Страница 3 из 4
– Что они сказали? ― спрашивает Зина.
– Сказали, чтобы вы им не звонили.
– Они нас всех хотят уничтожить! – говорит Зина обречённо, ставя телефон на место. ― Они всех птичек отравили, всех лисят убили! Вы видели кладбище в Райцентре? Там уже места нет! Меня хотели в больницу положить, а я сказала: «Вы ещё ни одного не вылечили: из вашей больницы только одна дорога – на кладбище.
Несчастная Зина! Она была замужем у неё двое детей! Работала в совхозе ветеринаром. Но сорок лет назад заразилась бруцеллёзом. Лечилась, казалось, выздоровела. Потом новая беда: ехала с доярками на выпаса в открытом кузове. Машину тряхнуло на ухабе, она вылетела из кузова и ударилась головой о землю. Говорят, что Зина получала две пенсии: одну по старости, другую от совхоза за утрату трудоспособности. Нынешние хозяева, выкупившие совхоз, якобы, отказались ей платить. Не знаю, правда это или нет.
– Ну что? ― спрашивает Оксана, когда я возвращаюсь.
Я передаю ей разговор Зины с полицейским, и мой с ним.
– Думаю, они просто не хотят этим заниматься.
– Конечно. Хотели бы ― давно прижучили эту Ниночку! ― соглашается Оксана. – Не верю, что нельзя поставить у неё диктофон. Но ведь много чести такие технологии к ней применять… Матвейка что делает?
– Артёмка пришёл. Сидят в беседке и играют в телефон. У Артёмки пальчики так и бегают по экрану, а наш сидит рядом и пялится.
– Пойду готовить обед, – говорит Оксана, а через минуту со двора доносится её голос, ― Артёмка, давай я вам с Матвейкой по три яичка подложу, пока играете, цыплят мне выведете.
– Ну, бабушка! ― слышится недовольный вскрик Матвейки.
– Матвейка, – говорю я за обедом, – не смей повышать на бабушку голос. И вообще, в такую погоду надо бегать, играть в футбол, кататься на велосипедах. Мы с бабушкой зачем тебе велосипед купили? Будешь так играть ― станешь игроманом.
– Да не стану я игроманом! Что вы ко мне пристали?!
Я не знаю, что делать с Матвейкой. Отобрать у него телефон? Надрать уши? Я чувствую свою полную педагогическую несостоятельность. Оксана тоже.
Вечером у ворот Солдатовых вижу фургон: из соседнего района приехал за бройлерами армейский друг Виктора Игнатьевича. Я знаю, что зовут его Василий Николаевич, он предприниматель, фанат консервной промышленности, производит отличную куриную тушёнку, кошачий корм из куриных голов и ножек, да много ещё чего; а, главное, он верный товарищ: иначе, зачем бы он ехал за восемьдесят километров, чтобы купить бройлеров у друга, когда их полно в его районе. У Виктора Игнатьевича работы поубавиться. Интересно, как к этому отнесётся Наташа?
II
С утра небо затянуто тучами. Далеко на западе лениво ворчит гром. Мы с Оксаной в клубном саду, дико заросшем травой. Как говорят здесь: «Телятам разу нечего дать», потому что вчера знакомый тракторист, обещавший привести мне немного травы, внезапно уехал, не предупредив меня. Я кошу литовкой, Оксана собирает траву граблями и укладывает в ручную тележку, беспокойно посматривая на почти чёрное небо. Сверкнуло где-то недалеко и грохнуло громко и грозно. Жалобно заблеяла Машка ― коза Солдатовых.
– Пора, – говорит Оксана, я отдаю ей косу и спешно обвязываю верёвками копну на тележке.
Бежим домой. Поднимается ветер, метёт пыль. Снова раздаётся громовой раскат, но мы уже в своём дворе, заталкиваю тележку в пригон, и спешу в сени. Оксана уже там. Хлынул дождь. Близкое и далёкое исчезает за белыми струями. Не могу закрыть за собой дверь ― кто-то мешает. Оборачиваюсь ― Зина.
Вот уж не вовремя, так не вовремя. Еле удерживаюсь, чтобы не рявкнуть на неё.
– Юуура! ― заводит она свою шарманку. ― К кому мне обратиться?
– Ну что такое!? Опять в подполе кого-то пытают?
– Нееет, – говорит она, не замечая моего сарказма, – я уже не могу жить в своём доме! У меня нет дров, нет угля! Я замёрзну зимой! Мне нужна новая квартира. Куда мне идти?
– Боюсь, Зинаида Семёновна, вам некуда идти. Квартиры сейчас дают бесплатно только ветеранам войны.
