещё довольно долго бежал за вагоном и махал Коле в окно, к которому парень просто прилип, но поезд оказался быстрее, отец отстал, колёса застучали громче и понесли будущего защитника Родины по ночной загадочно молчаливой степи в сторону Куйбышева.