– Так я же ветеран! Я сорок второго года рождения. У меня способности! Не веришь? Вот смотри…
Зина замирает и вдруг вскрикивает: «Огонь батарея!». В тот же миг небо обваливается на нас со страшным грохотом. Я вскрикиваю и приседаю, втянув голову в плечи, кажется, запахло оплавленным пластиком. Оборачиваюсь ― жива ли Оксана? Жива! Стоит, обхватив голову руками.
– Дедушкааа! ― кричит, выскакивая в сени Матвейка. ― Что это было!?
– Не бойся, молния поблизости ударила.
– А я так испугалсяяяя!
– Не плачь, малыш, не плачь! Это не опасно, это бывает, – успокаивает его Оксана, – ты что делаешь?
– В телефон маленько играл! Бабушка, я не долго играл, минут пятнадцать.
– Ну иди, иди, поиграй ещё немного.
Одна Зина довольна:
– Вот видишь!!! Меня и на фронт возили. Как скомандую: «Огонь батарея!», сразу все немцы взрываются, – она и правда верит, что это грохнуло, благодаря ей.
– Разве я не заслужила, чтобы мне дали квартиру? Я и Ельцину советы давала! Меня в Москву на вертолёте возили.
– Да мы-то не сомневаемся, что вы заслужили, – говорю я, – да только как добиться, чтобы вам предоставили то, что заслужили?
– Юююра, ты только скажи, к кому мне обращаться.
– Наверное, в соцзащиту надо съездить, или к нашему главе администрации. Если они не решат, к самому Петру Петровичу.
– Как дождь кончится, схожу к нашему. Как его звать?
– Иван Денисович.
– Мне б или новую квартиру, или в престарелый дом. В престарелый дом даже лучше. Там печку топить не надо и кормят.
– Конечно, и врачи там есть, и медсестры.
Проходит больше часа. Дождь кончается ― едва моросит. Зина уходит, забив нам буки, как здесь говорят, рассказами о дочери, которой у неё нет и никогда не было, и своих способностях.
Славный дождь! Если не случится какого-нибудь градобития, будет картошка. Как там у Есенина? ― «Как мало надо этим брадачам, чья жизнь в сплошном картофеле и хлебе»3… Оказывается, не вся та Русь ушла. Мы с Оксаной сами в какой-то степени живём мечтами и заботами тех бородачей…
Иду в стайку. Дёрн на дворе как губка впитывает воду. Такой дождище, а воды-то уже нету. Вытаскиваю тележку и тащу в денник телятам. Глядь, а против калитки, раскинув ноги и вытянув шею, лежит на боку мой трёхмесячный телёнок.
– Это что? ― ужасается пришедшая за мной Оксана. ― Он же был здоровым, молоко сосал!
– Слушай! Его молнией убило! ― ошеломлённо говорю я, осматривая телёнка. – Вот шкура опалена ― сюда вошёл разряд. Невероятно! Можно сказать, по Зининой команде нашего телёнка убило!
– Не было печали! Куда его?
– Куда, куда ― на свалку!
– Давай лучше здесь в углу денника закопаем. Чтоб природу не отравлять.
– На свалке и не такая гадость валяется! Но твоё слово закон, давай закопаем.
– Это Боженька нас с тобой пожалел, – говорю я Оксане. ― Увидел, что не по силам нам траву на всех таскать, решил уменьшить поголовье. Витин козёл-то цел?
– Да ходит вон, бородой трясёт.
Вечером гоним домой коров. За мной на велике едет Матвейка.
Из калитки выходит Солдатов ― ждёт кого-то.
– Как дела? ― спрашивает он.
– Матвейка, гони коров один, бабушка уже ворота открыла, – я останавливаюсь и говорю Виктору Игнатьевичу:
– Зина моего телёнка убила.
– Ты что, шутишь?
– Нисколько! ― я рассказываю Виктору Игнатьевичу об утреннем визите Зины и об убитом грозой телёнке.
– Как скомандовала: «Огонь батарея!», так молния в него и ударила.
– Вздор! ― говорит Виктор Игнатьевич. ― Она сто раз командовала, и ни хрена не было. Повезло тебе сегодня чудо увидеть! А я ещё подумал, не мне ли прилетело, уж больно громко ударило ― чуть не оглох! Посмотрел ― холодильник цел, телевизор цел, всё в порядке. А оказывается ― в телёнка… Моего бы козла прибило ― ничего б не имел против, – говорит он, понизив голос.
3
С.А. Еенин «Русь уходящая».